Пятнадцать солнышек

Свет, как опытный десантник, пробрался сквозь все преграды, включая наглухо задёрнутые занавески и натянутое на голову одеяло. Союз с трудом разлепил глаза и процедил ругательство в адрес нарушившего его личное пространство солнца. Сейчас бы дрыхнуть не вставая до обеда. Но нет. Обязательно надо его разбудить. Мужчина поднялся с кровати, уронив на пол одеяло, подошёл к окну и рывком распахнул его, смахнув с подоконника документы. Плевать на бумажки. Потом соберёт. Он опёрся локтями на подоконник и выглянул наружу. Где-то внутри огоньком вспыхнул восторг. Нет, не зря он встал именно сейчас, в полпятого утра. Солнце явно старалось его впечатлить. Листва деревьев сверкала позолотой, а те, что подальше, вовсе полыхали золотым огнём. Чистое, без единого облачко небо. А на нём — тот самый ночной работяга. Солнце будто спрашивает: «Ну как, нравится тебе, соня? Не зря старался?» Не зря, ох как не зря. Что бы поделать в такой прекрасный день? Идеи быстро зрели в просыпающейся голове. И самая первая — уже удачная. Почему бы не сводить детей на природу? В самом деле, почему бы и нет. Союз улыбнулся солнцу, погрозил ему кулаком и тихо, на цыпочках, покрался к шкафу — собирать вещи. И споткнулся об одеяло. Через несколько секунд в доме не спал уже никто. * * * После нескольких минут непрерывной брани, которую слышала вся улица (никто и не подумал закрывать окно), дети наконец уселись тихо. Отцу помогали только старшие. Не то что бы детки могли серьёзно напортачить, но ему было спокойнее, когда большую часть семьи было видно, но не слышно. Тишина в комнате — залог хорошего настроения у папы. А если папа в хорошем настроении — прогулке быть. Поэтому все просто сидели с каменными лицами и сосредоточенно смотрели отцу в спину. Солнце, вполне довольное началом утра, улыбалось в окне. * * * Союз уже во второй раз мысленно поблагодарил солнце за своё раннее пробуждение. Ведь на улицу они выбрались только к девяти часам. А если бы вышли ещё позже, то прогулка была бы под угрозой — мало кому нравится гулять в такую жарень. Надо бы собрать детей по улице, пока они не разбежались ещё дальше, и как-нибудь их построить. — Дети! Встаньте так, чтобы я вас всех видел! ДЕТИ!!! Я КОМУ СКАЗАЛ!!! От этого крика остановились не только его дети. И вообще не только дети. Вся улица замерла в страхе. Голубя Аркашу парализовало в полёте и он упал в траву. Отец воспользовался ситуацией и быстренько пересчитал детей. Два раза. На всякий случай. Все есть, отлично. — ВОЛЬНО!!! Дети начали подавать признаки жизни. Какая-то старушка обнаружила, что всё это время не дышала и теперь судорожно навёрстывала упущенное. Возмущённый Аркаша злобно курлыкнул и принялся искать выпавшую из клюва семечку. — Что, решил выгулять свою свору подальше от людей? — раздалось с соседского забора. Союз даже не обернулся. Америка. Он по голосу, по звуку шагов, да даже по собственной испорченной карме способен узнать этого придурка. Как же он его ненавидит. Если бы они были одни, Союз бы, конечно, подошёл и разобрался, но не стоит портить это утро ещё и детям. Не сегодня. — На себя посмотри. И на свою свору. Небось, в подвале их прячешь от окружающих? Дети, пошли. * * * Он быстро нашёл в памяти полянку, на которой можно было расположиться. Нашёл-то быстро, а дойти — это уже другой вопрос. Дети, естественно, почти сразу начали ныть. — Что, детишки, скучно? А давайте будем строевой шаг отрабатывать? Левой! Левой! Ать-два! И всё. Другое дело. Уже не скучно. * * * — Всё, дети, мы на месте. Можно падать! — выдохнул Союз и первый упал на траву. А дети… Что дети? Эти живые прямоходящие ракеты с бесконечным запасом энергии сразу же бросились исследовать полянку. Через пару секунд в поле зрения не осталось никого. Минуты три отец пытался заставить себя принять участие в играх своих детей, но потом сдался желанию поспать и позорная капитуляция его ничуть не беспокоила. Беспокоило другое — закрыться от солнцем одеялом уже нельзя. Ведь одеяло он попросту оставил дома. А солнце всё ещё улыбается — теперь ехидно. — Ах ты ж светящийся засранец, — пробурчал Союз и натянул на голову рюкзак. Идеально. Около часа его никто не беспокоил. Солнце, смирившись с невозможностью достать беднягу из рюкзака, приятно грело, а мягкая трава была ничем не хуже простыни. Но всё хорошее кончается. Дети, всё это время занимавшиеся чёрт пойми чем и вполне довольные таким раскладом, проголодались. — Папа, мы кушать хотим! — Ну па-а-а-апа! Союз прекрасно притворялся спящим. Пока с него не стащили рюкзак и не пихнули крылья в лицо. Он, конечно же, чихнул, и после этого притворяться было уже невозможно. — Сволочь пернатая, — беззлобно пробормотал отец и наконец поднялся, — самый умный будет есть последним. — Ну пап! — Шучу я. Вытащили скатерть, расстелили на траве, разложили по ней еду. Дети уже пожирали это изобилие взглядами. Но перед едой нужно выполнить важный ритуал. Нет, это не молитва. Нужно пересчитать детей. Отец быстро пробегает глазами по рассевшимся кружком детям. Четырнадцать. И ещё раз. Четырнадцать. А теперь тщательно, загибая пальцы. ЧЕТЫРНАДЦАТЬ!!! Союз тяжело вздохнул. — Кого-то съели медведи, а вы мне не сказали?!