На двоих

Беременность Артемиды не слишком походила на то, как это изображают на плакатах — сияющие лица, красивые платья, широкие улыбки, полные ожидания. Даже от запаха любимого кофе, как оказалось, ее выворачивало теперь наизнанку. Ее тошнило уже полчаса, а вспоминая о том как она злится если нарушить ее уединение в такой интимный момент, Дику оставалось лишь терпеливо ждать. — Как ты? — спросил он, когда Артемида вернулась и обессиленно рухнула на диван лицом вниз, едва не раздавив недовольно мяукнувшего кота. — Как будто беременна. — Может чего-нибудь принести? Чай? Плед? Грейпфрутовый сок? Приподняв голову, она раздраженно рявкнула. — Немедленно прекрати нянчиться со мной как с болезной. — но глаза у нее были мокрыми. Ее и впрямь мотало как флюгер. Социальный билборд с трогательной надписью мог заставить ее разразиться слезами прямо посреди улицы. Не меняясь в лице, она как-то раз метким броском банки с ананасами вырубила незадачливого воришку женских сумочек в супермаркете. А потом горестно разрыдалась, потому что это была последняя банка ее любимого производителя ананасов во всем чертовом супермаркете, а бессердечные полицейские настрого запретили продавать ей улику. — Я ужасна, я невыносима, боже, и я ничего не могу с собой поделать. — с досадой она стиснула виски как от головной боли. — Я не справляюсь, Дик. Я с собой не справляюсь, черт возьми! — А мне даже нравится когда ты не прячешь что чувствуешь. — осторожно заметил он. — Ты всегда такая закрытая… — Теперь я съеденный обед спрятать не могу. — пошутила Артемида мрачно. Осторожно Дик снял резинку с ее волос, распустив слишком тугой хвост, и запустил пальцы в светлые пряди. — Давай попробуем еще раз: как ты себя чувствуешь? — Как будто меня полоскало полдня, и грудь болит и все бюстгальтеры давят. — прикрыла она глаза, перестав, наконец, бороться с собственной слабостью. — Голова кружится. Я просыпаюсь уже уставшей и тут же снова хочу спать. И как будто этого всего мало — дурацкие гормоны превратили меня в истеричку. Сегодня я плакала, потому что занавески на кухне не голубые, а белые… Только не спрашивай почему они должны быть голубыми. — Не спрашиваю. — кивнул Дик послушно. И подумав, поцеловал ее в нос. — Купим голубые. И еще зеленые и розовые про запас — на всякий случай, если ты передумаешь. Только, прошу, перестань на себя злиться. Она метнула на него раздраженный взгляд, но вдруг устало поникла и калачиком свернулась у него на коленях. Она не зависела от него, но нуждалась в нем и, кажется, не хотела больше этого скрывать. Это было невыносимо трогательно. — Можешь гладить меня по волосам, пока я не засну? — смущенно попросила Артемида. . — И найди какой-нибудь сериал от Нетфликс на фон. И, черт, я одновременно хочу тонну картошки фри и самый мерзкий жирный бургер и не хочу, чтоб ты уходил. Ухмыльнувшись, Дик незаметно потянулся к телефону. Доставка, картошка, клубничный коктейль и прикосновения, успокаивающе-ласковые — этот рецепт еще не раз спасал ситуацию. Понемногу слез стало меньше в разы, и позже, когда Дик вспоминал эти месяцы, первое что приходило в голову — они невероятно много смеялись. Над проделками кота, над новым фильмом Гара и черт знает над чем еще — даже в сложные моменты находили повод для смеха. Пусть они перестали быть напарниками — но все равно оставались близки как никогда прежде. Словно испытывая бессознательное чувство вины за убранный на время костюм Найтвинга, Дик охотно брался за ночные дежурства в самых злачных местах, у него появился новый напарник из вчерашних курсантов и повышение в ближайшей перспективе. Найтвинг отошёл на дальний план так легко, что этого почти никто не заметил кроме близких друзей вроде Супербоя, Мисс Марси и Аквамена, которого по привычке Дик все еще мысленно звал Аквалэдом. Лига уже давно стала слишком похожа на муравейник из множества людей и не только людей, чтоб заметить отсутствие двух своих членов. Если честно, Дик даже ощутил некоторую обиду, что Большой Би так просто его отпустил. Эдакий щелчок по носу — в глубине души всегда приятно было думать о себе как о незаменимом. Впрочем, это было слишком детское чувство и за всем остальным оно ушло на задний план. Ребенок в животе Артемиды понемногу из невнятной точки на мониторе превращался в что-то более похожее на человечка — все еще скорее факт, чем эйфоричная эмоция. Но само существование его означало что в ее глазах сам Дик уже не инфантильный, ненадежный, вечно в себе же самом потерянный мальчишка. Чем чаще он думал об этом, тем реже и в зеркале видел себя таким. Наверное, это и можно было назвать счастьем. Все дало трещину одним вечером, когда он, вернувшись домой, обнаружил на столике в гостиной заварочный чайник и две чашки. — Твой приемный отец приезжал. — Артемида устало выплеснула нетронутый чай из них прямо в раковину. У нее было бледное, бесцветное лицо, и такой же голос. Движения напоминали заводную куклу, у которой разладился механизм. — Тебе стоит поговорить с ним. — сказала она коротко, предупреждая вопросы. — Он просил навестить его… в пещере.  — Не волнуйся.  — с досадой тряхнул Дик головой. — Я не полезу в костюм Найтвинга, что бы он не говорил. Она подняла на него глаза — такие потухшие как ее голос. И вдруг коротко, зло ухмыльнулась. — О, об этом и речи не было. Беспокойство медленно превращалось в злость, и в тревогу тоже. Ругнувшись про себя, Дик натянул куртку и взял ключи от машины. Как ни странно, при плаще и при маске Бэтмен был в пещере, словно и вправду ждал его в своем царстве полумрака, где-то в отдалении приправленнном писком летучих мышей. А потом Бэтмен заговорил — и говорил он коротко, недолго и по существу, но с каждым словом Дику казалось, что пол под ногами прямо на глазах расходится трещинами, в которые вот-вот обрушится вся их жизнь. — Я просто хотел год, может два, чтоб спокойно прожить их с женщиной, которую люблю и которая любит меня. — медленно и негромко заговорил он — чтоб не заорать на Бэтмена в голос. — Чтоб быть рядом с ней и защищать ее, пока она будет слабой и уязвимой. Чтоб увидеть как родится наш ребенок. Я так много хотел, Би? Помедлив, Бэтмен снял маску, обманчиво вновь превращаясь в Брюса Уэйна. — Дик. — Я всегда приходил когда был тебе нужен. — Знаю. — кивнул Бэтмен в маске Брюса. — Все это время я пытался не лезть в твою жизнь… — Бог ты мой, Брюс, да ты из моей жизни на день не вылезал. Никогда. — Дик, я понимаю что ты чувствуешь. Дети… — Ничерта-то ты не понимаешь. Мы всегда были твоими послушными солдатиками, а не детьми. Мы все. Как я. Как Тим. Как Джейсон. Что насчет Джейсона? — ядовито спросил Дик. — Ты хотя бы знаешь где он теперь, после той резни, что он устроил в Готэме? Он болен, Би, ему же мозги промыли, черт возьми. Ему нужна помощь. Наша помощь. Это было жестоко — как удар по незажившй ране. — Он не примет помощь от нас. — Бэтмен устало сжал переносицу и опустился в свое кресло как на трон. — Во всяком случае прямую. И это не значит, что я не держу ситуацию под контролем. Здесь, в окружении костюмов, девайсов, мониторов, как неспящее око, надзирающих над Готэмом, он был словно в самом центре сети, дергая за нити которой он манипулировал своими союзниками-марионетками и марионетками, которые считали себя союзниками. Очень отчетливо Дик ощутил на руках, на ногах эти самые нити, за которые Брюс тянет — и вот-вот он сам как кукла запляшет послушно, запрыгает. — Ладно, это пустой разговор. — отмахнулся он запальчиво. — Я всегда делал то, что ты говорил, даже если это значило шагнуть с высотки без тросомета. Но сейчас мой ответ «нет» Брюс. Я учусь, наконец, говорить тебе «нет». Я хочу быть рядом с Артемидой, когда родится наш ребенок. — Тебе придется быть далеко от нее, если ты хочешь чтоб ваш ребенок увидел мир. — ни одна мышца на лице Брюса не дернулась. — И еще сотни чужих детей. Его спокойствие давило не хуже каменного свода пещеры. Брюс умело давил на все болевые точки, не слишком скрываясь — но даже так это все равно работало безотказно. — Все так плохо? — опустился Дик на соседний стул, поостынув. На всякий случай еще раз пробежался глазами по экранам, вникая в информацию. — Я бы не стал тревожить тебя, если б мог обойтись. — Правительственная организация, работа под прикрытием. Год? Два? — ощутил он нечто похожее на отчаяние. — Брюс, да после всего мне уже просто некуда будет возвращаться. — Если вы действительно любите друг друга, то справитесь с этим. У тебя будет отличный повод. Старые чувства вспыхнули, быт, который заел, ребенок, к которому ты оказался не готов. Не вы первые, не вы последние… — То есть, все вокруг будет думать что я попросту бросил ее с ребенком и сбежал? — скривился Дик. — Просто очаровательно. — Во всяком случае она будет знать что это не так. — отрезал Брюс. И припечатал. — А могла и не знать бы. На мгновение Дик представил себе такой поворот событий — и надолго замолчал, пытаясь все это переварить и не вцепиться Брюсу в глотку. — Иногда я очень серьезно спрашиваю себя, Би. — вполголоса произнес он, постукивая кончиками пальцев по столу. — Почему все еще на тебя работаю. — Потому что только так ты сумеешь защитить свою семью. И многих других. Справедливая злость поостыла, а на пустое место пришла усталость, такая же тусклая, серая, как лицо Артемиды сегодня. Под темными сводами пещеры, от которых отражался негромкий, убедительный голос Бэтмена, Дик ощутил себя совершенно раздавленным. — Просто не знаю как об этом сказать Артемиде. — уткнулся он лбом в ладонь. Лоб был противно-влажным от пота. Тяжелая рука в черной перчатке коснулась его плеча. — Я бы не стал даже говорить с тобой, если бы она сама не одобрила мой план. Вскипев больше прежнего, Дик стряхнул прикосновение его руки. — Зная тебя — ты просто не оставил ей выбора. — и ушел прочь, оставив Брюса в его логове. Он знал, что вернется, как всегда возвращался — и Брюс знал это тоже. Наверное, он был обречен еще в тот момент, когда в гениальных мозгах Брюса зародился очередной план. Фигурки были уже расставлены на доске — партия вот-вот начнется. С трудом Дик помнил как добрался до Бладхэйвена — а потом сделал самое тупое и бессмысленное, что мог. Нашел первый попавшийся бар и как свинья методично надирался там за барной стойкой, пока Артемида за ним не пришла. В аккуратном брючном костюме с прикрывающем еще почти незаметный живот пиджаком она выглядела невероятно красивой. Неуместной в этой дыре, полной такого же вусмерть пьяного как сам Дик сброда. — Пойдем домой. — сказала она, карточкой расплатившись по его счету. — Хватит валять дурака — Ну и какого черта ты таскаешься за мной, идиотка? — пьяно рыкнул он, когда она присела рядом на высокий барный стул. — Мне что, круглые сутки сидеть под твоей юбкой? Завсегдатаи нетрезво, но одобрительно загудели. То, как он ставил на место зарвавшуюся бабенку, пришлось всем по душе. Перед глазами снова вдруг залило густо-красным. Устроить бы мордобой, тупой, бессмысленный — в стиле Джейсона-нового, вернувшегося в Готэм после знакомства с ломом Джокера и долгим гостеприимством семейства Аль Гулов. Возможно, Джейсон кое-что теперь понимал в том как приглушить боль беспомощности хоть на время. Тоска, бессильная злость и дешевая, обильная выпивка делало лицо Артемиды туманным и расплывчатым. Дик рассмеялся. А потом с размаху ударил кулаком по барной стойке, так что выстроенная барменом пирамида из пустых бокалов обрушилась. Стекло под ногами теперь крошилось легко и хрустко. — Как же ты надоела! — заплетаясь языком, заорал он. И снова засмеялся — хрипло, зло. Пощечина оборвала этот мерзкий, словно чужой смех Помотав головой, он с трудом посмотрел на Артемиду, опасаясь что она расплачется, и тогда он просто больше не выдержит, не сможет… Покачав головой, она просто взяла его за руку и вытащила на воздух. Вместо того чтобы вызвать такси, они долго шли по безлюдным ночным улицам. Город был странно притихшим, словно бы даже он признал что на сегодня с них, пожалуй, достаточно. — Что, я достаточно вжился в роль? — прохлада немного проветрила голову, и теперь и язык, и мысли Дика почти не заплетались не смотря на количество выпитого. — Теперь еще не раз придется повторять подобное, чтоб все выглядело правдоподобно. Для родных, для друзей… Внезапно его замутило снова, сильнее прежнего. Едва не споткнувшись, он метнулся в обшарпанный переулок и там долго блевал, уперевшись ладонью в обшарпанную кирпичную стену, пока не стало нечем. — Теперь твоя очередь? — усмехнулась она. - Только я завязала.  — Прости, — с трудом, наконец, разогнулся Дик, вытирая рот от горечи тыльной стороной руки. — Я подвел тебя. Я так сильно тебя подвел… Из сумки она достала бутылку с обычной водой и снова терпеливо ждала пока он прополощет рот и умоется. — Ты не виноват. — Я просто не знаю что делать. — в переулке было темно и мерзко воняло чем-то мусорным и гнилым и еще кисло — рвотой. — Что бы я не выбрал — это выбор неправильный. Еще бы крови — и это будет похоже на жизнь, в которую ему вот-вот придется шагнуть. Внезапно Артемида крепко встряхнула его за ворот куртки. — Ты что думаешь, я в шутку говорила, что нам никуда от этого не сбежать? Дик, я уже пыталась. Не вышло. Наша жизнь даже с рождением ребенка никогда не станет мирной, и с этим надо смириться — я же говорила… — усмехнулась она с горечью. — Но, черт возьми, я говорила о собственном возвращении в строй. И вот так глупо попалась в собственную ловушку. Молча он сжал ее холодные, еще не успевшие стать мягкими руки в своих. — Я уже потеряла Уолли. — негромко сказала Артемида, склонившись к его уху. — Могу потерять и тебя в любой момент, но это не значит что мы должны потерять себя. Ее темные, чуть раскосые глаза блеснули расплавленным металлом, как будто не она недавно лила слезы из-за не того цвета занавесок и была обманчиво-мирной и слабой. Она всегда останется Тигрицей — и только так. — Только скажи — я пошлю Брюса с его планами к черту. — Ты должен. — просто сказала она. Дик обреченно кивнул. — Должен. Спустя часы и дни это слово все еще жгло рот. Но сейчас ее пальцы коснулись его лица, очертили скулы, подбородок, линию губ, как будто бы Артемида пыталась заучить его, запомнить заново и надолго. Внезапная вспышка непрошенного возбуждения дрожью отозвалась по всему его телу. Ощутив это, Артемида вдруг рассмеялась — низким, довольным смешком. — А теперь поцелуй меня. — с силой рванула она ворот его рубашки, жадно прижимаясь к коже ладонями. — Так, чтоб мне тебя на сто лет вперед хватило. Ее живот уже едва заметно ощущался мягкой округлостью сквозь одежду, но это ничуть не остужало. Как и грязный, убогий переулок. Наверное, просто они любили друг друга так сильно, что любили бы друг друга где угодно. Теперь они могли лишь попытаться сохранить это — от времени и от расстояния.