На двоих

Ее загоняют в угол на удивление быстро для бойца с ее опытом и с ее боевым стажем. Всего два пока непонятного происхождения киборга, из армии, внезапно обрушившейся на Бладхэйвен в вечер уныло-будничной среды, и пока она возится — Дик уже разбил таких с добрый десяток. Сегодня она не пытается даже атаковать их толком — только уворачивается, крутится, держа их на дистанции, отступает. В итоге оказывается беспомощно зажатой в углу с двух сторон. Приходится тратить два последних бэтаранга — под действием импульсов в уязвимые точки из угрозы киборги превращается в две груды металла. Тигрица все еще беспомощно сидит на земле. Арбалет валяется рядом. — Да где ты витаешь сегодня? — бросает Дик с досадой, на минуту отключив коммуникатор. — Соберись, ты мне нужна, черт. Она смотрит на него снизу вверх сквозь прорези своей маски. В глазах еще не остыл испуг, словно вновь она оказалась той зеленой девчонкой в зеленом же костюме, которую буйная семейка Красного Торнадо как крысу гоняла по вентиляции Горы Справедливости, прежде чем едва не утопить его самого. Уже слишком много воды утекло с тех пор. Неловкими, негибкими пальцами она вдруг стягивает маску с лица, забыв про все тайны личности разом. — Я беременна. На мгновение он застывает. Каждое мгновение голова работает как компьютер: оценить угрозу, выбрать действие, держать под контролем все в поле зрения — и что происходит в целом городе тоже. Полицейские частоты раскалены нервными голосами, коммуникатор то и дело перекликается: в Готэме сегодня не менее туго. Бэтмен, Бэтгерл и Оракул, Робин, Бэтвинг — у каждого своя зона ответственности. На Тигрице как на доступной боевой единице в своих расчетах Натйвинг сейчас просто ставит крест. Город уже горит, город кричит и как подраненный зверь воет симфонией из напуганных голосов, сирен, звона бьющегося стекла. — Держись за мной. — парой ударов он разбивает неподвижных уже киборгов в более надежные обломки. — Гражданских собирают в городском совете. Я тебя провожу и вернусь на улицы. Глаза ее расширяются.  — Г-ражданские? У нее вид, как будто это слово она слышит впервые. Город горит, кругом то ли гребаные киборги, то ли инопланетная дрянь, у него просто нет времени возиться еще и с этим. Коммуникатор вновь оживает. Подмога из Лиги прибудет минут через тридцать, Оракул обнаружила возможные источники управляющего сигнала, Бэтмен и Робин уже работают над их ликвидацией, пока Бэтгерл и Бэтвинг защищают гражданских. — Идти можешь? Проигнорировав его протянутую руку, Артемида сама поднимается на ноги. Подбирает арбалет. — Не надо со мной нянчиться. Прости что подвела. Подвела, черт, конечно же подвела, потому что уже давно он полагается на нее как на себя, как на часть себя, и практически не тратит время на отслеживание во время боя. Он просто заранее знает, где будет она. И что она обязательно будет там где нужна — без лишних вопросов и обсуждений. Так и сегодня. Он ждал, что она будет рядом на улицах, когда город начал гореть — и она там была. Привычно. Обычно. Обычно больше ничего, похоже, не будет. На самом деле ему так много ей сказать, внутри столько всего, что дай волю — порвет изнутри на части. Поэтому он просто встраивает новые факты в систему расчетов и пытается игнорировать их эмоциональную суть. На глаза попадается разбитая витрина магазина одежды напротив. — Переоденься. — бросает он коротко ей вслед, потому что маску, похоже, ей сегодня уже не надеть. Как и невозможно быть наполовину Тигрицей. — И жди в безопасном месте. Ее просто перекашивает всю — от беспомощности, от обиды, от собственной бесполезности. — Не надо меня провожать. — возвращает она маску на лицо. — Я не настолько беспомощна. Молча Дик какое-то время смотрит ей вслед. На мгновение он даже не справляется и хочет окликнуть ее, обнять, сказать, черт возьми, что он рад, конечно, рад несмотря ни на что — но коммуникатор оживает снова. Кому-то срочно нужна помощь. Он безжалостно давит тлеющие эмоции как рассыпанные кем-то окурки подошвой ботинка. И сейчас просто идет в противоположную от нее сторону. Когда все заканчивается, и зарево над городом заменяет серый, тускнеющий дым, в котором вспышками то там, то здесь видны силуэты Супермена и Марсианского охотника, он находит Артемиду среди полицейских на баррикаде, позади которой нашли убежище человек тридцать гражданских. Повсюду болты от ее арбалета, сгустки затвердевшего полимера, груды искореженного металла, бывшие когда-то угрозой. У потрепанных людей в форме — мужчин, женщин, усталые, покрытые грязью и копотью лица. Кто-то ранен, кому-то уже не помогут даже измученные медики. Безотчетно все смотрят в предрассветное, грязное от дыма небо с надеждой и ждут помощи. — Я не стану отсиживаться в стороне, если достаточно просто не лезть в рукопашную! — с вызовом говорит Артемида, когда они скрываются в безлюдном переулке за парой перевернутых контейнеров для мусора. На плече у нее спортивная сумка явно из дома. Ее перчатки — в лоскуты, часть лица, нескрытая маской серая от усталости. У Дика и самого ощущение что руки и ноги каменно-тяжелые, неподъемные. Теперь есть возможность и время что-то сказать, но если честно, язык не шевелится тоже. Поэтому они просто обнимают друг друга покрепче и долго молчат. От ее волос едко пахнет паленым, пылью и кровью. Раздавленные, сухой логикой загнанные в самый дальний угол чувства понемногу начинают оттаивать и ныть, как отмороженная конечность в тепле. Слишком много усилий он приложил, что убедить ее в своей надежности: если она даже не собиралась ему говорить — все, выходит, впустую было? Это немного… парализует, если честно. — Я так понимаю, ты уже все решила? —  Когда отступила. — тяжело встряхивает она головой. — Когда испугалась, что в драке могу его потерять.  С нашим образом жизни оставить ребенка — плохая идея, но лучшей, похоже, нет? — тревожно вскидывает она на него взгляд. В глазах ее нет эйфории. Если честно, он и сам далек от безмятежного веселья. Хотя нечто невероятно уютное как собственные воспоминания о детстве, о маме и папе, все равно уже теплится где-то внутри. Между бейсбольными перчатками, смехом и прыжками с цирковой трапеции, между бэтарангами, тросометами и полузабытыми сказками на ночь невнятно мечутся мысли. Новым, непривычным еще жестом Дик вдруг кладет руку на ее совершенно плоский и твердый как доска живот. — Если не рискнем сейчас — наверное, уже никогда не рискнем. — Мы больше не будем напарниками. — вдруг перекладывает Артемида свой арбалет из одной руки в другую, и переплетает пальцы, покрасневшие, от стрельбы еще ноющие, должно быть, с его пальцами. Взгляд ее делается таким, словно уже заранее она смотрит ему в спину. Это было слишком важной частью их жизни — партнерство, чтоб вот так выкинуть его и заменить еще непонятным родительством. — Какое-то время. — мягко говорит он чтоб ее успокоить. — Посмотрим, может я вообще возьму да и уйду в отставку вместе с тобой. — Мы слишком давно живем масками, чтоб так просто избавиться от них — проворно разбирает она свой арбалет, чтоб убрать его в сумку. — За нами все равно однажды придут — друзья, которым нужна будет помощь. Или те, кому мы прищемили хвосты, захотят добраться до наших глоток. Предпочитаю уж быть к этому готовой. Через год, максимум через два — я вернусь обратно в строй. Только так. — запальчиво бросает она свои условия. — И если не согласен — лучше прямо сейчас скажи. Звучит довольно сомнительно. Но это ее «через год» кажется невероятно далеким и туманным, чтоб думать еще и об этом. Дик быстро кивает. — Идет. Судя по взгляду Артемида понимает, что он полностью пропустил ее слова мимо ушей и ей очень хочется треснуть его по башке. Что-то небольшое и металлическое, еще теплое от ее руки легко ложится в его подставленную ладонь. На ощупь Дик угадывает свой полицейский значок. — Одежда. — скидывает она свою спортивную сумку к его ботинкам. — Не забудь ее помять и посыпать пылью, иначе тебя еще и свои же отпинают за то что отсиживался, пока все потели. — посмеивается Артемида, пока они, стараясь не вляпаться в рассыпанный кругом мусор, переодеваются в гражданское. —  Думаю, сейчас и в гражданском для нас дело найдется… Не думала, что буду любить обычного, скучного копа… — губы ее вдруг кривятся в легкой ухмылке. — больше чем крутого героя в обтягивающем трико. Вопреки усталости Дик находит в себе силы рассмеяться. — Я хорош в любой из личностей, эй! Ошарашенные, растерянные люди на улицах понемногу шевелятся как муравьи в растревоженном муравейнике. Скоро начнется мародерство и грабеж, если полиция не возьмет все под контроль. Теплая тяжесть значка в ладони напоминает — впереди немало работы. Город понемногу залечит раны. Маску-домино Дик снимает последней. Их прежняя жизнь в обломки на глазах превращается, но ему почему-то не жаль. Неприятная, обманчиво-неправильная мысль об отставке — на год, может на полтора, — вдруг укладывается в голове с невероятной легкостью. Даже из обломков всегда можно что-то новое создать.