Утопия

Его разбудила громкая музыка и головная боль. Солнце беспощадно пекло и светило. И, несмотря на это, в лицо ударяли порывы ветра. Тело было ватным, а двигаться совсем не хотелось. Не было никаких сил. — Привет. Оглянувшись, он увидел лишь пустынные песчаные поля и дорогу. Музыка все так же продолжала громко играть. Повторяющиеся биты действовали на нервную систему и давили по вискам. — Будешь кофе? — раздается откуда-то спереди, и он видит протянутую руку с пластмассовым стаканчиком. Ему кажется, что в его мозгу появились вирусы. Последнее время выдалось на автомате и он, словно робот, всего навсего выполнял программу. Только посылать сигналы некуда, защитная система дала сбой. Вся жизнь заплыла радиацией и вытекает в мозг. Энергия в воздухе заражена. Внутренности мертвы. Вновь смотрит в окно. Ничего не хочется. Крыша у машины откинута, а музыка ужасная. Он смотрит в зеркало переднего вида и видит разодранную щёку с неимоверно глубоким порезом. Никакое из чувств не рвется наружу. Блондин за рулём. Гонит так, как будто живёт в последний раз. — Выпей кофе, нам еще долго придется ехать, — перед носом вновь появляется стакан с кофе. — Куда мы едем? — он безынтересно забирает этот стакан и усаживается поудобнее. Молчание. Небо словно никогда не изменится и навсегда останется однотонным; взгляд прикован к нему, солнце продолжает слепить. Чем дольше он смотрит наверх, тем больше темнеет в глазах. — Не знаю, куда-нибудь. Он переводит взгляд на зеркало переднего вида и замечает, что у блондина накрашены губы. Немного сокрушенно опускает голову вниз и глубоко вздыхает. Вокруг мелькает пустыня, однотипные маленькие холмы, и нескончаемая дорога впереди. Зеленоволосый приподнимает слегка трясущуюся руку и быстро осушает стакан с кофе, бросает уже пустой предмет на землю. Вытирает губы и глубоко вздыхает, почувствовав прилив бодрости. Спереди раздается сухое и невероятно раздражающее шипение. Он вновь смотрит на блондина, у которого всё лицо перекошено в подобии улыбки. Кажется, что его взгляд прикован к нему — Франу. Зрительный контакт с водителем длится, кажется, бесконечно, и он прерывает его. Блондин одной рукой начинает копошиться в карманах своего плаща и выуживает пачку честерфилда, протягивает сигарету назад. Фран смотрит на нее некоторое время и забирает предложенное. Он никогда не курил. Даже мыслей о таком не заходили. Позади, кроме пустыни, ничего не осталось. Никогда и не было, казалось. Хребты поломаны, земля сухая и больная. Кто-то сводит концы с концами. Откинувшись на сидение и подняв голову к небу, он прикоснулся к мягкому фильтру, зажав его губами. Блондин спереди вновь зашипел, несколько раз ударив ладонями по рулю. — Пиздец, — выдохнув это вместе с табачным дымом, зеленоволосый прикрыл глаза, затянувшись ещё. Думать уже ни о чем не хотелось. Никаких удивлений или вопросов. Одна неизвестность. Через какое-то время Бельфегор закурил тоже. В пылу солнца всё выглядело ненормальным. Никакого трепета в воздухе. Только грязь, пыль и безучастие. Никаких приливов жизненных сил. Никаких бесконечностей и вечностей. Никакого достоинства. Одно наваждение. Летящий в лицо дым от сигарет не приносил никакого дискомфорта. Блондин кинул половину сигареты в сторону, шумно выдохнув, потянулся за новой. Время тянулось бесконечно и спешить было некуда. Появилось осознание того, что ему начинает немного нравится то, что позади ничего не осталось и обратной дороги нет. Что делать дальше — неизвестно, да и разбираться пока в этом не хочется. Когда он открыл глаза, увидел оголенную спину блондина. Верхняя одежда комом лежала на соседнем сидении. Вся его спина и плечи были покрыты рубцами, шрамами и порезами. Сидел он очень расслабленно и непринужденно, откинувшись на сидении и слегка вытянув руку. Пальцы, казалось, едва касались руля. В другой руке была сигарета. — Сейчас бы снег, — произнес он, почти не раскрывая рта. По радио играло какое-то старое инди. Фран смотрит на свои ладони, на пальцы, на грязь под ногтями. Чувствует, как дым заполняет все лёгкие и как они сжимаются. Глотает слюну, чувствуя вкус дешевого кофе. Жара уже не так сильно давит и убивает. Вокруг ни одной тени. Горизонт так чист и спокоен. — И глотку вспороть кому-нибудь, — блондин тихонько смеется, проводит языком по накрашенным губам. Фран думает о том, что он почти не удивляется. И о том, как же это, наверное, ненормально спокойно принимать подобные вещи. И не знает, нужно ли на это вообще отвечать. Он не сразу замечает, что они остановились. Шум в голове утихает, как и всё вокруг. Никаких вибраций в висках и рокот от шин. — Приехали. Блондин выходит из машины и снова закуривает. Его плечи слегка покраснели. Оглядывается, засовывает руку в карман тёмных джинс и смотрит вдаль. — Что случилось? — Бензин закончился, — облако дыма от сигареты повисает в воздухе и неторопливо рассасывается. Он поворачивается к Франу спиной и вытягивается: отчетливо слышен хруст позвонков. Вновь затягивается и одной рукой убирает волосы назад, с шумом втянув воздуха. Сейчас он даже не кажется …. Фран не может подобрать и слова к повсеместному состоянию блондина. На уме либо маты, либо ничего. Даже немного интересно, какой у него сейчас взгляд. Ему кажется, что обреченный, усталый и вообще никакой. Какой непонятный баланс между истерией и всемирным спокойствием в одном человеке. Он не просто ненормальный или псих, даже про клинику шутить не хочется. Это что-то очень большее. Трагичный пейзаж, конечно. Остается только ждать, и, наверное, даже не важно, сколько. Не хочется ни пить, ни есть. Он точно ненормальный, если вот так спокойно стоит под палящим солнцем и выкуривается. Фран прикасается к порезу на щеке и чувствует, насколько он действительно глубокий: кончик указательного пальца почти с легкостью проникает во впадинку. Тепло и слегка влажно. Смотрит на свой блестящий палец. Сколько раз за последнее время думает, какой же это всё пиздец. — Хочешь, я поцелую и всё пройдет? — лицо блондина оказывается в паре сантиметрах от его щеки и Фран резко оборачивается. Когда он успел так бесшумно подойти? — Это последнее, чего я хочу в этой жизни. Губы у блондина искусаны и покрыты сухой коркой. На лице снова чёлка с чуть завитыми концами. От помады почти ничего не осталось. Спустя один десяток секунд блондин отходит от него и делает в магнитоле звук тише, устремив взгляд на дорогу. Кажется, где-то там далеко едет машина. Фран отворачивается. Он подмечает, что у блондина выпирает бугор на джинсах и отворачивается. Думать ни о чем не хочется. Ни о чем. Это все похоже на сумасшествие. Хочется подвести итоги, но мысли в один ком не складываются. Трёт переносицу, закрыв глаза. Слышит смех блондина недалеко от машины. Тот откидывает в сторону очередную сигарету и пытается тормознуть уже подъезжающую тачку. — Извините, не поделитесь бензином? А то мы заглохли. Когда машина останавливается, Бельфегор подходит к открытому окну и слегка улыбается. Фран думает, пиздец. Даже смотреть на это не хочется. — О… Да, конечно, сейчас, — водитель слегка замялся, увидев подошедшего к окну парня, — голого, накрашенного и воняющего табаком. Фран перетягивается через сидение и делает музыку по радио максимального громко. Хотя этой громкости все же не хватает, чтобы не слышать ужасающего ора мужика, и, видимо, его пассажиров. Судя по всему, детей. Он достает из пачки сигарету и трясущимися руками чиркает зажигалкой. Переживать всё это казалось проще до того, как это не случилось. Сквозь музыку, почему-то именно сейчас достаточно весёлую, все-таки слышен сумасшедший смех. Он смотрит на пустынные поля, огибает взглядом все, что только можно. Отчетливо виден каждый маленький изгиб небольших каменных песчаных возвышенностей, поднимающаяся земляная пыль. Пепел от сигареты падает на колени, а в воздухе повисла обреченность. Музыка резко утихает, а сигарета, к которой он так и не прикоснулся, заканчивается. Повисает небольшое молчание, которое разрывает прерывистое дыхание подошедшего парня. Тот еле сдерживается, чтобы не заржать; только тихонько редко посмеивается. — Ши-ши-ши, поехали. Когда он выходит из машины, ноги становятся ватными и не слушаются. По радио играет ABBA «Dancing Queen». Он смотрит на то, как Бельфегор подбегает к лежащему на земле мужчине и, зажав ладонями его щеки, целует того в лоб. В висках начинает гудеть, их словно молотком чеканят. Рядом с машиной в растекающейся венозной луже лежит девочка. На вид ей лет десять, может, чуть больше. Он смотрит на ее шею, в которой, наверное, с десяток стилетов. И на блондина, у которого до сих пор торчит стояк. В воздухе повис запах металла. Фран ускоряет шаг и быстрей садится на заднее сидение, потому что ноги уже не слушаются.