Зимние наваждения (История с фотографией, часть 7)

*** — Мудрая Вильяра, а скажи-ка наставнику, ты своего воина лечишь или наказываешь? Вместо ответа знахаркина дочь сердито фыркнула. Она всё ещё ненавидит Иули: всех и каждого, этого — особенно. Умом понимает, что напрасно, но чувства едва поддаются усмирению. Она делает то, о чём Иули её попросил, быстро и точно. Однако ни песни не пропела, чтобы облегчить ему боль: Иули справляется сам. Пусть, пусть тратит свою колдовскую силу. А то слишком много набрал, погань! — Ученица, я задал тебе вопрос. Что? Ты? Делаешь? — Альдира умеет быть неприятно настойчивым. — А ты как думаешь, о мудрый Альдира? — огрызается она вопросом на вопрос. — А я прикидываю, как скоро мне придётся изгонять одичалую колдунью? — он сказал это так, что её морозом по хребту продрало. Дал время на осознание, потом добавил чуть мягче. — Вильяра, выйди уже, наконец, из круга! Посмотри, что ты делаешь сейчас? С кем ты это делаешь? Ну, посмотрела. Ну, да, личина Онги, как и чёрная образина, остались где-то в инобытии. Нимрин обрёл свой обычный вид, едва стихия прекратила его терзать. А что это меняет? Погань же… Которой худо, почти невыносимо. Как тогда, когда Стурши его ранил. Как тогда, когда он умирал после песни Равновесия… Вильярины щёки ожгло стыдом, уши запылали, она очень тихо проговорила. — Мудрый Альдира, пожалуйста, не отвлекай меня от лечения. Мудрый глянул на неё вприщур, покачал головой и ушёл куда-то в сторону нового Камня. — Ромига, потерпи ещё немножко. Я скоро закончу. Иули приоткрыл глаза и тут же снова закрыл: лишнего внимания и сил у него не осталось даже на безмолвную речь. Вильяра запела, подкрепляя его целительскую ворожбу своей. Он вздохнул с облегчением, насколько мог себе это позволить. Ну, вот и закончили. Собрали всё, что следовало собрать, не сходя с места. У Вильяры самой уже отваливается спина и затекли колени. Зато Нимрин больше не напоминает сломанную игрушку. Через несколько дней отбитые внутренности у него заживут, скреплённые ворожбой кости по-настоящему срастутся, сойдут отёки и синяки. Он встанет на ноги и начнёт расхаживаться... В который раз? Иули живучие, как подкаменники, однако столько ран и болезней подряд доконают даже самого живучего! Ему нужен покой, тепло, много еды — то есть, ещё одна передышка в доме Кузнеца. — Ромига, пожалуйста, забудь, как я ловила тебя на слове. Ты останешься в угодьях Вилья столько, сколько пожелаешь. «Мне пора уходить, но поговорим об этом позже. Спасибо тебе, Вильяра.» — И тебе, Ромига. Вильяра всё ещё сердится, но уже не на Иули, а на всё подряд, понемногу. Вот, например, чёрная кровь въелась в руки, запачкала одежду. А одежду Иули Вильяра изорвала сама. Хорошо, мудрый сходил за оставленными вещами, и в котомке нашлась свёрнутая шкура. Жаль, не постелили её сразу: Иули меньше пришлось бы греться ворожбой. Но раз не вспомнил и не подсказал, чего уж теперь. Альдира предлагает проводить Вильяру и Нимрина в дом Кузнеца, но тут Иули внезапно подаёт голос: — Мудрые, как мы объясним охотникам Лембы, что со мной произошло? — Никак, — спокойно отвечает Альдира. — Дела мудрых. Вильяра морщится: что-то ей ужасно претит… Сообразила: именно так возвращались от Зачарованных Камней Наритьяры. Возвращались, полные сил и довольные, с измученными, молчаливыми «ключами». В доме Кузнеца Наритьяра Старший бывал не раз. Какими глазами посмотрит на хранительницу клана старый Зуни? Что подумают Лемба, Тунья, Рыньи? — Мы не пойдём в дом Кузнеца, — говорит Вильяра, чувствуя, как горят стыдом щёки. — Мы пойдём в моё логово при Ярмарке. Там ты, Нимрин, отлежишься, пока не встанешь на ноги. Согласен? — Да. — Как хотите. — пожимает плечами Альдира. — Лишние расспросы, пересуды и домыслы нам всем действительно ни к чему.