Кералисия: имя твоё мне подскажет, как жить!

      Этот день совсем выбил меня из колеи. Я даже не вышла к ужину, всё время пролежала в комнате, выходя только в туалет, и скоро решила лечь спать.       Было и так, что мыслей в голове не водилось, а бывало, что они переполняли меня. Роберт, которого с Номикиаром поселили в маленькой гостевой спальне, куда притащили дешёвый, но практичный раскладной магический диван с чердака, мне всё разъяснил ясно, как через стену загляднул, поэтому особо плюсы и минусы считать не надобно, надо лишь решить, какие плюсы и минусы для меня весомее.       Ситуация такая: у короля трое детей. Старший — кутила, младший — тряпка, дочь — изуродованная. Дочку на трон такую с коляски не пересадишь, а оба сына будут на нём штаны протирать, да казну в угоду дворянам разорять. Пустить всё на самотёк — вообще не вариант: начнётся гражданская война. А ужо тогда не только Кералисия пострадает, но и на Лекирдон волна восстаний перекинется. Там могут вмешаться другие страны или даже церковь… Так что спокойствия мне, как своих ушей эльфам, не видать в любом случае.       Если не поеду к королю, который вряд ли сам своими руками непутёвых чад на престол возведёт, отца в войну завербуют, нас с мамой… неизвестно ещё, что с нами станется. В лучшем случае в дом забав продадут, там хоть кормить будут, в худшем — с голоду-холоду подохнем. Перспективы, как ни крути, не ахти. И это мягко говорено.       Если ж я-таки предстану ко двору, сделаюсь наследницей, стану принцессой, то буду ходить в бархате, в золоте, есть от пуза с барского стола, как и мои родители. Войны не будет. По крайней мере, в народе. Война развяжется внутри двора — политическая. Просто так с улыбочкой простой сельской двоюродной племяннице короля руку не пожмут, в ножки не поклонятся и корону не всучат. Роберт тоже говорил, яко все агенты будут на моей стороне, окромя Советников короля и принцевских дворян. И вот со всей это сворой псин в шелках и бархатах мне придётся сцепиться и отбивать себе место под светом на золотом стульчике. А потом мне скажут: «Извольте-ка предоставить короля». А потом сами мне его и предоставят, вычеркнув из списка себе неугодных. А я что? А я маленькая слабая девочка, измученная нападками со стороны соседей, замкнутая домоседка, которая прямо сейчас просто хочет завернуться в одеялко и спрятаться ото всех куда подальше. А потом ещё бездна тёмных проблем правления…       В общем, из всех вариантов я пока выбрала только спрятаться под одеялком. А там уж и Крисодоро перекатилось на другой край мира.       Утром я, как обычно, проснулась с пением петухов. Я умылась водой, которую приносил вечером папа, пока мама штопала его рубаху. Потом я напялила на себя тонкой ткани голубенький сарафан и накинула на голову чуть ли не прозрачный платочек, ведь сегодня было ещё жарче, чем вчера, всё ж таки Крисодоро до середины лета только ближе к землюшке опускается, а потом до середины зимы поднимается. Одна Асидора постоянная, только поворачивается она против золотого светила и не по кругу, а по спирали от центра к стенам и от стен к центру. Когда светило на одной стороне планеты, то супротивная облаками плотными загорожена, и токмо Асидору всегда видно, эту серебряную красавицу. И неужто я тоже… серебряная красавица?..       Я посмотрела на зеркало. Я уже давно его покрыла плотной тряпкой, открывая только перед гостями, чтоб они не воображали себе, будто бы я вся такая загнанная в угол, одинокая и печальная. Враки! Пусть все думают, что мне плевать с высокой стены на их мнения обо мне, на их пересуды! Но сейчас… Я сдёрнула тряпку. Она плавно сползла с большого мордогляда размером во весь человеческий рост.       Давеча ещё я бы глянула в него и увидела неугодную общине уродку. Бледные волосы, будто выгоревшие под лучами Крисодоро, белые, как лицо человека перед самой смертью, и страшные яркие фиолетовые глаза. Ужасно тёмные для местных жителей, раньше ведь это был континент эльфов. Но даже у эльфов волосы были золотые, а не белые. Да у меня они даже не белые! Как грязный снег! Только грязь фиолетового, а не жёлтого оттенка. Несмотря на деревенский образ жизни, я всё равно самая тощая из сверстников, самая слабая и хилая девка. «Страшненькая какая», «Вот Каварофас-то начудил», «Все Фотисвариасы её прокляли! — А за что это Стражники Света её прокляли? — Да чай мамка-то нагуляла, вот и наказали за обиду мужа», «Бледная, как смерть», «Господи, помилуй, ещё других заразит!»… И всё это я выслушивала больше десяти лет… А тут ко мне приезжают и говорят, что я из королевской семьи… Значит, я не уродка, они ведь там все такие. Значит, я… красива?..       Волосы ни прямые, ни кучерявые, вьются волнами, быстро отрастают ниже задницы, но не рвутся, не ломаются, почти не лезут. У других вон — как у кошек в осеннюю линьку, токмо круглый год, а мои космы густые, шёлковые, не секутся, под Крисодором не портятся… А глаза? Ну, что глаза? У всех в королевской семье такие. И ничего. Яркие и… такого глубокого оттенка. Как самый дорогой бархат у Маришкиной матери. Слабая я? А зачем мне сила? Я зато умная. Ни уроки в детском саду мне нипочём, ни главная библиотека Кихорио. И коли я останусь здеся, я пошлю все обычаи в бездну и пойду дальше учиться в детский цветник. Вместе с Адонисом…       Размышляя и стоя у зеркала, я простояла довольно долго, пока не услышала оклик матушки. Она уже зовёт на завтрак, а мне негоже заставлять ждать её, папу и ещё и гостей. Потому я быстро заделала высокий хвост, покрылась платком и сбежала в стряпушку, потом уже в столовую.       Когда я вошла, сначала ахнули родители от моей новой причёски, зная мою ненависть к волосам, а потом, увидев меня, встали агенты и поклонились мне. Это они меня так настраивают на мою будущность? Ну-ну, нехай за меня решать.       Завтрак был обычным, только вместо варенья на стол мама подала сметанку, а вместо зерновой настойки — всем молока. То ли по случаю вчерашней скидки, то ли перед гостями оплошать не хотела.       Пока мы трапезничали, блондины в чёрном всё поглядывали на меня, потом переглядывались, потом продолжали спокойно жевать, а потом опять поглядывали на меня. Это смущало, так что много съесть я не смогла, хотя в деревне всегда учат есть столько, сколько ты сможешь, потому что никогда не знаешь, что приключится с тобой к завтрему, какая новая моча президентам этим в головы повступает. Но аппетита и так не было, а тут ещё и игра в гляделки на троих. Нет уж, спасибо. Конечно, родители запереживали за меня ещё больше, но пока свою помощь не навязывают, дают самой разобраться в себе. Видимо, Роберт и им всё наглядно набаял, да так, что они уж и не знают, что мне такого сказать, чтоб я легче решение принимала.       Но я тут покумекала перед сном, покумекала, да и решила сегодня податься в библиотеку. Много я там чего начиталася, но, думаю, не всё, дай Бог, прочту что-нибудь полезное для моего редкого случая. Только вот… в библиотеку не пройдёшь, не пройдя мимо дома конюха. Угх…       С собой из библиотеки мало книг дают, потому что их и так мало, позволены токмо учебники для садов и цветников, а в теплицах и без них обходятся. Ну, может, сказки ещё какие на вынос разрешаются, некоторые книжецы по высшему разрешению для особых случаев тоже с собой берутся, а так всё читается в читальном зале под присмотром тамошней «архивной» семейки с чутким слухом. Так что я сунула в кармашек свой библиотечный лист, обула лёгкие сандальки и, попрощавшись с честной компанией, поплелась в «обитель знаний».       Я уже прошла большую часть пути, вот ужо дом конюха виднеется. Конюшня подальше будет, ближе к лесным полянам, всё-таки библиотекари шум не жалуют. Но вот этот дом…       Хозяева его — наследники своих праотцов. Те хорошо отличились во времена захватнических войн Айматериста Кровавого, который как только не изводил заграничные народы. Он тогда своим магам и зельеварам наказал диких лошадей околдовать, чтоб те обезумели и потоптали землюшку в Лекирдоне, чтобы мы сдались на милость победителю. Ну, коники те стали больше, сильнее, у них могли появиться новые части тела, чтобы нас стращать и попугивать. Токмо самое главное, что стали они свирепыми и всеядными, а которые посильнее, так клыки отрастили и полюбили мясо с кровушкой. Вот эдаких чудищ на нас Айматерист и спустил. Эти коняки бегали по нашим лугам, бегали, жрали, что и кого ни попадя, растили своё потомство даже. А ужо добежали до нашего городка, так и встретили местных накачанных мужиков. Те, слышь, сильные были, норовистые, жёны их были дочерьми конюха. Научились они лассо кидать, железо погнули на ошейники, облили едкими лекарствами и пошли на встречу с чудищами. Как они прискакали, так мужики их словили, в сети укутали и на себе в Кихорио и притащили. Ужо тогда их успокоительными напичкали, да седлать стали. Каждый день на пастбище коней выганивали, кормили по надобности, выматывали скачками. А мужики-от здоровые, мощные, не каждый конь такого выдержит. Ну, побегали коники-лошадки с годок со связанными лапищами да с сильными седоками, упились успокоительного, да и присмирели. А тогда и война кончилась, что ужо и коники никому не нужны были. Так половину мы в Кералисию вернули, половину тута оставили. Вот такая слава у семьи Арчипиос…       Жаль только, что историю славы эдакой я не только из книжец по истории знаю, и не только я, а и вся целая деревня. Потому что всем растрещал про своё превосходство второй сын нынешнего главного конюха, Аристон. Один из самых неприятных людей посёлка, несмотря на то, что меня не сторонится. Скорее даже наоборот: потому что не сторонится. Уж не знаю, мёдом ли по мне мазано, токмо что он никак не может отлепиться от меня. Вот брат его старший — вот мужик! Сильный, гора! Вот он — наследник семьи укротителей озверевших жеребцов-людоедов, вот это я понимаю! А этот — тощий, как палка, не высокий, а длинный, смазливый донельзя. А он всё кичится тем, что из такой высокой семьи! Что богатства у него немерено, ходит франтом. Тьму на него, как есть девка, даром что волосы короткие. Меня он из себя выбешивает, как только разумеет, токмо что считается чуть ли не первым парнем на деревне. А потому я ещё больше терпеть его не могу, потому что из-за его бараньей упёртости, меня ненавидит ещё больше людей. В основном девки и их батьки. Так что шастать мимо егойной хаты было, мягко бая, вломно. Фу, аж опять на сельский говор перешла!       Забор у них низёхонький, так что скоро я увидела прилизанную кремами солому, которую Аристон зовёт своими золотыми волосами. А он, к великому моему огорчению, заприметил мой торчащий из-за хвоста кверху платок. Вот кто меня торопил и не дал мне заплести косы от ушей?!       — Маргарита! Куда спешишь, красавица? — аргх, ну что ещё ему нужно?..       — И вам света, дор Арчипиос, — друг директорского сынка уже выбежал за калитку, но я не обернулась, а увидела это краем глаза и ответила сквозь зубы.       — Аха-ха! Прости-прости, Риточка, света тебе! Но что ж как холодно-то, для тебя я завсегда просто Арри! — он перегородил мне тропинку, наклонился ко мне, прикладывая руку к груди. Я наклонилась назад и обогнула франтовый столбик, продолжив идти дальше.       — Мы с вами не в таких отношениях, чтобы позволять друг другу друг с другом фамильярничать, — во, гляди, чему я научилась в библиотеке, и чему ты не научишься в своей вонючей конюшне!       — Да как это так-то, Риточка? Я вот с тобой в очень, — он сально подмигнул, разворачивая меня за руку, — в очень близких отношениях.       — Прошу вас, дор, убрать свою руку. Мне больно.       — Ах, как это я недопонял? Прости-прости, но куда же ты так поспешаешь? Останься — поболтаем, Риточка!       — Мне не о чем с вами говорить. Пропустите.       — Как это не о чем? Мы уже два года вместе…       — О «нас» никакой речи никогда не шло. Вы эти два года только докучаете мне! Пропустите!       — Ну, Рита, красавица моя…       — Никакая я не ваша! Пустите, говорю! – он всё продолжает держать меня за руку и силился развернуть меня к себе. И я даже не могу воспользоваться магией бесполезно, так как он сильнее и может её заблокировать... Он всё пытается завести меня домой, всё больнее сжимает уже обе руки, а час, как на зло, бездну раком, рабочий, по улицам и не бродит никто. Ну что за Тьма! Вот же ж прикопался!       — Маргарита, ну что ж ты какая буйная? Пойдём, узнаешься поближе с моей семьёй, оно тебе через два годочка спонадобится!..       — Пока она не решит купить у вас лошадь, знаться ей с твоей семьёй незачем, Аристон! – Адонис! Он, конечно, был ещё далеко, но всё же!       — Отвянь, сынок Крисодора! Не твоё дело, невесте надобно знать родителей жениха! – ух, червяк подколодный, гад ползучий, я те щас дам, «невеста»!       — Тогда сначала найди себе эту пресловутую невесту, дор Аристон… Рита, по всему видно, быть ей не хочет и, значит, не будет! – он подошёл совсем близко к Аристону и положил свою руку ему на плечо, сжав его. Естественно, дрыщик сиканул и отпустил меня.       — Бездну тебе в жопу, Донис, ты ещё поплатишься. И ты, Маргаритка моя, тоже! – он показал длинным и кривым пальцем сначала на Адониса, потом на меня, только взгляд серо-жёлтых глаз снова стал сальным и противным. А уж после его прикосновений вообще хочется вернуться домой и пару-тройку часов провести в ванной, железным скребком соскрябывая с себя его грязь. Чтоб ему прогореться… Вместо этого он развернулся и скрылся за заборчиком домишки.       — Рита, ты как?       — Ха-ах, Адонис! Спасибо, что пришёл! Сейчас уже нормально, но, если бы тебя здесь не оказалось… — я, конечно, больше переживала за репутацию моей семьи и тайну о моих магических силах, но да…       — Но ведь оказался же! Ну, всё, успокаивайся. Он уже ушёл!       — Перекинуть бы его за стену тёмным малиритам на съедение…       — Хах, его там не съедят: за своего сочтут.       — Ха-ха, ты прав! Но как ты здесь очутился?       — Я сидел в библиотеке у окошка, а оно ж как раз на дорогу выходит, так что я заметил тебя, когда ты шла по дорожке, а потом и его… Прости, задержался: бежал со второго этажа по винтовой лестнице!..       — Ничего страшного, как ты и сказал, ты ведь пришёл! Спасибо!       — Но, думаю, не к нему же ты направлялась. А куда?       — Да в библиотеку собиралась. Окольными путями идти долго…       — Зато безопасно! В следующий раз лучше скажи мне, что собралась сюда идти: я тебя провожу.       — В следующий раз, да?.. — я невольно задумалась о том, будет ли у нас с ним этот самый «следующий раз». Уедет ли он с насиженного места, если уеду я? Вряд ли. Мы просто друзья, верно? А я же не потащу за собой Марьку с Адэром…       — Да! Ты же не собираешься оставить библиотеку без своего присутствия? Книжки тебя заждались, пойдём! — и я безумно благодарна ему за то, что он не стал обращать на мою заминку внимание. Он взял меня за руку, развернулся, тряхнув яркими рыжими, как само Крисодоро, волосами и потянул за собой в «обитель знаний».       Мы поднялись на крыльцо по уже немного ветхим деревянным ступенькам, заменить которые на каменные всё не было ни времени, ни лишних средств, так что городской управитель, попросту наш староста, который, кстати, живёт недалеко от библиотеки, только раз в год отправляет людей чинить старые доски. Двери всё ж таки были покрепче, тяжёлые, дубовые. Так что Адонис вежливо открыл одну из них передо мной и придержал, пока я входила. Конечно, вежливо это было со стороны приезжего человека, потому что у нас девки должны сами отворять двери, показывая свою силу и пригодность. Но я слишком слаба для этого…       Книги о других странах, политике и прочем находились на третьем этаже, потому Донис попросил библиотекаря взять книжки, которые он читал на втором, с собой на третий, чтобы почитать со мной. Мы поднялись по громоздкой винтовой лестнице и уселись за большой читальный столик, когда парень притащил на него все свои книги, а я нашла те, которые спонадобились мне. Он заметил, что все они, так или иначе, относятся к Кералисии.       — С чего это ты так заинтересовалась другой страной?       — Ну… — я даже не знала, как сказать. Я и не думала кому-то говорить, но, чай ужо после встречи с Аристоном, я захотела выговориться. — Слыхал, вчера в обед к нашей хате автомобиль подъехал? — он неуверенно кивнул. — Ну, вот это были люди оттудова. Высокие люди… Не вдаваясь в подробности… могу сказать только, что они бы очень хотели, чтоб я поехала туда с ними, в Кералисию. А я не знаю, что будет лучше для меня и моей семьи…       — И… ты, правда, не можешь сказать мне всего? Ты знаешь, я всегда на твоей стороне и хочу помочь, чем смогу…       — Я просто не знаю, могу я сказать, не могу… всё слишком сложно и серьёзно. Так что я решила почитать о Кералисии в библиотеке.       — Тогда… Я мог бы тебе чем-нибудь помочь, потому что моя семья оттуда родом… — но он же никогда и никому не говорил, откуда приехал… А тут вдруг ни с того ни с сего решился довериться мне… От того, что я не смогла рассказать ему о своей проблемке, стало неловко и стыдно.       — Спасибо, Адонис! Было бы здорово!       Из книг и из уст своего друга я многое узнала…       Во-первых, престолонаследие в этой стране, как и в ещё пяти государствах, благословлено Каварафосом, нашим единым Богом. Потому на трон может взойти только полностью невинный человек. Он не только не должен кого-то убивать, включая животных, он так же не имеет права даже на поцелуи. Ну, окромя родительских. Так что уже по этому поводу есть сомнения в правах на трон у старшего сына короля, гуляки. А ещё высокие чины могут получить только те, кто родился на территории королевства Кералисия.       Во-вторых, в Кералисии есть семь Советников, представителей от герцогов, маркизов, графьёв, виконтов, баронов, простых горожан и сельскохозяйственников. Они нужны, чтобы ограничивать власть короля касательно вынесения решений о начинании войн, их завершении, о смертных казнях и повышении званий дворян. Адонис сказал, что в последнее время Советники слишком усердствуют с ограничениями, чтоб понабивать свои карманы, кошельки и погреба и ухватить побольше власти. Эти мешки с золотом и винным пузом — сильные супротивники для меня, однако ж.       В-третьих, тайные агенты — тоже «механизм» для «сдержек и противовесов» властям. Они всегда преследуют нужды преобладающего простого народа и контролируют короля. Только вот они ребята почестнее первых будут. Так вот у них есть самый главный, но он управляет из тени, чтоб на него никто давить не мог. Их главный — один из высоких чинов, только никто не знает, кто это. Как в народе баится, хочешь спрятать что-то — положи это на видное место. Токмо даже сам король не ведает, кто это есть. И этот кто-то управляет всей организацией и всеми тамошними агентами, а они ужо следят за порядком.       В-четвёртых, всё рыцарство было тама. Ну, то есть рыцари были и в Лекирдоне, но база ихняя была вся тама. И большинство рыцарей были из Кералисии. Адонис сказал, что главные у них не особо добрые ребята, чаще подчиняются Советникам, чем королю.       А ещё Адонис мне сказал, почему его семья переехала.       — Когда предыдущий король, света ему на небесах, изгнал своего старшего сына, — я чуть не вздрогнула, осознав, что он про деда моего говорит…– мои дедушки и бабушки сразу решили для себя, что там не останутся. Но на всякий случай решили перестраховаться. Они дождались, когда подросли их дети, которые ещё до рождения были помолвлены, поженили их, дождались, пока я рожусь, и уже тогда уехали, оставив своё имущество в столице, замороженным.       — Но почему они не захотели остаться на Родине?       — А тогда многие уезжать хотели. Все самые нормальные ждали, что следующим королём будет Анохельфос: умный, сильный и смелый, добрый человек. Он всегда был за народ, помогал бедным и сирым, и дворян «не обижал». Короче, многие хотели на троне видеть его. А не его брата. Да простит меня Каварофас, но его брат, как мне рассказывали, был слабохарактерным человеком. Немного даже ленивым. Горящими глазами смотрел только на брата, а не на книги или оружие. Ну, это по слухам. Уж не знаю, что такого сделал Анохельфос, только король тогда выбрал преемником Валифиаса. И остались в Кералисии либо те, кому всё равно, либо те, кто верен короне до мозга костей, либо те, кто высчитал для себя выгоду из восхождения на трон младшего брата.       Ох, тогда… Может ли быть, что Валифиас не выбирает наследника не только потому, что возможна гражданская война, но и потому, что не хочет ошибиться так же, как и его отец? В конце концов, видимо, много кого уехало из страны. Да и брата он любил…       Кстати, одно из подтверждений слов Роберта — слова Адониса. Да, он сказал «Анохельфос», а не «Анохельф», но у дворян имена всегда длинные. Не то, что у нас, простых деревенских! У нас имена не очень длинные, токмо женщин и мужчин называют различно. Это ещё с той кровавой войны пошло: мужчины воинами шли, их тогда мало стало, им имена давали интересные, запоминающиеся и «эффектные». А женщины, как земля, плодоносили, дарили жизнь, так сказать. Вот их и стали называть по цветам. Чуть девчонка ходить сможет, все цветы из дома вон, ей на улице глаза перевязывают и велят топать, куда пожелает. Она топает, как далеко сможет, и рвёт цветок. И именем этого цветка её называют. Я вот маргаритку сорвала, мама — веронику, мать отца — камелию, Маривиана — Иван-да-Марью. Говорят, президентскую дочку запустили в розовый сад, так она только розу и могла сорвать. Вроде и по обычаям, а всё равно не по-людски…       Читать про гражданские и захватнические войны уже не хотелось, потому я ещё немного почитала, в чём различия между нашими, лекирдонскими, верованиями и основной религией, проповедуемой в Кералисии. Хоть все в мире, в Фларазидоре, и каваропалы, то есть верующие в Каварофаса, но у разных народов — разные отклонения от «канона» веры. В основном, верховная магия — магия воздуха и очень редкая магия света. Ниже по рангу вода и огонь. И все презирают магию отражённого света, о которой мало что известно простым людям, и земляную магию. Потому что на обратной стороне нашей планеты находится бездна, в нашем понимании, — Тёмная Скала малиритов. И земля постоянно контактирует с этой Скалой, потому манна земли злее манны из воздуха, который ближе к царству Каварофаса. Но в Лекирдоне, как в стране процветающего сельского хозяйства, землю не презирают, приравнивают земляную магию к водной, на последнее место ставя огненную, как самую разрушающую. И последователи нашей веры зовутся ескафами. Так что мне придётся осеняться светом церкви второй раз, отрекаясь от родной веры… Новые обряды, новые святые, новые почётные Стражи Света Фотисвариасы.       Мы просидели в библиотеке до обеда, поэтому быстро ретировались, чтобы не расшуметься урчащими животами. По дороге мы шли в молчании. Это угнетало, мне было приятно, что он мне рассказал про себя, но стыдно, потому что я не смогла.       — Адонис, я… мне очень приятно, что ты мне сказал о своей семье правду. Но токмо я не знаю, можно ли мне хыть кому-то сказать про себя. Знаешь, если бы ты сам догадался… зачем ко мне приехали высокие люди из Кералисии и просят поехать туда с ними…       — Мм? Ну, я даже не знаю. Дашь подсказку? — он хитро улыбнулся.       — Моя семья тоже приезжая. Тоже из Кералисии… И вся эта кутерьма связана с… причиной ненависти сельских ко мне…       — Хмм… Тогда встретимся у реки, откуда ручей пустили, часов в семь? Я хорошенько подумаю и скажу тебе свои мысли, согласна?       — Да! Буду ждать.       — Пойдём, я провожу тебя до дома, а то ещё этот чёрт из-за кустов вылезет.       Когда я пришла домой, то помогла маме с обедом. Я всегда стараюсь помогать, но тут уж точно надо. И агентов потчевать надо, да ещё сегодня на огонёк загляднут другие земледельцы. Наша семья главная на полях, но мы одни не могли бы обрабатывать их всех и сразу, потому в деревне пять семей, которые всем этим занимаются. Мы и не так уж от бедности страдаем только благодаря своему положению, но всё равно роскошью не обладаем. А вообще, по-хорошему мне надо бы выйти замуж за одного из ихних, этих других землепашцев, сыновей, чтобы дело наше не пропало, токмо я не хотела и не хочу. Папка тоже не особо противиться, а ужо сейчас, когда меня просят ехать… Но я же ещё не решила, поеду ли!       Вот ужо гости с сыновьями пришлёпали, поздоровались, откуда-то воротились агенты, папа тоже закончил полоть свой участок поля. Вся честная компания собралася. Ну, жёны их и дочери дома осталися, ещё они тут шататься будут… У нас не так много денег и еды, чтоб всю иху ораву прокормить, хоть они и не с пустыми руками пришли: кто плюшек принёс, кто — овощей, кто — рыбу.       После обеда землепашцы и отец ушли на поливку в поле, мы с мамой прибрались в стряпушке, в столовой, в зале. После мы вдвоём быстро смахнули налетевшую за день пыль, а потом уж занялись стиркой. Всё ж таки уже середина недели. Когда ж постирушки закончились, мы принялись подготавливаться к ужину. Агенты о чём-то оживлённо трёкали по своим новомодным телефонам. Видимо, меня обсуждали. Послухать, вроде, и хотелось, но токмо это как-то нехультурно…       Ужин был готов, работы в поле окончились, папа пришёл домой. После вкусного ужина я уже хотела отправиться на речку, но меня удержали.       — Офаса Маргарита, прошу Вас. Вы уже ходили сегодня куда-то совсем одна, но сейчас же позвольте Вас сопроводить: на улице уже темнеет, и потому становится не безопасно.       — Кавар Роберт, при всём уважении, — за это время я ужо привыкла к его обращениям на столичный лад. — Я бы не хотела, чтобы Вы следили за моей личной жизнью.       — Думаю, что такая реакция только убеждает меня пойти с Вами. Если бы Вы сразу отказали мне в становлении кронпринцессой, мы бы тут же покинули Лекирдон. Однако ж пока Вы не дали нам окончательного ответа, мы не можем позволить Вам потерять возможность ответить положительно. У Вас должен быть свидетель непорочности Вашей личной жизни. Если моё общество Вам так претит, если Вы не хотите, чтобы я слышал Ваши разговоры, позвольте мне хотя бы издали сопровождать Вас. Если настигнет опасность, я мигом примчусь и спасу Вас, Вы убьёте двух червей одною манной.       Аргументы у него опять железные, ага. По темноте шагая, встретить разъерепенившегося Аристона не хотелось. А этот — сильный и глазастый, так что ужо и поможет, и надоедать больно-то не станет. Так что я шла бы всю дорогу, не видя, не слыша Роберта, но чувствуя себя в безопасности.       Я побоялась спрашивать у него разрешения рассказать друзьям, что я на самом деле принцесса, тем более, я могу ещё и не поехать. Мне ещё жить да жить простой и размеренной жизнью с ними. Ещё будут попрекать меня или подкалывать. А если б спросила, могла бы показаться ему дурындой, непонимающей простецких вещей. Ну уж нет!       И вот я, пробираясь по самым освещённым дорогам, уже дошла до того места, откуда пустили ручей, где растут самые ветвистые деревья, так что под их кронами прохладно даже в середине лета. Тут мы вчетвером часто играли, когда были ещё помладше, и сейчас мы здеся посиживаем. И надо же! Адонис не опоздал на встречу. Видимо, он решил на этот раз, что счета погодят. И я подошла ближе к нему, понимая, что Роберт прячется неподалёку, что он сможет понять, что не я разболтала про себя, а это Донис сам догадался обо всём. Он же догадался?..       — Привет, ты пришла!       — Привет. Конечно, я ж сама эту кашу и заварила.       — Насколько я понял, не сама…       — И… что же ты понял?       — Ну… Я поговорил с родителями о Кералисии. И они сказали, что у всей королевской семьи… фиолетовые глаза. И у девушек белые волосы. Как у тебя…       — И что ещё?..       — Деревенские говорят, твой дедушка приезжий, а откуда, не знают.       — И кто мой дедушка?.. Скажи уже, что я из тебя — клещами что ли всё вытаскивать буду? Скажи… Прошу… — я приложила руки в замке к груди и подалась ближе к нему.       — Его звали Анохельф… Похоже на сокращение от имени брата нынешнего короля Кералисии. И коли всё так… Значит, ты внучка Анохельфоса Симбарада… Значит, те люди приехали забрать наследницу трона Кералисии… Значит, ты, и правда, моя принцесса.       — Боже, не называй меня так…       — Но это ведь так, да?       — Ты сам догадался, что я их наследница…       — И ты уедешь? Ты поедешь с ними? В эту неизвестность?!       — Я… ещё не решила. Я не знаю! Они хотят избавиться от потребы выбора и посадить на трон меня, иначе там будет гражданская война, а оно всё худо для меня и так, и эдак! — я сорвалась. Уже полтора дня я мучаюсь со всем этим и вот! Пожалуйста! Разревелась. Дура!       Я согнулась, закрывая лицо руками, чтобы он не видел моих жалких слёз, хотя и так было темно, но он ведь стоит так близко. А сейчас ещё ближе подошёл, я слышала шелест травы, а потом… он сжал меня в объятиях. И я задохнулась. От слёз, от обиды на всё это коровье дерьмо, от того, что всё резко стало так сложно, от воспоминаний обо всех издевательствах и от этих крепких поддерживающих меня объятий. И нет бы успокоиться, так нет! Прижалась и разревелась ещё сильнее! Дура! Дура!       — Ни разу не видел, чтоб ты плакала. Ты же и по бабушкам с дедушками только по ночам в комнате ревела в подушку? Маленькая дурочка, поплачь! Станет легче…       — Не станет! Не станет, Адонис! Слезами горю не поможешь! Ну, какая из меня принцесса?!       — Самая лучшая. Рита, посмотри на меня…       — Нет! Я вся заплаканная, я… — но, видимо, плачевное состояние моего лица его не волновало, и он поднял его за подбородок.       — Какой бы заплаканной ты ни была, для меня ты всегда самая красивая, Рита. И самая умная. И добрая. И если хочешь плакать — плачь сейчас. Потому что я сделаю всё, чтобы больше плакать тебе не хотелось.       — Адонис?.. Ч-что ты такое говоришь?       — Угх… Наверное, то, что я уже много лет хочу тебе сказать. Хотя, не наверное, а точно. Как бы все деревенские не клеймили тебя, что бы ни говорили, я всегда… всегда тебя любил… И люблю. А твоё происхождение… Бездна с ним. Но раз уж ты можешь уехать, то я не могу больше молчать. Это эгоистично — грузить тебя сейчас ещё больше. Но чего бы ты ни боялась, я всегда тебе помогу и буду тебя защищать. Даже если ты отвергнешь меня. И ты не думай, что я признался сейчас потому, что узнал, что ты принцесса. Я мог бы прямо сейчас поцеловать тебя, если бы ты сказала, что никуда не поедешь…       О, мой Каварофас! Как бы я хотела, чтобы это произошло! Никуда не ехать, остаться в родной деревне, с моим любимым, я всё-таки не буду отрицать своих чувств, потому любимым Адонисом! Чтобы он прямо сейчас поцеловал меня, чтобы у Кералисии не было и шанса забрать меня. Наши лица так близко… Только вот моё — всё зарёванное, с красными пятнами на щеках и на лбу, с горящей кожей и с сощуренными глазами. Это так жалко, но он не смотрит на меня, как смотрят на жалких людей. Он тяжело дышит, я чувствую нежность в его взгляде. Он всё время был так добр ко мне. Всегда так искренен. И я хочу ему верить! Адонису, которого я так люблю…       Но… я всё ещё боюсь. Сколько раз меня изводили сверстники, а тут вдруг «самая лучшая», «красивая»… Я тону в его голубых глазах, вспоминаю, как он всегда был добр ко мне, что всегда выбирал меня во всех спорах… Люблю и верю… И я хочу его поцеловать! Хочу уже приблизиться к его лицу и на всё наплевать. И даже на Роберта за ближайшим широким деревом. Он не вмешивается, он лишь свидетель, он сам так сказал. А я ему ничего не говорила, поеду ли с ним, или останусь…       — Я не могу поцеловать тебя сейчас, прости, я ещё ничего не решила…       — Ты прости, я и сам зашёл слишком далеко. Я всё понимаю. Но… «сейчас»?..       — Да, сейчас. Потому что… ты мне тоже очень сильно… нравишься…       — Ты… точно считаешь так не потому, что видишь во мне другого человека, а не такого же, как все эти деревенские парни в глазах прекрасной офасы?..       — А ты точно не из-за моего статуса говоришь, что любишь меня?.. То есть я должна тебе верить, а тебе можно сомневаться во мне?!       — Мне и подразнить тебя нельзя? — и он впервые за всё время этой встречи улыбнулся. Так широко и ярко. А я… А что я? А я опять растаяла в его голубых сверкающих глазах, а я, как обычно, вижу моего старого друга Адониса. Кем бы он ни был… этот рыжий лучик света в моей жизни навсегда останется тем добрым и справедливым парнем, которого я любила, люблю и буду любить. — Я люблю тебя, Рита. Эту скупую на эмоции девочку. Которая чётко знает, кому улыбаться, а кому показать клычки и продемонстрировать свой острый язычок. Все вокруг привыкли к своему быту и играют роли. Но ты всегда только ты, какую бы маску ни надела. И что бы ты ни решила… я поддержу тебя. И если ты любишь меня, а я очень хочу верить в это, я действительно счастлив, и я хочу быть с тобой… Так что если ты уедешь, то я поеду за тобой. Я стану твоим рыцарем, хотя бы лакеем, но я не оставлю тебя одну…       Он всё это вот говорит-говорит, а у меня сердце сжимается. Люблю. И вместо поцелуя искренней любви, я могу лишь обнять его. Так же крепко, как он меня до этого. Но я уже не плачу, я улыбаюсь. Моя любовь взаимна. Три года её осознания, принятия и игр в прятки, чтобы сохранить дружбу. Пора прекратить всё это. Но вот после всех этих слов… я всё ещё не могу его поцеловать. Меня держит… это странное чувство долга. Поцелую хоть кого-нибудь — не видать мне титула наследной принцессы. Не вернуть честь дедушки… И все мучения мои и агентов, и даже короля, пойдут прахом… Но если он будет рядом… Все те минусы правления: все эти советники, рыцари, дворяне… Провались оно всё во тьму, я справлюсь. Я предстану перед королём. Лучше ему воевать рядом со мной при дворе, чем с прихвостнями моих «братьев» на границе. Я не позволю страдать своим близким, я докажу всем, что я не урод… Родители, крыша над головой и эти небесные любящие глаза — всё, что сможет удержать меня над, а не под землёй. И раз уж я такая умная уродилася, я покажу им всем, кто такая Маргарита Дейдреф… А точнее Симбарад…