Кералисия: имя твоё мне подскажет, как жить!

      На этот раз кареты увидеть не пришлось. Карета же, на которой приехала Лаура оказалась из столицы, там, в отеле, жила моя будущая слуга до особого распоряжения. Потому коники со своей роскошной сбруей ускакали обратно. Вместе с кучером. Долой лишний рот, ура!       Спустя сутки после поджога хвостатого, после которого я спокойно смогла поселить Лауру в своей комнате, когда Крисодоро оказалось ближе всего к Кихорио, к воротам прискакал верхом на огромном чёрном коне мужчина. Тоже больших размеров. Они оба одеты в доспехи. Только увидев этого верзилу, я задумалась: что же они говорят стражам, чтобы их в город пропустили… Но это же работа тайных агентов, уверена, лазейки они нашли. Да и, честно говоря, никому из них наша стража ничего противопоставить не сможет…       Мой будущий личный охранник спешился, звеня стременами и грудой железа на его теле и на теле своего коня. Мы всей гурьбой вышли встречать гостя, впереди пошли Роберт и Ном, потом я, рядом мама и чуть позади Лаура, отец уже ушёл на работу к этому времени, естественно. Брюнет, как выяснилось, снял шлем, под которым прятал прямой нос, утолщавшийся книзу, большие голубые глаза с короткими ресницами и тонкие губы, и повесил его на рожок седла, сделал движение, чтобы поклониться, но не стал делать этого за воротами. Я предполагаю, грозный взгляд одного из агентов его остановил. Гость ввёл на территорию дома своего послушного выхоленного коня и, только когда ворота закрылись, упал на одно колено, склонив голову, и, видимо, не из-за тяжести доспехов.       — Света Вам, Ваше Высочество, Света и Вам, кавары агенты, офасы. Я Атрей Расфал. Личный охранник кронпринцессы и начальник её военного отряда прибыл на службу! — на этих словах Атрей ударил себя в грудь, и я не смогла не представить, как больно попасть под его горячую тяжёлую руку. Выкать не хотелось, да и положением нужно пользоваться, привыкать к статусу, так сказать, потому пусть мои слуги и будут моими тренировочными полигонами. Покажу, кто тут главный…       — Света и тебе. Встань, Атрей. Я Маргарита… Симбарад. Мне приятно познакомиться с тобой, и я рада принять тебя на службу. Уверена, ты оправдаешь мои надежды и моё доверие, — он повиновался и встал, заложив руки за спину, пока конь даже желания с места сдвинуться не выказывал. Про военно-охранный отряд я спрашивать не стала: Роб уже объяснил, что это не то, что может помочь не привлекать лишнего внимания, да и этих троих для моей защиты на данном этапе хватит. Объяснял как раз тогда, когда хвалил меня за улучшившуюся речь. Аж самой приятно так говорить, хотя некоторые эдакие словечки ещё иногда вылетают из моего рта.       — Благодарю, моя Принцесса. Когда прикажете начинать церемонию? — Боже, не скоро я привыкну к надобности приказы отдавать. И к этому обращению.       Агенты не могут прибавлять «моя» к моему титулу, потому что я им не принадлежу, как и они мне, ведь тайные агенты находятся выше в «пищевой» цепи, хотя всё равно равны нам по статусу. Три столпа нашей, то есть Кералисии, политики — это королевская семья с завещанными Каварофасом правами на правление и появившиеся после Айматериста Кровавого Советники и Тайные агенты. Я принцесса, но, как бы это не резало по ушам Богу, эти хаприоны, по сути, мои подданные, мне подчиняться не обязаны. Вся суть любого государства, основных изначально было шесть, это собрать всех хаприон-граждан, подчинить их воле избранного правителя, чтобы подотчётными Свету были правители, чтобы волю Света спускали хаприонам тоже они. Удобно. Так что новшества Кералисии немного отдалили её от других главных держав, и вот это уже не так уж и удобно. И всё из-за одного поехавшего короля. Н-да…       — Не сейчас. Ты, должно быть, устал с дороги, сначала нужно разнуздать коня, заселиться в комнату. Следует ли поручить жеребца нашим конюхам? — при мысли об этой семейке мне стало не по себе, я не смогла сдержать раздражения.       — Как Вам будет угодно. Но о коне я могу заботиться сам, у конюхов только еды придётся купить для него, — не сдержала теперь вздоха облегчения.       — Прекрасно, так и сделаем. У нас довольно просторный гараж, верно, мама? — как раз там сейчас находится только автомобиль, а папину громадину держат прям на самом поле. Уж коняке, боевой, но не монстрячей, место найдётся.       — Да, конечно. Только дом не такой уж большой. Будет ли Вам удобно устроиться жить в нашем зале?       — Мне будет удобно в любых условиях, что уж говорить об удовольствии ощутить уют Вашего дома! Благодарю за гостеприимство, — кривые ухмылки на лицах обоих агентов подсказали, что этому парню и во дворике на коврике было бы неплохо, его и не к такому готовили. Но как-то очень льстиво с его стороны отзываться о нашем «уюте», ещё его не ощутив.       — Ты так уверен в своих словах, Атрей… Ну что ж, прошу внутрь за доказательствами.       Охранник вздрогнул слегка, сделал серьёзное лицо, склонил голову и сделал шаг навстречу, выпрямившись по стойке смирно. Мы все развернулись, он снял с коня мешок с пожитками, шлем и встал рядом с Лаурой, за ними пошли агенты, и мы вошли в дом. Немного бесит такая последовательность, очерёдность, будто это парад, но ничего не поделаешь. К этому тоже надо привыкнуть, потому что Роб обещал мне «свиту». Помимо Лауры у меня будут другие служанки, потом нужно будет найти кандидаток на роль фрейлин, если мой титул «короля» не повлияет на обязательные «атрибуты» правящей женщины, которыми обладала всегда жена короля, то есть королева. Ну, потому что не станут же моему мужу предлагать закадычных подружек из высокой знати? А если станут… пусть пеняют на себя…       Мешок был свален рядом с бежевым раскладывающимся диваном, агенты Атрею показали ванную, столовую, сказали, кто где живёт, потом снова вывели на улицу и показали туалет, беседку, гараж, колодец, пока рассказывали, что тут да как обстоит. Ну, во всех смыслах. Показывать пристройку для семян было бессмысленно, как и маленький садик для исследования уже проросших маленьких растений, без меня ему там делать нечего, а он и так должен постоянно находиться рядом. Когда я спросила про ночное время суток, Лаура сказала, что базовым навыкам защиты обучена и сможет потянуть время, пока не подоспеет Расфал, чтобы спасти нас обеих и задержать преступника, «посмевшего помыслить о нанесении вреда кронпринцессе». Лаура спит рядом, сон её чуток, а Атрей ночью должен дежурить прям за дверью, перебиваясь дрёмой в то время, пока меня есть кому охранять, например, когда я с Робертом или Номом. Пока мы болтаем, новый гость занимается конём, которого, как выяснилось, зовут Обоидуртис, или попросту Обо. Наверное, боевому коню нужно что-то более короткое в качестве имени, чтобы быстрее реагировать на команды, но ладно, есть же «Обо».       Отец не вернулся на обед, мама заволновалась, да и я тоже: такое редко происходит. Плохо будет, если это связано с появляющимися в это время вредителями, ещё хуже, если это связано с монстрами. Не буду думать о плохом и маме не позволю, вдруг просто с машиной у кого-то что-то не то.       После обеда, во время которого я уже не пила лекарства, потому что чувствовала себя отлично, я всех отослала, сказав, что церемонию проведём после того, как папа вернётся домой и поест, а мы с мамой вместе и только вдвоём мыли посуду. Она промывала тарелки, чашки, ложки-поварёшки и сковородки в наполненной водой раковине, а я их насухо вытирала, сидя за столом, на котором мы готовим.       — Мамуль, да не переживай ты так. Может, просто машина заглохла у него, али у кого другого, а он же добряк, вот и взялся до дому довезти. Случись чего, уже б растрезвонили бы всё, — я не стала фильтровать базар рядом с ней, просто ведь хотела по-простому с ней поговорить. — Ты вообще в последнее время грустная ходишь, мрачная, тихая.       — Конечно, с Агапио всё будет хорошо, — мама тяжело вздохнула, кладя тарелку в раковину. — А с тобой?       — А что со мной? — мама вытерла руки и села за стол, я присела рядом.       — Я переживаю за тебя. Мы столько лет жили обычной жизнью. Твой отец родился здесь… Ну, да, на границе, но всё же сразу после рождения жил в Лекирдоне, в Кихорио, и ты тоже. Я простая дочь учителя начальных классов, Аги всегда был простым сыном дочери землепашца и приезжего красивого дора, который о прошлой жизни рассказывал мало, но усердно работал на полях. У меня в голове не укладывается, что я, оказывается, вышла замуж за принца великой страны, и я никогда не думала, что моя дочь станет кронпринцессой. Свет мой, страшно подумать! — она схватилась за голову.       Подумать, действительно, страшно. О том, что меня там ждёт. Но ещё страшнее было бы думать о том, что было бы, не согласись я стать кронпринцессой.       — Мама, чего ж бояться?       — Да понимаешь же ты, какая это ответственность?! — она всплеснула руками. — Сколько другов, столько и недругов будет в замке этом тёмном. За домом-то уследить трудно, а тут целая страна! Я постоянно думаю о тебе, о том, на что ты себя обрекаешь. Тут-то несладко, с этими прохиндеями, завистниками, а там? Ты сильная девочка, но хватит ли тебе силы этой? Я не хочу, чтоб они душу тебе изуродовали, не хочу! — мамуля уронила голову на руки. Я думала о том, что родителям будет боязно за меня, что они будут переживать, но услышать это всё было больно. Больно за них, за то, что я только сейчас решила с ней поговорить. А что отец думает?..       — Мам, кто «они»?       — Все они, — дрогнувшим голосом отрезала она.       — Ну, так не они мне душу изуродовали. Это ж наши, деревенские все почти меня с детства мучили. Меня и тебя. И папу. Скоро никто не позволит себе посмотреть на нас дурно…       — А ты? Ты уже отдалилась от нас, давно с друзьями не гуляла… Всё это разве не сделает тебя чёрствой? Ты добра, даже телёнка этого ринулась в полымя спасать. А что будет потом? — она с надеждой смотрит на меня своими готовыми заплакать зелёными глазами, лицо её всё будто ходуном ходит, руки, взявшиеся за мои, похолодели…       — Я просто не хотела тревожить вас с отцом ещё больше… А с друзьями не гуляла, потому что занята разговорами с агентами о том о сём…       — А душа?..       — А ответственность? Ты сама про неё говорила. Конечно, я не стану злой, и Тьма не проникнет в моё сердце, но…       — Но?!       — Но мне нельзя быть наивной… Всем не поможешь, свобода одних кончается там, где начинается свобода других. Я не буду чёрствой, я всегда всё принимаю слишком близко к сердцу. Я буду из-за этого страдать. Но я не могу сказать тебе, что не буду жестокой. Я буду жестокой по отношению к тем, кто это заслужил. Скажи, что успокоит тебя?       — Теперь уже ничего… — она встала из-за стола, повернулась ко мне спиной и всматривалась в воду в раковине с тающей пенкой средства для мытья посуды. — Ты уже не Дейдреф… Ты Симбарад, — я дёрнулась, чтобы возмутиться, что-то сказать, но она продолжила раньше, чем я успела возразить.       — Ты всё правильно говоришь, я не сужу о правильности твоего решения, но… Мне больно, Рита. Я люблю тебя, ты — моё самое большое счастье, чем счастливее ты, тем счастливее я. И я тем грустнее, чем грустнее и печальнее ты. Я не хочу, чтобы мой ребёнок постоянно ходил по раскалённым углям. И не хочу, чтобы мой милый, добрый ребёнок подкидывал эти угли другим.       — Мама… Дейдреф — выдуманная фамилия дедушки. То есть я и не была никогда Дейдреф. Я это я, ты это ты. И папа, и я всегда были Симбарад, и ты всегда была Тихагап, а выйдя замуж, тоже стала Симбарад. Вы мои родители, я ваша плоть и кровь, но ещё и Валифиаса… Но я всегда буду твоим и папиным милым, добрым ребёнком. Просто моей доброты будет сложнее добиться и будет легче лишиться её, — я тоже встала и обняла маму со спины. Она накрыла ладонями мои руки, потом развернулась и крепко прижала меня к себе. — Со мной всё будет хорошо. Но моё счастье тоже зависит от вашего счастья, потому что я вас люблю. А если мне будет плохо, вы же с папой будете рядом?       — Конечно, цветик, конечно, мы будем рядом! Я всегда утешу тебя, только приходи ко мне, только не оставляй нас, — мы разрыдались в объятиях друг друга.       — Никогда не оставлю, мамочка, я люблю вас, всё-всё-всё будет хорошо у всех нас! Не плачь, мамуль!       — Правду девка говорит, нечего плакать! Ника, чего ты, в самом деле, Бездна разверзнись, нюни распустила?! — в дверях стоит отец, руки в боки, весь пропахший средством от насекомых, потный, грязный, уставший. Но мы, увидев его, бросились навстречу и все втроём обнялись, пока мама и я вытирали слёзы, вновь подступившие к глазам от напряжённого ожидания возвращения отца.       — Папа, ты вернулся! Что случилось? Почему так долго?       — Да жуки, чтоб они в бездну провалились, по полям летают, так и сожрут всё. Перед дождём они совсем звереют. Мы основные места обработали, где их больше всего, вот после обеда опять пойдём. А вы тут чего?       — Ничего, Агапио, ничего, всё хорошо. Да, Рита?       — Да, мама! Вот папу накормим, вообще супер будет!       Мы отложили мытьё посуды, уже вымытую использовали, чтобы разогреть еду для отца. Когда он немного поел, начал говорить.       — Краем уха слыхал, о чём вы балакали тут вдвоём. Я с одной стороны с Вероникой согласен, с другой — своё мнение имеется. Мать больше переживает, что ты, Маргарита, будешь злой, а я больше за то, что ты не сможешь быть достаточно жёсткой, но всё это об одном толкуется — об ответственности. Ты станешь королём, правящим монархом. Ты должна будешь выбирать не то, что понравится всем, это невозможно, а то, что устроит большинство. Ну, это я так разумею, чего эти агенты думают, Тьма их знает, а я хочу, чтобы ты не шла на поводу у этой вашей «доброты». Людям будет хорошо тогда, когда государство перестанет «болеть». На наши язвы пластыри клеят, травы кладут, и не только травы на нас кладут, но важно то, что пластыри отваливаются, и снова становится плохо.       — Я понимаю отец. Я буду взвешивать каждое своё решение, чтобы найти баланс между добротой и выгодой. Это ведь устроит вас обоих, верно?       — Ритка, ты умная девчонка. Пойми другое ещё: нас с матерью устроит то, что ты будешь целая и невредимая. Счастливая если будешь, то и нам хорошо, а вот эти все бала-ансы, вы-ыгоды, — он махал при этих словах рукой, в которой держал хлеб, другая занята была ложкой и могла разбрылять с этой ложки кашу, так что, чтобы не будить в маме зверя, он держал её над тарелкой, — это всё оставь для себя, чтобы долг свой, какой на себя сама возьмёшь, выполнить, чтоб в итоге-то самой собой довольной быть. А мы тебя любую любим и принимаем, с нами можешь не выкабениваться, мы тобой и до всей этой заварушки гордились, гордимся и будем гордиться.       Я чуть опять не заревела. Подбежала к отцу и обняла его, а мама встала и погладила меня по голове. Вот так вот всегда бы сидеть тут и жизни радоваться, и ничего больше не надобно, н-нет, надо переться в эту Кералисию… Эх, нечего жаловаться, потому что действительно надо… Я села на место, с мамой в обнимку.       — Спасибо вам за поддержку. Правда, вы мне очень нужны.       — И нам надо будет с тобой ехать… — папа тяжело вздохнул, смотря куда-то в пол.       — А что? — я немного отошла, чтобы он продолжил спокойно есть.       — Да ну их!.. — он бросил ложку в тарелку и сложил руки на столе. — Зло берёт, как представлю, что всё добро деревенское этим разгильдяям оставлять надо, которые без моего пинка доброго ни черта не делают, — папа положил голову на поставленный кулак. — Как-от без нас тут устроится всё… Кто полы деревянные протаптывать в доме нашем будет…       — Агапио, это теперь их проблема будет, коли неурожай, али гниение, не наше дело. Родина твоя не здесь, милый, — мама подошла к своему любимому мужу и погладила его по спине, подбадривая. Только что она переживала из-за разобщения семьи, из-за того, что всё не так, как есть, но она всегда на стороне папы, раз он переживает, его надо подтолкнуть…       — А твоя? Здесь же родня твоя вся, здесь весь род твой учительский жил, живёт и будет жить. Или ты из этих, у кого «после нас хоть бездна развёрздывайся»? Знаю, как ты над каждым волоском этих деревенских ахала, пока Рита не родилась, как ты всем на помощь спешила, как пыхтела над детьми их забесплатно, из жалости репетитурствуя. Что скажешь?       — А что я скажу? Я сейчас не Тихагап, я сейчас… даже не Дейдреф уже, — она взглянула мельком на меня. — Вот и буду со своей семьёй. Поработала на других, а теперь всё, хватит с меня. Не на тех работала, не на ту напали. Полжизни уже на них угробила, а они чуть меня не угробили. Всё это теперь их проблемы, как свет от вещей отражается, так и проклятия им отразятся. Кому надо, кто сумеет, пусть живут, плывут по ветру, я за них порадуюсь, а за их несчастья переживать — своего счастья не будет. Дом этот старый уже тоже, его чинить будут, так что дерево твоё твоим останется, им другое надо будет. Цветов жаль — у себя такие посадим там. Беседка дедовская — компенсация за отъезд, вот и не мучайся! А пинки твоим лодырям пусть староста раздаёт, ему до них самая охота. Вот и дело с концом. Что теперь ты скажешь?       — А что тут ещё говорить? Рассудила ты, конечно, верно, только трудов своих жаль, понимаешь? Мы ж этот дом тоже под себя обделывали, обживали. И поля я руками своими кормил, как ребёнка, от всех напастей защищал, а теперь кукушкой себя чувствую, кукушкой. Мужик — кукушкой, от такого эта самая кукушка с башки-то и полететь может, — папа покрутил пальцем у виска. Я потупилась. Одни проблемы от всей этой ситуации… Только перспективу они вспоминать другую не хотят, но я их понимаю, напоминать о том худшем исходе не хочу, сами не маленькие…       — Вот у тебя ребёнок: рядом стоит, ты её ради поля одну в волчьем логове оставишь?       — Да ну нет, конечно, чего ты тут тоже… Я тебе просто объясняю ситуацию.       — Да понимаю я, — мама вздохнула и упала на стул. — Как не понять? Корни тут наши, земля наша, этого поля мы ягоды, как угодно говори. А что ты предлагаешь? — а выбор вообще есть? Они не хотят оставлять меня, а я не могу остаться…       — А что предлагать-то? Всё с собой своё не возьмёшь всё равно. Но ковры наши тут точно не оставлю… — мы с мамой засмеялись. Эти ковры принадлежали всегда нашей «главной» земледельческой семье, а дед возил их на починку в мастерской городок близ столицы, пусть хоть такая память останется.       — У вас определённо будет, где их постелить и развесить.       — Рита, а где мы будем жить, во дворце?.. — мама как-то с опаской спросила об этом.       — Не думаю… Это будет очень сложно для вас, для других. Вам не нужно беспокоиться обо всём том, что там будет твориться… Если вы будете у всех на виду, то беспокоиться буду и я. Хотя это ещё не обсуждалось, — папа уже доел.       — Не важно, ладно, проехали. Буду поздно, работаем до дождя, приду — есть буду, на церемонию не ждите. Света, я пошёл.       — Света, Агапио, лёгкой работы! — я тоже попрощалась с отцом, он ушёл, сразу вошла в кухню Лаура и взялась помогать с посудой, потому что мы, считай, ничего не намыли, а им всем уже не терпится провести клятвенную церемонию… Мы с мамой уже поговорили, так что спорить смысла не было.