Падение Икара

Икер стягивает лонгслив в раздевалке после матча и чувствует, как между лопаток у него словно прожигается дыра. Насквозь — до самого солнечного сплетения. Он оборачивается. Так и есть: Олли. С тех пор как Икер пришёл в команду и обнялся при знакомстве с каждым, это ощущение никогда не подводило. Олли пялился постоянно: вначале просто открыв рот, растягивая его в широкую улыбку, как только Икер заговаривал с ним, — потом уже с закрытым ртом, но распахнутыми глазами, в которых Икер настолько отчётливо видел своё отражение, что можно было причесаться и побриться. Он вообще видел себя облике Олли всё резче — словно на проявляющейся старой фотоплёнке. Например, каждый раз, когда Икер заходил в раздевалку, лицо у Олли было «О! Это же Касильяс!». И смотрел он всегда снизу вверх. Понятное дело, Икер и так был выше, но в исполнении Олли этот взгляд всегда выглядел так, будто Икер не слезает с пьедестала. Это забавляло и умиляло одновременно. А взгляды... На Икера смотрели сотни тысяч глаз, но именно эти взгляды тёмных блестящих глаз, брошенные исподтишка, и будоражили, и приводили в замешательство. Казалось бы, ничего особенного — с таким восхищением мальчишки обычно смотрят на своих кумиров, но проскальзывало в них что-то такое, из-за чего Икер старался, чтобы их взгляды не пересекались. Это было какое-то неуловимое чувство, объяснение которому снизошло на Икера, как озарение, когда он подсмотрел этот взгляд в телефоне, в то время как Макси, хохоча, притянул его к себе, чтобы сделать совместное селфи. Этот взгляд мог означать только одно — его желали. Спутать с каким-нибудь иным его было невозможно — Икер уже видел подобное желание в других карих глазах, когда-то давно. Да и сейчас оно вспыхивало в них при редких встречах в Мадриде. На этот раз Икер решил поступить иначе: делать вид, что ничего особенного не происходит. Юношеская любовь — как корь, краснуха, ветряная оспа: нужно переболеть в детстве и укрепить иммунитет. А если не обращать внимания на этот открытый рот и распахнутые глаза, то болезни, возможно, пройдут в лёгкой форме. Кроме того, Олли впечатления тяжёлого танка, перемалывающего всех угодивших под гусеницы, как Сесе, не производил. Впрочем, и в броне Сесе были слабые места, отлично Икеру известные, и, по горькой иронии судьбы, Олли — как однофамилец одной такой бреши — постоянно Икеру об этом напоминал. Однако не обращать внимание удавалось всё хуже: каким-то образом Олли всё чаще оказывался рядом с ним на тренировках, в раздевалке и в автобусе. Вот и сейчас они сидят рядом за одним столом в ресторанчике, куда после победы завалила вся команда, позволив себе по такому случаю хорошего вина. — Странно... — задумчиво говорит Олли, оглядывая галдящих товарищей. Эта реплика сказана таким тоном, будто никому не предназначается, да и Олли уже порядком захмелел, поэтому Икер не ожидает продолжения, но Олли, помолчав, повторяет: — Странно... — Он поворачивается к Икеру и произносит, не отрывая от него расфокусированного взгляда: — У тебя бывает такое чувство, словно всё, что творится вокруг, происходит не с тобой? Я имею в виду... не могут ведь желания исполняться настолько... — Он запинается, подбирая слова и оглядывая Икера теми самыми круглыми глазами. — Буквально... Понимаешь?.. Икер, признаться, ничего не понимает, но догадывается, потому что Олли, пошатываясь, закрывает глаза и кладёт голову ему на плечо. — Как думаешь, что это? — слышит Икер у своего уха и по голосу догадывается, что Олли улыбается. — Судьба? — улыбается Икер в ответ. — Судьбааа... — тянет Олли, скользит пальцами по его руке, добирается до тыльной стороны ладони и переворачивает её, переплетая пальцы. — Веришь в судьбу? — снова заглядывает он в глаза. — Тогда я погадаю... Я умею... Икер смеётся, но Олли склоняется над его ладонью, невесомо проводит по сплетению линий, гладит тонкую кожу на запястье, и Икер чувствует, как его тоже начинает вести и голова неумолимо склоняется к макушке Олли. Он почти зарывается носом в его волосы, но в последний момент откидывается на спинку стула и спрашивает: — Ну? Что там? — Там? — Олли поднимает взгляд, но его пальцы продолжают исследовать ладонь Икера. — Там всё, как ты захочешь... Всё, что пожелаешь, сбудется... Всё... — шёпотом повторяет он. — Супер! — смеётся Икер. — А мне говорили, что у меня линия жизни короткая! — Херня! Веришь каким-то шарлатанам... — Олли подносит его ладонь так близко к лицу, что почти прижимается губами к запястью. Икер чувствует на коже его дыхание и, понимая, что он заигрался, пытается освободить руку, но Олли неожиданно крепко сжимает пальцы, не отпуская, и произносит: — Верь мне... — Я попробую... — улыбается Икер, осторожно вынимая ладонь из цепких пальцев и впервые подумав, что за лёгкий танк Олли, пожалуй, в этой ситуации сойдёт. По домам их развозит такси. Икер смотрит на тёмные улицы сквозь стекло, а вернее — на отражение с глазеющим на него Олли, который сидит рядом, чувствует, как мизинец скользит по его руке, лежащей на сидении. Он утыкается в окно, пытаясь скрыть расползающиеся в улыбке уголки губ. Несколько последующих дней Олли почти не смотрит на него — Икер решает, что это из-за того, что Олли сам всё это время охреневает из-за своей хмельной смелости, которую проявил накануне. Спустя неделю им нужно быть на каком-то торжественном благотворительном вечере, на котором Икер не берёт в рот ни капли спиртного, предпочитая сок: он за рулём. Олли тоже отказывается от всех предложенных ему официантами бокалов. Официоз остаётся позади, и Икер, поулыбавшись на камеру и подарив всем желающим автограф, начинает прокрадываться к выходу, чтобы незаметно улизнуть. — За этой дверью журналистов полно... — слышит он голос Олли за своей спиной, и на плечо ему мягко ложится его ладонь. — Если не хочешь попасть в оборот к акулам пера, то лучше сюда... Олли цепляет его за руку и тащит к террасе. Они выбираются на свежую ночную прохладу, Икер делает глубокий вдох, запрокинув голову и залюбовавшись огромной луной, повисшей над городом. — Красиво, правда? — спрашивает Олли. — Очень... — соглашается Икер, осознавая, что они до сих пор держатся за руки. Он смотрит на Олли. Выглядит тот сейчас совершенным мальчишкой, и строгий костюм не спасает — скорее наоборот: делает его фигуру ещё более мальчишеской. — Если ты задумал сбежать, то нужно поторопиться, а то скоро обнаружат, что нас нет, — деловито говорит Олли. — Я сегодня без машины... — Он смотрит на Икера огромными блестящими глазами. — Подвезёшь?.. Икеру кажется, что в каждом зрачке он видит лунное отражение. Он торопливо отводит взгляд и кивает. В машине Олли снимает пиджак, стягивает галстук, бросает их на заднее сиденье, располагается рядом с местом водителя и начинает ворчать, как только они трогаются с места. Икера забавляет это бормотание: он не думал, что Олли может быть таким брюзгой. — Ну их нахрен, эти приёмы, — бубнит Олли. — Скука смертная... Ходят все с приклеенными улыбками, аж с души воротит. Так и хочется на столе стриптиз станцевать, чтобы все охуели... — Благотворительность от этого только выиграла бы, — смеётся Икер. — Глядишь, может, какой-нибудь миллионер раскошелился бы после такого зрелища. Согласись, никто бы не отказался взглянуть! Он подъезжает к дому Олли и припарковывается недалеко от него. — А ты? — вдруг спрашивает Олли. — Что я? — непонимающе смотрит на него Икер. — Не отказался бы?.. — Олли протягивает к его лицу руку, проводит тыльной стороной пальцев по щеке, обводя рельеф скулы, линию челюсти, выступающего кадыка, сжимает в горсть галстук и притягивает Икера к себе. — Я же нагадал тебе, что сбудется всё, что пожелаешь... Тебе стоит только захотеть... Икер чувствует его сбившееся дыхание на своих губах, почти физически ощущает жар желания, которое исходит от Олли, — оно затягивает, как в сладкий омут, как в трясину, и Икера словно накрывает дежа-вю: это уже было, только сидел он в другой машине, на него смотрели другие карие глаза, а дыхание, да, дыхание было таким же жарким, только губы были другими — полными, мягкими, напористо-податливыми, — да и сам Икер был другим. — Тише, мальчик, тише... — шепчет Икер в нетерпеливые губы, перехватывает запястья Олли, отрывает его руки от себя и заводит их ему за спину. Олли шумно выдыхает, теряет равновесие и валится на сиденье, стукнувшись затылком о дверцу. Икер, не удержавшись, оказывается над ним, стараясь сохранить дистанцию. Однако Олли сам подаётся вперёд, запрокидывая голову и прижимаясь всем телом. — Нет, мальчик, нет... — улыбается Икер, крепко удерживая ёрзающего под ним Олли за запястья. — Гос.. господи... — хрипло выдыхает Олли. — Ещё раз назовёшь меня так, и я... — Он чуть разводит колени, впуская Икера между ног, и тот чувствует его возбуждение. — Так... Хорошо... — Икер хватает Олли за плечи, рывком усаживает на сиденье, хорошенько встряхивает и отпускает. — Через пару минут всё пройдёт, и больше мы не будем об этом вспоминать. Олли, тяжело дыша, проводит ладонью по лбу, расстёгивает пуговицы на рубашке, и Икер включает кондиционер на полную мощь. Несколько минут проходят в молчании. — Всё нормально? — спрашивает Икер. — Почему «нет»? — севшим голосом спрашивает в ответ Олли, глядя прямо в глаза, и Икер думает, что приблизительно так, должно быть, проходит проверка на полиграфе. — Ну... — Он решает быть честным. — Не уверен, что мне это нужно. — Понятно... — отвечает Олли, тянется за пиджаком и галстуком, кладёт ладонь на ручку дверцы, оборачивается и произносит: — Но ты же не думаешь, что я просто так отступлюсь? — Его губы растягиваются в широкой озорной улыбке. — Завтра утром заедешь за мной? Я по-прежнему без машины... — Заеду. — Икер чувствует, как начинает улыбаться в ответ. — Нужно творить добрые дела. — Господь вознаградит тебя за твою доброту, Святой Икер, — смеётся Олли и вылезает из машины. Когда Икер глядит ему вслед, его не покидает чувство, что он только что пропустил мяч в свои ворота.