У Усяня зазвенело в ушах, как только за ним закрылись двери операционной. То ли всё дело в волнении и страхе, то ли в том, что в операционной сразу стало резко тихо и пусто. Он сжал руку в кулак, всё ещё помня ощущение ладони Лань Чжаня в своей. Он зажмурился, пытаясь сохранить его образ в своей памяти. Плотно сжатые губы вдруг запульсировали от воспоминания о тёплых губах Ванцзи. Усянь чувствовал, что его единственная надежда остаться в этом мире утекала сквозь пальцы, словно песок, с каждым воспоминанием о тех, кого он навсегда оставил за дверями операционной. Растерянный взгляд Цзян Чэна, полный ужаса взгляд Лань Чжаня — ещё мгновение, и к давящему чувству в груди Усяня добавятся слёзы, которые показывать при медсестрах и враче будет не совсем уместно.
На лицо надели маску и подали анестезию, пути назад нет. В этот момент Усянь осознал одну вещь — он совсем не хочет умирать. Да, возможно, прожитая им жизнь была не такой уж осмысленной и яркой. Да, возможно, он много куда опоздал и много чего упустил. Да, возможно, он недостаточно разумно распорядился отмеренными ему годами. Возможно, всё это вкупе с бессмысленностью бытия ставило его в один ряд с людьми, которые прожили всю жизнь без мечты — Усянь и вправду относился к таким. Но сейчас, когда каждый вдох даётся со всё большим трудом, а рассудок постепенно затуманивается, он твёрдо уверился, что не может умереть вот так, под склонившимися над ним медсестрами и врачом, натягивающим медицинские перчатки. Умирать в обстановке белых стен, от которых веет смертью, на операционном столе, лёжа на котором умерли сотни, если не тысячи людей, — это ужасная смерть. В особенности, потому, что он прекрасно осознавал, что несмотря на всё своё дикое рвение жить дальше и начать жизнь с нового листа, у него ничего не выйдет — и его душа пополнит ряды душ, покинувших тело в стенах операционной.
Усянь медленно погружался во тьму. Словно ему спели успокаивающую колыбельную, а затем надели на уши огромные и тёплые наушники. Сначала мысли болезненно крутились в голове — улыбка Ванцзи, смех Цзян Чэна, его маленькие брат и сестра, мать, которая складывает в его рюкзак все его награды и заодно всё его детство. Моменты счастья сменялись моментами лишения. И прежде чем окончательно провалиться в медикаментозный сон, он улыбался — ярко и во все тридцать два, как это бывало раньше.
Тьма вдруг обернулась ярким солнечным светом. Хэ Сиу открыл глаза, зажмурившись от утренних солнечных лучей, и зевнул. Под боком всё ещё сопел Сяодан, и Сиу не смог сдержать улыбки, глядя на него. Судя по всему, час был ранний, поэтому он, решив дать Сяодану ещё немного поспать, вышел из их укрытия, которым им служила расщелина в скале, и, захватив пару глиняных сосудов, отправился к реке набрать воды.
Ему нравилась жизнь, которую он вёл. Ощущалось всё происходящее с ним как длинное путешествие с любимым человеком. Каждый день они продвигались вглубь страны, шли по дорогам, которые сами и протаптывали. Их верным спутником было солнце, лучи и тепло которого они впитывали, словно молодые растения. Прекрасные пейзажи, чувство умиротворения и бесконечного счастья. Перспективы провести остаток жизни вместе. Всё это безмерно радовало Чуньлиня, он не мог быть ещё счастливее, чем в этот самый момент.
Неподалёку протекала речка с такой чистой водой, что отчётливо было видно каждый камушек на дне. В траве стрекотали кузнечики, Хэ Чуньлинь собирал голыми ногами росу, и это доставляло ему невероятное удовольствие. Опуская кувшин в реку, он чувствовал, какой прохладной была вода — живительная панацея в жару, что стояла уже несколько недель. Когда сосуд был полон, он осторожно отставил его в сторону, схватившись за второй.
Но вдруг его ухо уловило какой-то непонятный шорох. Улыбка сползла с лица, мышцы в момент напряглись, а в душе зародился страх, о котором он уже давно забыл. Реакция опережала сознание, и вот он уже подскочил на ноги, тревожно оглядываясь по сторонам. Сердце колотилось, а рука схватилась за нож в кармане поношенных штанов.
Сзади него раздался хруст ветки под чьей-то ногой, но обернуться на звук Хэ Сиу не успел — глиняный кувшин, который он недавно наполнил водой, в ту же секунду разбился об его голову, обливая плечи и остальное тело ледяной речной водой — Чуньлинь упал, лишившись чувств.
В сознание он пришёл вместе с тупой болью в голове — теперь они неразделимы. Он медленно привык к тому, что его руки оказались связаны, а сам он сидел в неудобной позе, спиной прислонившись к стволу дерева. Он не понимал, где он и что происходит, — помнил колющее ощущение ледяной воды, обдавшей нежную и горячую кожу. Зато отлично осознавал, что его для чего-то связали и похитили — разве он представляет какой-то интерес для других?
Первой мыслью было, что его наконец-то нашли, и теперь хотят отвести к Императору, чтобы тот решил, как с ним поступить в наказание за смерть своего родственника. Но затем Чуньлинь осознал, что самого его винить некому — те, кто знал, кем он был на самом деле, давно остались позади. А настоящий Хэ Сиу, как бы больно ни было это осознавать, умер в той покосившейся лачужке в компании мёртвого зайца, готовящегося на слабом огне.
— Голова, должно быть, сильно болит, да? — он услышал незнакомый голос прямо над своим ухом. Раздалось противное чавкание — человек грыз яблоко.
Но поднять голову он не успел — кто-то сильно сжал его виски крепкими пальцами.
— Что вам от меня нужно? — прошипел он в ответ.
— Информация, — человек усмехнулся. — Скажешь, где сейчас этот чёрт Сяодан, и мы, возможно, отпустим тебя.
— Надейся, — Чуньлинь ухмыльнулся.
Затем последовал пинок в живот. Кажется, этот человек носил тяжёлые сапоги — удар был таким, что перед глазами Чуньлиня заплясали искорки.
— В твоих интересах выдать его местоположение. Мы знаем, что ты вертишься рядом с ним, как хвостик, — добавил мужчина, его голос стал ниже, теперь в нём слышали агрессивные нотки. — Тебе всего лишь нужно показать, где вы разбили лагерь.
Чуньлинь сообразил, что его руки связаны не намертво, и уже предпринял первые попытки дотянуться до ножа в кармане. К счастью, он был надежно спрятан в складках одежды, так что эти идиоты вряд ли смогли догадаться, что он что-то прячет.
— О, или ты думаешь, что он действительно просто держит путь в Японию? — похититель хищно улыбнулся. — Давай проверим, будешь ли ты защищать его и дальше, если узнаешь, что он готовит покушение на Императора, а в Японии планирует собрать небольшую армию наёмников.
Ладонь Чуньлиня замерла в сантиметре от кармана. Внутри него что-то отчаянно вспыхнуло, но тут же погасло. Разве Сяодан действительно планировал всё это так давно? Они провели вместе несколько месяцев, но неужели он взял его с собой в путешествие только потому, что он может быть полезен как солдат, как очередное пушечное ядро в его тактически продуманном плане?
— В столице повсюду плакаты с рисунком Хэ Сиу, который на данный момент является преступником номер один, но это временно. Совсем скоро все узнают, что Чжоу Сяодан, который подстроил то нападение на отпрыска императорской семейки, куда более серьёзный претендент на место особо опасного и разыскиваемого.
Яблоко, которое ел мужчина, выпало из его рук, когда он планировал сделать очередной укус. Он нагнулся, чтобы поднять его, и Чуньлинь, воспользовавшись моментом, вонзил нож в его горло, наконец высвободив руки. Брызнула кровь, горячая и жидкая. Чуньлинь безэмоционально смотрел на мужчину, дёргающегося в конвульсиях. Ему было всё равно.
Чжоу Сяодан, которого он так любил всем своим естеством, оказался виновным в смерти его любимого брата. Из-за Сяодана его жизнь пошла под откос. Всё рушилось, но сильнее всего Чуньлинь ощущал, как его собственное сердце крошится на куски.
Он подставил лезвие к своей шее, чувствуя прохладу ножа, хоть он и был измазан в крови. В голове проносились их совместные моменты тихого счастья, которое было ложью с самого начала. Его никто на деле не любил — он стал пешкой, что защищала короля на шахматной доске.
Одно резкое движение — лезвие блеснуло на солнце, умытое его кровью. Терять больше нечего — изначально он планировал убить всех, кого потребуется, чтобы не позволить им узнать местонахождение Сяодана и осквернить его имя, но теперь, когда его сердце разбито вдребезги, вариант убить себя не кажется чем-то особенным. В конце концов, даже так он всё же защитил того, кого любил, ведь кроме него, Хэ Чуньлиня, никто не располагал информацией о месте, где они разбили лагерь.
Его тело с глухим звуком повалилось на землю рядом с человеком, которого он недавно убил. Глаза Чуньлиня остались открыты — в них отражалось голубое небо с лениво плывущими белыми облаками и заодно глубокая боль от предательства самого близкого. Мог ли он знать, что его самоубийство заставит Сяодана отказаться от своего кровавого плана? Чжоу Сяодан, потративший года на поиски внезапно пропавшего ранним утром Хэ Сиу, которого любил всем сердцем, нежно и по-настоящему, поймёт, что без любимого человека его жизнь ничтожна, а план убить Императора и стать узурпатором — глупая и жестокая мечта. Всё, что у него осталось от Сиу, это воспоминания и разбитый глиняный кувшин, который он нашёл у реки в тот же день, когда сердце Хэ Сиу перестало биться на целых сто лет.
Ресницы Вэй Ина затрепетали, он медленно открыл глаза. Над ним всё ещё стоял, склонившись, хирург, раздавалось тихое пищание аппаратов.
«Почему я смог открыть глаза?» — подумал Усянь, оглядываясь по сторонам.
Он попытался пошевелить руками, и движение вышло правдоподобным, за исключением одного «но» — его руки неподвижно лежали вдоль тела. Он повторил то же самое с ногами — Усянь действительно чувствовал, как пошевелил ими, но на деле всё его тело продолжало без движений лежать на операционном столе.
Тогда Усянь предпринял последнюю попытку и сел — картина перед глазами сменила ориентацию, теперь он прямо перед собой видел другой конец операционной, а не белёсый потолок. Но стоило ему оглянуться назад, и он сразу всё понял.
Сейчас он не был в своём теле. Физическая оболочка всё ещё находилась под действием анестезии, а душа нашла выход из тела.
«Так, это очень плохо, — подумал он, слезая с операционного стола. Одет он был точно так же, как и перед операцией. — Когда душа покидает тело, обычно это означает лишь одно…»
Но он не успел до конца оформить мысль — аппараты истошно запищали. На всю операционную раздалось громкое:
— Нет пульса!
Усянь подскочил к своему телу и схватил его за руку. Его собственная рука прошла сквозь руку «Усяня на операционном столе». Он попытался сесть на него, дотронуться до лица, но всё бесполезно — любое действие заканчивалось провалом так же, как и предыдущее.
«Я не могу вернуться в своё тело!»
— Доктор, мы его теряем!
— Продолжайте пытаться!
Его разум метался в огне. Неужели прямо сейчас он умирает? Неужели это действительно его конец, то, что было уготовано судьбой уже давно?
Команда медиков не переставала пытаться, не оставляла попытки реанимировать его. Глаза Усяня перебегали от одного лица в маске к другому — порядка восьми человек сейчас боролись за его жизнь, а он видел, как умирает, но ничего не мог сделать. Он без конца пытался вернуться в своё тело, но результатов это не дало. И совсем скоро тишину в операционной разрезали слова хирурга:
— Зафиксируйте время смерти.
Вэй Ин посмотрел на висящие на стене часы — они показывали 23:01 — и поспешил за доктором, который направился к выходу из операционной.
Ванцзи и Цзян Чэн, увидев доктора, подскочили со своих мест. В сердце Вэй Ина что-то болезненно кольнуло, стоило ему увидеть лица своих двух самых близких людей, которые исказились в гримасе боли, стоило доктору произнести решающие слова:
— К сожалению, Вэй Усянь умер, несмотря на все усилия врачей. Зафиксированное время смерти — 23:01.
И лучше бы он не видел, как Цзян Чэн, перестав дышать, поднёс ладонь ко рту, чтобы не закричать, и отвернулся, когда горячие слёзы вырвались из плена и потекли ручьём по щекам. Лучше бы он не видел, как Лань Чжань слегка покачнулся на месте, потеряв ориентацию в пространстве, а его глаза едва не закатились, но он схватился за спинку стула и удержался на ногах, хоть его всего и трясло, как осиновый листок на ветру.
Усянь вдруг подумал, что это его проклятье. Что теперь он, хоть и умер, останется на этой земле бродить в виде призрака, вынужденный видеть страдания тех, кого любит. Он не может сейчас подойти к Цзян Чэну и успокоить его, сказав, что всё будет хорошо. Он не может взять Ванцзи за руку и прижать его к себе, утешая. Он не может
н и ч е г о — только видеть, как они страдают, и чувствовать, какую невыносимую боль это приносит.
Сам не свой, он вернулся в операционную, где его тело всё ещё лежало на операционном столе. Медсестры расселись по разным углам, сдерживая слёзы — смерть каждого пациента они переносили как свою собственную, и смерть Усяня не стала исключением из правила. Никто не решался подойти к человеку, смерть которого наступила всего минуту назад, но все уже успели её прочувствовать.
Усянь подошёл сам к себе, встал на колени и произнёс:
— Ты не можешь умереть. Ты должен жить ради Лань Чжаня, который так и не узнал, что случилось с Хэ Сиу. В твоём теле есть силы, чтобы противостоять смерти, я знаю это. Позволь мне вернуться в тело, чтобы дорогие тебе люди за дверью операционной не испытали горя твоей смерти. Долгое время ты не хотел жить, но пришла пора собраться с силами и жить ради них — тех, кто отдал часть своего сердца тебе.
Он лёг на операционный стол, пытаясь обнять своё тело руками, заранее зная, что это ни к чему не приведёт. Если бы он мог заплакать, он бы заплакал прямо сейчас. Одна мысль о том, что ему придётся побывать на своих собственных похоронах, пугала его, но сильнее пугало то, что ему придётся увидеть Цзян Чэна и Лань Чжаня на своих похоронах.
Он изо всех сил зажмурился, пытаясь поверить, что если он сейчас загадает желание, оно обязательно сбудется.
***
Цзян Чэн взял себя в руки и утёр слёзы кулаком. Он развернулся и увидел доктора, который устало побрёл обратно в операционную.
— Погодите, — окликнул он его надломанным голосом. — Это… это точно не ошибка?
Цзян Чэн был готов на всё, чтобы услышать заветные слова о том, что Вэй Ин жив, а доктор просто неудачно пошутил. Хотя сейчас вовсе не первое апреля, да и глупым шуткам не место в стенах больницы, перед дверями операционной.
Доктор обернулся, встретившись взглядом с покрасневшими глазами Цзян Чэна.
— Мне очень жаль, но…
Двери операционной распахнулись, и в коридор на заплетающихся ногах выбежала медсестра в съехавшей набок шапочке. Заикаясь, она торопливо заговорила:
— Доктор, доктор! Пульс… У него появился пульс!
И бросив всё, эти двое поспешили обратно в операционную, подарив Цзян Чэну и Лань Чжаню надежду, что всё ещё может закончиться хорошо. В этот момент они оба позабыли о взаимной неприязни друг к другу — их объединил общий страх того, что и этот второй шанс может не помочь. Мысленно оба молились о том, чтобы увидеть Вэй Ина снова. Цзян Чэн бы отдал всё, чтобы попросить прощения у Усяня, сказать, что ему никогда не было всё равно. Лань Чжань мечтал хотя бы ещё раз подержать его за руку, поцеловать и мягко шепнуть на ухо слова любви.
Но пока они одни в этом коридоре, делящие одну на двоих боль, непрерывно следящие за дверями в операционную, мечтая увидеть того, кто определённо сделал жизнь каждого из них ярче. И за этими дверями прямо сейчас этот самый человек отчаянно хватается за спасительную соломинку, пытаясь выжить.
***
Мягкий сентябрьский ветер проникал в палату сквозь открытое окно. Начало сентября выдалось на удивление тёплым, солнце, казалось, всеми силами не хотело покидать небосвод, раздаривая остатки тепла тем, кто в этом особенно нуждался.
Было тихо. С улицы доносились приглушённые звуки цивилизации, но ничто не нарушало покоя человека, сидящего в палате в данный момент. Он сидел, прикрыв глаза и сложив руки на коленях. В этой палате он впервые появился несколько месяцев назад, и за это время вся его жизнь изменилась в лучшую сторону.
Изредка он открывал глаза и наблюдал за лежащим на кровати молодым человеком, надеясь увидеть хоть какое-то движение. Его сердце билось чаще, стоило перевести взгляд на лежащий на тумбочке парик из чёрных волос — он с нетерпением ждал момента, когда сможет вновь увидеть его на голове того, ради кого этот парик был изготовлен.
Ресницы Вэй Ина затрепетали. Несколько секунд он смотрел перед собой, пытаясь осознать где находится. Узнав свою палату, он облегчённо выдохнул и тем самым привлёк внимание Лань Чжаня.
— Вэй Ин! — воскликнул он, пододвинувшись ближе к нему и схватившись за его руку. — Ты очнулся!
Усянь попытался что-то сказать, но звуки просто не вылетали из его рта. Заметив это, Лань Чжань произнёс:
— Не трать силы, лучше отдыхай. Мы ещё успеем поговорить.
Усянь моргнул в знак согласия. Всё тело болело, особенный дискомфорт доставляла раскалывающаяся голова. Ему ничего не оставалось, кроме как просто разглядывать Ванцзи, наслаждаясь каждым мгновением.
«Неужели у меня получилось? — подумал он. — Я теперь здоров?».
Разглядывая Ванцзи без какого-либо укора совести, Усянь вдруг вспомнил последние мгновения жизни Хэ Сиу. К горлу подкатил комок слёз — он должен как-то сказать Ванцзи об этом. Ради этого и началось их общение, ради этого Ванцзи стал ходить в больницу каждый день, и чем дальше, тем больше он осознавал, что делает это не из интереса узнать, как сложилась жизнь Хэ Сиу, а из-за того, что просто-напросто влюбился в Вэй Усяня, в этого идиота, который уговорил медсестру прокатить его по коридорам больницы на инвалидной коляске.
Ванцзи знал тайну Чжоу Сяодана и знал, что тот до конца своих дней жалел, что вплёл в это Хэ Сиу. Самым страшным в этой истории Ванцзи считал вовсе не то, что у Сяодана были скрытые умыслы в отношении Хэ Сиу — вовсе нет. Самое страшное — он не успел сказать ему о своей любви, и Хэ Сиу умер с единственной, но ошибочной мыслью, что тот, кого он любил больше жизни, никогда не любил его в ответ, несмотря на сладкие речи. Поэтому сейчас Ванцзи, видя, что Вэй Ин пришёл в себя после самой важной операции, тихо прошептал:
— Я люблю тебя.
Реакция Вэй Ина его удивила — по его щеке скатилась слеза. Лань Чжань осторожно и деликатно вытер её подушечкой большого пальца и спросил, зная, что не получит ответа:
— Почему ты плачешь?
«Потому что я не могу ответить, что тоже люблю тебя и что только мысль о тебе заставила моё сердце забиться вновь, когда я был готов умереть», — подумал Вэй Ин, мечтая, чтобы Лань Чжань сейчас услышал эти важные слова.
Лань Чжань крепко сжимал ладонь Усяня в своей, боясь выпустить. Столько раз он был на волоске от того, чтобы потерять Вэй Ина, но каждый раз какие-то неведомые силы возвращали его с того света. И силы эти, конечно же, были силами любви. Их души, находясь в разлуке более ста лет, наконец нашли друг друга в этом хаотичном мире, и теперь ничто и никто не сможет их разлучить. Впереди у Вэй Ина период реабилитации, который может занять довольно много времени — ему предстоит научиться заново ходить, говорить, пользоваться повседневными вещами. Но что бы ни произошло, рядом с ним всегда будет Лань Чжань, готовый поддержать его во всех начинаниях.
— Я люблю тебя.
— Я тоже люблю тебя, и только мысль о тебе заставила моё сердце забиться вновь, когда я был готов умереть.
И эти слова любви будут раздаваться в веках, возвещая о первой жизни, в которой их души счастливы быть вместе.
