Пятнадцать солнышек

Треск в кустах ежевики неподалёку заставил обернуться и отца, и детей. — Никто меня не съел… Ай! Выбраться помогите! — раздалось из тех же кустов. Союз прищурился. — О, нашлась пропажа. Впрочем, вытаскивать сына из кустов он не спешил. Заросли ежевики потряслись ещё немного, и из них вылез исцарапанный, весь в листьях и маленьких веточках, Россия. — Позволь спросить, зачем ты туда полез, а? Своего шила в заднице мало, и ты решил ещё колючек набрать? — спросил отец, одновременно пытаясь оценить масштаб повреждений. Сын умудрился оборвать три пуговицы на рубашке, а на изодранные на коленях штаны смотреть было больно и страшно. — Пап, там ягоды! — тут же выкрикнул Россия, будто бы и не заметив упрёка в голосе папаши. — Ну и где твои ягоды? Нам не принёс? — Я пытался… Но раздавил, пока вылазил, — вздохнул сын, показав на всеобщее обозрение покрытые красным соком руки. И тут же принялся их облизывать. Союз тяжело вздохнул. Ну кто бы сомневался. Хорошая рубашка, хорошие штаны — можно было бы не один месяц носить. А на этом ребёнке всё будто огнём горит. И всё из-за какой-то ежевики. — Садись. Кушать будем. Сыночек-оторва подошёл к остальным и сел на траву. И тут кто-то сказал: — Пап, я тоже хочу ягод! Отец криво улыбнулся. — А давай я тебе лучше конфетку дам? Эти ягоды дикие, они наверняка кислые. И у него почти получилось… Как вдруг Россия крикнул: — Нет, не кислые! Они очень даже вкусные. И тут началось. — Пап, я тоже хочу ягод! — И я! — Татку, я теж! — Сынок, ты что-то путаешь. Они невкусные. — Нет, вкусные! — упёрся не к месту честный Россия. — Папа, сходишь за ягодами? — Ну пожа-а-а-алуйста! Прекрасный день испортился прямо на глазах. Чёртово солнце. Чёртовы ягоды. Конечно же, он туда пойдёт — если не пойдёт, дети будут смотреть на него щенячьими глазками до конца прогулки. А потом ещё и будут дуться целый день. Придётся идти. Союз наконец заставил себя встать… И тут в кусты с низкого старта бросилась сине-золотая крылатая молния. — Папа, я сам! — крикнул Казахстан и исчез в кустах. — Не надо, исцарапаешься! — во всю глотку рявкнул отец, но было поздно. Сын уже залез так далеко, что его не было видно, только золотые перья остались на ветках. Отец плюхнулся обратно в траву. Ну что за наказание?! — А можно кушать? — спросил кто-то за спиной. — Можно, — буркнул Союз и прикрыл лицо рукой. * * * Сын шуршал в кустах долго, около десяти минут. А потом внезапно появился — с расцарапанным лицом и без рубашки. В рубашку с завязанными подолом и рукавами Казахстан набрал ягод. Естественно, из снежно-белой она уже превратилась в красную. Союз выдал фразу, которую уж точно не стоило слышать детям. Россия вытащил из заднего кармана потрёпанный блокнот и тут же записал туда «красивое» выражение. Вернувшийся из кустов сыночек выглядел, как маньяк, заляпанный кровью жертв. Причём жертв явно было много. А кое-где действительно была кровь — крайне неосмотрительно лезть в ежевику без хотя бы тонкой рубашки. Бедный отец уже в который раз за только начавшийся день тяжело вздохнул. — Так, дети. Вы пока ешьте ягоды, а я вашего непутёвого брата на речку поведу. Дети послушались и принялись уплетать ежевику за обе щеки. Союз улыбнулся, взглянув на эту идиллию и тут же снова нахмурился, повернувшись к побывавшему в кустах Казахстану. — Пошли, чудо ты… в перьях. Сын подчинился вообще без возражений. До реки было довольно далеко, но ребёночек шёл смирно и нервов отцу не трепал, так что настроение у того снова поднялось. Остановившись где-то в середине дороги, Союз снова оглядел своего сына с ног до головы и усмехнулся. — Ты похож на бойцовского петушка, проигравшего схватку. — Победившего! — тут же возмутился Казахстан, — просто противник был большой и колючий! Отец фыркнул. — Да ты по жизни победитель. * * * Дошли они на удивление быстро. «А может, их поодиночке выгуливать? Они так адекватнее», — даже подумал Союз. — Раздевайся до конца и заходи в воду. А я тут постою и посмотрю, — сказал отец и подтолкнул сына к берегу. Тот сбросил штаны и зашёл. По колено. — Сына, дальше заходи. Теперь по грудь. Этого было бы достаточно, но крылья торчат над водой. А перья лучше отмыть как раз пока сок не засох — а то получится, как с тарелкой от гречки, которую вовремя не помыли. — Ещё дальше. Уже по горло. А крылья всё ещё над водой. — Сына, не халтурь! — Пап, я не хочу перья мочить! Я же не утка! Союз снова вздохнул. Придётся принимать радикальные меры. Он закатал штаны до колена и зашёл в реку. Сын выпучил глаза: — Пап, я лучше сам как-нибудь! Опоздал. «Сам» — уже не вариант, потому что папочка вошёл во вкус. — Я сказал «Купаться!», значит, будешь купаться, маленький петушок! — крикнул отец и окунул мальчика в воду. Но Казахстан схватил его за ногу и потащил к себе. Союз потерял равновесие и свалился в воду, подняв брызги. Он бы покрыл нецензурной бранью и речку, и сына, и, уже по устоявшейся традиции, солнце, но материться в воду бесполезно. А когда он вынырнул и увидел рядом хитрую мордашку сына, злиться уже не получалось. — Малой, в кого ты такой хитрожопый? — А у меня что, есть другой папа? — весело фыркнул сыночек и плеснул папе в лицо. Отец ответил ему тем же. Его уже совершенно не беспокоила порванная одежда сыновей. И то, что он сам купается в одежде, тоже не беспокоило. Давно ему не было так весело. А целая семья речных лягушек посмотрели-посмотрели на всё это дело, да и эмигрировали на юг. Там, на юге, поспокойнее. И всякие двуногие придурки в воду не прыгают. * * * Отец с сыном, оба в одних трусах (благо погода позволяла), подходили к той полянке, с которой всё и началось. — Теперь придётся переулками домой пробираться. Чтобы какой-нибудь идиот слухи не распустил, — проворчал Союз. — Зато нам весело было, — улыбнулся Казахстан, и отец с ним был абсолютно согласен, — Как думаешь, нам оставили ежевики? — Хотелось бы, — ответил Союз. Раз уж всё это кончилось, пусть даже кончилось не лучшим образом, почему бы не поесть ягод? Он этого сегодня точно заслужил. * * * Когда отец подошёл к полянке, улыбку с его лица словно ветром сдуло. Дети даже не пробовали есть аккуратно. Лицо и руки были в соке абсолютно у всех. А у кого-то даже ноги. — Я, кажется, выяснил наконец видовую принадлежность своих детей. У меня один петушок и четырнадцать маленьких свинок! Никто на это заявление не обиделся. Живя в этой семье, ты рискуешь нарваться на словечко похлеще «свинки». — Так, дети, сейчас мы все вместе пойдём купаться! Казахстан, ты уже чистый, посторожишь вещи. Мы быстро. Встали, пошли. Союз построил детей парами, а сам шёл сзади, следя, чтобы никто никуда не убрёл. Дети, чувствуя его, скажем, не лучшее настроение, почти не шумели, и Союзу снова стало лучше. Он даже начал насвистывать какую-то песенку, как вдруг сзади раздался топот. Отец обернулся. Ну кто бы сомневался. — Мне просто стало скучно, и я подумал… Может, я ещё разок искупаюсь? — виновато спросил Казахстан. — Идём, куда тебя девать, — хмыкнул Союз, — А вещи? — А я их… спрятал. То есть их, конечно, видно, но за ними точно никто не полезет! — похвастался чрезвычайно довольный собой сын. — И куда же? — спросил отец, уже чувствуя недоброе. — В ежевику, пап. И ты уж извини… Я туда больше не полезу.