Темный лес

      Гарри все меньше спал. Ночь стояла такая звездная и темная, что казалось, ложись, гляди, вдыхай и засыпай, но Гарри не мог. Вар говорил, что это совершенно обыкновенное дело для таких созданий, как он, но кем он был? Он совсем не весело рассмеялся, зная, что сейчас в Магической Англии его считают либо мертвецом, либо скрывающимся трусом.       - Пожалуй, оба варианта верны.       - О каких вариантах Вы говорите, мой друг?       Мужчина, а он за эту пару лет словно возмужал и перестал ощущать себя ребенком вовсе, ответил:       - Думал, каким меня видят волшебники теперь: мертвым глупцом или сбежавшим трусом.       - Мы не вмешиваемся…       - … в дела людей, я знаю, ты слишком часто это повторяешь. - Гарри кисло усмехнулся, - И я сам не хочу знать, что происходит вне леса. Я еще не готов покинуть этих мест.       - Вы не боитесь одичать?       Поттер вскинул брови:       - Не более чем ваше племя кентавров, Финнварор. Сколько веков вы уже живете в этом лесу? Пять? Десять? Возможно, кто-то скажет, что прятаться здесь два с лишним года - несусветная глупость и фарс, что я уже совсем не человек, а дикое животное, но вот ужас: мне достаточно хорошего собеседника, и я чувствую себя вполне социальным существом.       - Вы забыли про магию, мистер Поттер.       - Да, и магия. - Он вздохнул, глядя в сторону векового ясеня, под которым он полгода назад похоронил остролист и перо феникса. Магия, которая покидала его. - Она уходит, Вар, я это чувствую.       Кентавр в знакомом жесте склонил голову набок - перелив серебряного дождя - и, подогнув лошадиные ноги, осторожно присел в паре метров от него. Нужно заслужить огромное доверие от таких скрытных существ, чтобы они могли в твоем присутствии быть настолько открытыми. Хотя Вар был странным - отшельник, он был молчалив с родичами, но любил поговорить с ним и никогда не врал, хоть и любил вести себя как фейри. Те тоже не могли лгать, но так искусно маскировали правду, что ее не различить без Веритасерума.       - То, что Вы чувствуете, не уход, а перерождение.       Гарри покачал головой:       - Не думаю, что это так.       Ртутно-желтый, острый взгляд сосредоточился на нем, и спустя минуту глубокого молчания кентавр сказал:       - Вы помните того бедного единорога, которого убил Волан-де-Морт, паразитирующий на профессоре Квирелле?       Гарри вздрогнул от резкости знакомых имен. За два года отчуждения и молчания, когда он сам не хотел вновь быть вовлеченным в историю волшебного мира, людского волшебного мира, по крайней мере, он не говорил с Варом ни о Темном Лорде, ни о Дамблдоре. И вот они снова здесь, с тем, с чего началась эта тайная история - убитое темным волшебником светлое существо. Поттер сглотнул, зная, что кентавры питают особую любовь и уважение к порождениям лунного света.       - Да. Никогда не забуду.       - Пойдемте со мной, мистер Поттер.       Кентавр встал и двинулся в сторону сердца леса. Гарри редко бывал там, предпочитая деревья “проклятого места”, куда даже акромантулы боялись соваться. Похоже, на этот раз Финнварор выводит его за пределы безопасной тьмы. Мелькнули пограничные, с различимой только для кентавров меткой, деревья.       - Куда мы?       Вар промолчал, и они шли. Шли долго, и хоть Гарри больше не уставал, он все еще ощущал себя неуверенно, слабо. Страх исчез, но остались опасение и боль. Принятие.       Они проскользнули меж сестер - трех осин, искривленных в ужасающих, но живописных монстров, и молодой мужчина понял, что они близки к поляне, на которой любят отдыхать Unicornis. Гарри всегда боялся прервать их отдых, они были прекрасны и сияли, он же, казалось ему, излучает тьму и разрушение.       Финнварор сделал один шаг из-под сени деревьев, остановился, давая чудесным животным привыкнуть и узнать их, и после что-то пронзительно защелкал на незнакомом языке. Волшебник даже не знал, что у единорогов есть свой язык.       Вперед выступил, безусловно, самец, от вида которого Гарри непроизвольно задержал дыхание. Он прошептал, пораженный:       - Бархатная тень…       - Вы могли слышать о них: люди иногда называют их “картазон”, ориентируясь на закрученный необычного цвета рог.       У лоснящегося черного жеребца действительно был спиральный рог, такой же черный, как и все остальное тело. Брюнет еще ни разу не видел таких единорогов.       Удивительное существо подошло к кентавру, прядя ушами от незнакомого запаха Гарри. Он осторожно приблизился к протянутой руке Вара, кося одним глазом в сторону Поттера.       - Он узнал вас.       - Что?! - Ахнул Гарри, - Но я никогда не видел…       Единорог заржал, но только голос его был высок и свеж, пронзителен и в то же время нежен, и Поттер замер. Неожиданно стали ясны слова кентавра о том бедном существе, чью кровь пил Темный Лорд.       - Он переродился? - Вар кивнул. - Но как это возможно?       - Магия, мистер Поттер, делает порой удивительный дар. В мире совсем немного истинно бессмертных существ, и одно - перед Вами. Вы можете подойти, он не боится Вас.       Послушно шагнув вперед, Гарри вздохнул, когда в ладонь уткнулся мягкий бархатный нос. Ониксовые глаза единорога сияли, отражая токи звезд. Сердце волшебника задрожало, размягченное скорбью и нежной любовью. Unicornis заглядывал в его душу и шептал: “Всему свое время”.       Когда Гарри и Вар уходили, Бархатная тень смотрел им вслед. В душе мужчины царил удивительный покой, и он решился наконец на разговор, с которым тянул все это время пребывания в Запретном лесу.       - Ты знаешь кто я, Финнварор?       Кентавр некоторое время молчал, а после, слегка обернувшись, ответил:       - Конечно, мистер Поттер.       - Нет, не мое имя...       - Вы правы, оно не Ваше. Точнее, Вы - не совсем его.       Плечи волшебника поникли, Вар сказал правду: его нельзя было назвать только лишь Гарри Поттером, сыном Джеймса Поттера и Лили Эванс. Он был их ребенком и в то же время - не был. И это сильно ранило его. Он любил их, но не имел права на то.       Финнварор остановился, хотя они не дошли до проклятого места и хижины Гарри, служивших домом ему эти долгие, потерянные годы. Кентавр указал на поваленное дерево:       - Присядьте, Гарри. Не беспокойтесь, что нас прервут.       Тот послушно добрел до места и сел. У него не было сил сопротивляться или изворачиваться, он боялся правды, хотя неизвестность и смутные догадки терзали его.       - Я попрошу Вас, если Вы того захотите и доверите мне эту огромную тайну, рассказать мне все, известное Вам. Я клянусь беречь эту тайну и помочь Вам ее раскрыть.        Гарри поднял темные, болезненные глаза и долго вглядывался в своего друга. После он кивнул и тихо начал:       - После смерти Сириуса, когда Волан-де-Морт побывал в моей голове, мне начали сниться странные сны. Они были похожи на дымку омута памяти - в них был я и не я одновременно. Я ходил, разговаривал с незнакомцами, смеялся и переживал, видел города, название которых даже не слышал… не все из них были людьми, как я понял потом. Я отчего-то не хотел рассказывать об этом директору. Подумав, я спросил у Римуса, попросив его сохранить все в тайне. Римус ничего не знал, он только предполагал, что это - чьи-то воспоминания. Он сильно переживал, как и я, мне казалось, что я схожу с ума. Когда забота Римуса достигла параноидальных высот, я сказал ему, что сны прекратились, но это была неправда. Пусть не каждую ночь, но я видел их - светловолосых, светлоглазых, брюнетов и рыжих, мужчин и женщин. У некоторых из них были… красные, как кровь глаза, я знал, что они - вампиры. Они пьют кровь людей. Скоро я понял, что это не могут быть воспоминания Волан-де-Морта, как переживал Римус, потому что города в них, как и люди, были старыми, если не древними. Особенно часто я видел, как я потом узнал, Тоскану. Это было удивительно: средневековые замки и земли на солнцепеке, и все такое… знакомое.       Прикусив губу, Гарри отвернулся. Все, о чем он должен был рассказать дальше, лишало его покоя и сил.       - Вы поняли, что эти воспоминания принадлежат Вам, а не кому-то.       Гарри кивнул, опустив взгляд.       - Не сразу и только натолкнувшись в библиотеке на записи о перерожденных душах.       Финнварор покачал головой, переливалось серебро волос. Они были длинными, и, как узнал Гарри, они свидетельствовали о почтенном возрасте и мудрости Вара. Что этот кентавр нашел в нем, обыкновенном мальчишке? Незнание и сомнение пугали Поттера.       - Очень близкая к правде и оттого опасная мысль, мистер Поттер. Те, кто перерождаются, редко вспоминают былые жизни и никогда - не наследуют их вины.       - Я не знал этого. - Срывающийся шепот. Молчание. Тихий голос. - Однако вскоре началась погоня за крестражами, и я засомневался. Я всегда верил директору Дамблдору, всегда знал, что он хочет, чтобы мы победили и принесли мир. И все же, что-то настораживало и пугало меня. Я шел по следу хлебных крошек, выслеживая Волан-де-Морта, и чем ближе я подбирался, тем больше я узнавал. Я вдруг увидел не Темного Лорда, а маленького Тома Реддла в их с Дамблдором первую встречу в приюте. Дитя несчастливой любви, покинутое всеми и взращенное на эгоизме и тщеславии. Я видел, каким умным и хитрым был Том в Хогвартсе и даже раньше. Я, наверное, понимал его стремление к бессмертию, хоть и не принимал его, однако одна мысль скреблась в моей голове: как такой умный человек мог не знать о безумии, которое несет разделение души?.. Почему он не остановился после первого крестража?.. Я не знал. Попытался даже осторожно узнать у Слизнорта, что именно тот рассказал юному слизеринцу о крестражах, а тот яростно настаивал, что всегда говорил одно: крестражи дают не бессмертие, а проклятие. Том Реддл, думал я, мог и не понять рисков, но я думал еще и о том, что так много людей пошли за ним в Первой магической войне. Разве все его последователи были сумасшедшими, неуравновешенными безумцами? Нет, я уверен, Малфои такими не были, так же как и Регулус Блэк, который после похитил один из крестражей. Они пошли за ним, значит, он был хорош как лидер, но что случилось после? Я искал момент, когда Лорд Волан-де-Морт сломался и стал из харизматичного жестокого лидера ненормальным глупцом.       Финнварор многозначительно кивнул:       - Вы впервые заметили то, что должно было беспокоить магическое общество. Вы были не единственным, мой дорогой друг, кто задумался о причинах сумасшествия Лорда Судеб, но для Вас это становилось очень важным.       Гарри кивнул. Ему было стыдно и неловко, так как казалось, он за все свои на тот момент семнадцать лет, впервые начал думать головой. Наверное, прав был Снейп, считая его зазнавшимся глупцом. Чугунная голова-Поттер, вот уж правда.       - Это так. Лорд казался неуравновешенным и уязвимым. Виновато ли в том пророчество? Пытаясь убить меня в детстве, он хотел сломать судьбу, но в итоге только подыграл ей. Потом я узнал, что это Снейп рассказал Темному Лорду о пророчестве, и что он умолял того пощадить мою мать. Однако, моя мама умерла, защищая меня. Впрочем, вся эта история Вам наверняка известна. - Губы молодого человека сжались в тонкую полоску, прежде чем расслабиться, - Как и всей Магической Британии. - Он тонко нахмурился, а после глухо добавил, - Я ненавижу это. То, как они гордятся моим именем, будто знаменем, как они говорят о жертве моих родителей, ничего о ней на самом деле не зная. Тысячи матерей теряли своих сыновей в той войне, но почему выжил я?       Совершенно неожиданно рассказчик замолчал. Молчал и его собеседник, до некоторых пор, впрочем:       - Вы узнали, почему?       Молодой человек отрицательно качнул темноволосой головой.       - Я все еще не уверен. Дамблдор говорил, что из-за силы любви моей матери, и одиннадцатилетний я с радостью верил. Однако, ношение медальона-крестража сильно повлияло на меня, я стал замкнутым, задумчивым и мрачным. О да, очень мрачным. Что, подумал я, если все дело не в защите моей матери? Я безумно любил и всегда буду любить ее, но я начал терять веру из-за того проклятого медальона. Пытаясь отбросить мысль о чудесном спасении, я хотел понять, почему же я выжил. - Его резкий смех был тихим и казался скрипящим, - Сколько книг я пересмотрел! Гермиона бы гордилась мной… Я узнал вскоре, что на некоторых магических существ не действует убивающее проклятие. Был ли я одним из них? Нет, не мог. Мои родители точно были людьми.       У Гарри Поттера было скорбное, несчастное лицо человека, пережившего предательство всей жизни. Так, наверное, чувствуют себя брошенные дети, когда встречают своих счастливых родителей, или несчастные родители, когда о них в старости совсем не заботятся их дети… Он выдохнул раскаленную струю. Он не мог продолжать говорить о Лили и Джеймсе. Еще нет.       - И вот, когда я узнал о предательстве Снейпа и его становлении двойным агентом, я увидел, каким был Дамблдор в том разговоре с Трелони. Он никогда не верил в прорицание! Но тогда зачем ему было проводить то собеседование с ней? С чего все началось? С пророчества, твердил я, но вдруг понял, что в пророчестве говорилось о смерти одного из нас - моей, либо Волан-де-Морта, однако, когда он пытался убить меня, он развоплотился. Конечно, крестражи обеспечивали ему возрождение, однако я знал, что тот, кто раскалывает душу, теряет шанс на перерождение. - Он не смог удержаться от того, чтобы немного сжаться в темноте ночи, - Том Реддл потерял бессмертие в тот момент, когда решил, что получил его. Разве мог он не знать об этом? Он был лучшим студентом курса, если не всей школы, пытливым умом и слизеринцем. Я не мог понять, стоит ли бессмертие раскола души? Я не мог понять его. Тогда мои сомнения усугубились, я чувствовал беспокойство из-за некоторых поступков Дамблдора. Даже если он не говорил мне о пророчестве, чтобы сохранить мое детство, он знал, как ужасно Дурсли обращаются со мной. Я понял, что он никогда не ставил мою жизнь на первое место. Он не пытался остановить Волан-де-Морта самостоятельно или с помощью Ордена Феникса, как мог бы, он всегда ждал, чтобы это сделал я. Но я был всего лишь ребенком и недоучкой.       - У Альбуса Дамблдора несколько лиц, - тихо подметил Вар. Он внимательным взглядом следил за лицом волшебника, при этом в его глазах светилось знание, которое подсказывало Гарри: кентавр знал. Скорее всего, о Поттере он знал больше, чем сам Поттер. Страх. Вар словно прочитал его мысли и заметил:       - Вам не стоит меня бояться. Я держу свое слово и собираюсь помочь Вам на пути к истине. Ваша дорога к ней выглядит хоть и запутанной, но верной. - Плечи Гарри, впрочем, все еще были напряжены и расслабились только после следующих слов, - Мы не помогаем людям, но я уже давно помогаю Вам. Вы знаете это.       Тень улыбки скользнула по бледным юношеским губам.       - С помощью Герою ты справляешься лучше, чем Дамблдор. Он совсем не так защищал меня, как сам говорил. Защиты вокруг дома Дурслей, например, быть не могло, поскольку они даже не сквибы, а она, как известно, держится не только на крови, но и на магии, которой у Дурслей не было. Но об этом я узнал потом. Сначала я решил, что вижу во снах свои воспоминания, связанные с перерождением моей души, после - усомнился в безумстве Темного Лорда, так же как и в благих намерениях Дамблдора. Я видел, каким отчаянным был Северус Снейп, прося защиты для моей матери у директора, и какое презрение и манипуляции получил в ответ. Я уверился, что Альбус Дамблдор, этот светлый волшебник современности, был очень умен и хитер. Он не стеснялся вгонять Снейпа в такую же каббалу, в какую вгонял его Волан-де-Морт, только посредством обета на мою защиту. А это, по моему мнению, еще хуже, еще отчаянней. “Все что угодно”, - сказал Снейп, прося помощи. И что он получил? Его положение стало шатким, да, Снейп был хитрецом и лжецом, однако его жизнь была не в моих руках, и даже не в руках Волан-де-Морта. Дамблдору было достаточно одного слова о Снейпе, и Пожиратели смерти немедленно убили бы его как предателя. Все это директор прекрасно сознавал. Все это понемногу складывалось в какую-то единую, уродливую картину, даже в тень которой не хотелось верить. Однако я понимал, что я застрял в некой паутине лжи. В одно время я просто предположил, что я не обычный человек, во мне, возможно, есть доля крови какого-то магического существа. Это, как известно, не редкость в волшебном мире. Тогда, при условии, что кровь этого существа сильна, я мог бы выжить под убивающим проклятием. Однако, ни мои мать, ни мой отец не выжили. Они были людьми. Ген, передающийся через поколения? Я заглянул в библиотеку Блэков, но нашел там только тьму и проклятия на корешках. А после я узнал, что часть души Волан-де-Морта находится во мне, и тогда я пришел в ужас: убийством моей матери Волан-де-Морт расколол не только свою душу, но и мою, а иначе это подселение стало бы невозможным.       Где-то ухнула сова. Рассвет был далек. Тихие, бескровные слова лились дальше, казалось, за ними не стоял человек и в них не было души и чувства:       - С расколотой душой я так же мог умереть и потерять шанс на перерождение. Я мог больше не увидеть родителей, даже на том свете. Меня ждали лишь мрак и холод впереди. Дамблдор знал об этом и, понадеявшись на мой героизм, сказал, что я сам должен встать под убивающее проклятие. Это было бы двойное самоубийство, но разве славное будущее не стоило таких жертв?.. Мне было так страшно, страшнее, чем перед палочкой убийцы. Мною манипулировали, я понимал это как-то неясно, но понимал. И все же, свободы получить пока не мог. Я искал крестражи и бежал… Я боялся думать о своем будущем, поэтому думал о чужом прошлом. Я размышлял: чтоб создать крестраж, темный волшебник должен не просто убить, но провести некий ритуал, чтобы обозначить убийство как значащее. Не все убийства, как известно, разрывают душу. Когда он пришел в дом Поттеров, он явно не собирался создавать крестраж, но как так вышло, что ему это удалось, да еще со мной, живым существом? Разве Темный Лорд не понимал, что, сделав меня крестражем, он в итоге будет вынужден убить, согласно пророчеству, вместе со мной часть себя? Учитывая, каким колесом судьбы для него стало пророчество, его действия в тот день казались сущим бредом. Но даже если он стал безумцем, решил я для себя, он не мог потерять простейший инстинкт самосохранения. Он не мог так поступить сознательно. Значит, остается только влияние извне. Сложно в это поверить, и я не мог, не смел, потому что это снимало бы часть вины с него… с убийцы моей семьи. Но даже если это было бредом замученного и отчаявшегося мальчишки, я все еще мог это обдумывать. Отринуть это я всегда успею, всегда смогу, но что если?.. Вот такая картина сложилась в моем понимании: Лорд Волан-де-Морт подвергается чужому влиянию, проводит ритуал, приходит убить меня, но создает крестраж и развоплощается. Шанс, что он умирает только оттого, что пытается убить уже не только меня, но и часть себя, я отметаю, ведь так становится невозможным наше “взаимное самоубийство”. Так в какой момент он подвергается этому влиянию? В моей голове уже были сомнения - с чего умному и хитрому темному магу рисковать всем, создавая крестражи? Что, предположил я, если он создал их не по своей воле? Что, подумалось мне, если Дамблдор встречается с Трелони, с провидицей, которой он не верит, не случайно? Ведь тот разговор подслушивает Снейп. Мог ли директор знать, что зельевар придет? Да, если Волан-де-Морт находится под его влиянием, а это именно он приказал Снейпу идти к директору Хогвартса в тот день. Разве это не одна паутина?       - Ваш ум, мистер Поттер, более изощрен, чем думают многие.       Слова, которые наверняка должны были облегчить его ношу, не вызвали в нем ничего, кроме еще одной волны скорби. Приходит ли “изощренность ума” с возрастом?.. Будь он умнее, он бы еще на третьем курсе, при смерти Сириуса, задумался обо всех несостыковках в собственной жизни. Однако, он принимал многое на веру, потому что чувствовал себя обязанным, чувствовал привязанность к тому, кто привел его в более лучший мир и позволил стать волшебником.       - Гарри.       Личные нотки в обращении кентавра заставили его молча, но удивленно вскинуть взгляд.       - Вы, волшебники, редко понимаете магию. Понимать ее, значит, понимать мир, но Вы полностью очарованы этой силой и редко обращаете внимание на законы, по которым существует волшебный мир. Вы воспринимаете все слишком близко к себе, но это не так: волшебники зачастую слабее, чем другие магические существа. Вы всегда были волшебником, и это не зависит от кого бы то ни было. Но Вы только лишь начали понимать, что значит быть настоящим волшебником.       - О чем ты?       - Вы слишком сильно полагаетесь на тех, кого мы, кентавры, считаем детьми в этом мире. Редкие волшебники по-настоящему постигают магию. К сожалению, Альбус Дамблдор добился в этом успехов.       Гарри качнул головой:       - Смешно, правда? Я сам становлюсь похож на сумасшедшего с этими размышлениями… И остается главный вопрос: для чего это нужно Дамблдору? Я не знал. Я искренне не верил в свои умозаключения. Я думал, что брежу, и каялся, как грешник. Но кое-что не давало мне потеряться в этом безумстве, то, что я скрыл от Дамблдора - мои сны. В них слишком частыми гостями были вампиры. Вампиры не подвержены убивающему проклятью, возможно ли, что я связан с ними? Кровь создания должна быть исключительно сильна, я знал это, и стал искать. Я узнал, что наследовать кровь вампиров практически невозможно, поскольку вампиры-магглы бесплодны, а вампиры-волшебники не могут произвести потомство, пока не встретят свою пару. Впрочем, хоть это и частое явление среди магических существ, пары встречаются редко. Вампиров-волшебников очень мало, и я попытался проверить каждого на связь с моими родителями или предками. Однако, я ничего не нашел. Казалось, я зашел в тупик, а значит, тратил время зря. Очень опасное, темное время. Время, когда последняя битва была близка, когда мои знакомые и друзья могли умереть… В последней, отчаянной попытке, я написал Сангвини. Я не мог рассказать ему всего, поэтому, опираясь на сны, я спросил его, знал ли он вампира, который обитал в Тоскане в определенный промежуток времени. Он сказал, что ничего не знает, и тогда я предложил встретиться. Я не знал, сколько Сангвини лет, но в разговоре упомянул, что, возможно, я связан с незнакомцем кровью, возможно, я наследую кому-то из его сородичей. Я описал несколько подробных снов.       - Удивительная беспечность.       - Едва ли, - осторожно осадил кентавра мужчина, впрочем, ни в какой степени не ужаленный его замечанием, - я знал Сангвини и отчего-то хотел ему верить. И даже если доверие становилось роскошью, раскрытия тайны я не боялся, так как прежде всего я взял с него обет молчания, которому вампиры-волшебники подвержены в силу своей магической природы. Сангвини, узнав про мою связь с далеким предком-вампиром, явно волшебником, пообещал помочь. Благую, впрочем, уничтожившую весь мой мир, весть я узнал накануне битвы за Хогвартс. Он нашел упоминания о вампире, чьими глазами я видел сны. Он не назвал его имени, но сказал, что у него были нормандские корни, и в свое время он прославился как сильнейший волшебник. Он выделялся среди итальянцев Средневековья, он был бледен и темноволос, и больше походил на сакса. Сангвини прислал мне воспоминания о портрете этого незнакомца, отдаленно похожего на меня. Мне мало помогла эта информация, скажу честно, пока однажды мы не начали спорить с Гермионой по поводу сказок барда Бидля. Мы знали, что Поттеры ведут род от Игнотуса Певерелла, а Волан-де-Морт от Кадма, что связано с наследием Даров.       Впервые за их знакомство, Вар перебил его:       - Весь волшебный род связан в Певереллами! Вы, люди, совсем забываете, что у смерти не бывает хозяина!       - Я знаю, Финнварор… Все жители Магической Британии могли наследовать Певереллам, а не только мы с Томом Реддлом. И я открыто отрицал саму идею Повелителя смерти, так как, как известно, разрушению подвержены все. Я согласен с тобой, мой дорогой друг, - поспешил успокоить кентавра Гарри, - У смерти нет и не может быть повелителя. Три брата, так или иначе умерли ужасной смертью, сказал я подруге, а Гермиона обратила внимание на то, что, возможно, сказка о бессмертии не такая уж сказка, ведь любимец смерти, Игнотус, был моим предком, а я, как известно, выжил под убивающим проклятием. Конечно, эта версия не выдерживала никакой критики. Я не стал рассказывать версию о связи с вампиром, зная, что она не найдет отклика, я решил, что все бесполезно. Я приготовился к смерти. Она пугала меня, хотя часть надежды на то, что я выживу, все еще пыталась пробиться во мне, но бесполезно. Все, казалось, видели мое ужасное состояние. Я в то время много думал и мало говорил, и смерть Дамблдора стала для меня шоком, разрушившим безумие, охватившее меня, исцелившим меня. Казалось, своей смертью он искупил все свои грехи, в том числе передо мной. Я ничему не учусь, правда? В Волан-де-Морте мне уже не виделось чудовище, я готов был простить ужасное отношение Снейпа ко мне только из-за его чувств к моей матери, а теперь и тот, кто манипулировал всей моей жизнью…       - У Вас доброе сердце.       - Я глупец. В итоге я позволил себе слабину и окончательно уверился в неправоте своих подозрений. Лишь накануне битвы, когда Гермиона пыталась меня успокоить и вселить в меня надежду на лучший исход, речь вновь зашла о Дарах. Тогда я узнал, что у семьи Певерелл древние нормандские корни. Это настолько шокировало меня, поскольку совсем не походило на совпадение с тем, что я узнал от Сангвини. Я спросил у Гермионы, мог ли потомок одного из Певереллов быть вампиром. Она покачала головой, свидетельств моей правоты или неправоты не осталось, однако для меня это объясняло так называемое “бессмертие” трех братьев, мою связь с ними и то, что я остался жив. Я знал, что Дарами интересовался Геллерт Грин-де-Вальд, в которого когда-то был влюблен директор. Я также был уверен, что Дамблдор знал о Дарах многое, так как в свое время был владельцем каждого из трех Даров. Мог ли он знать о вампиризме одного из Певереллов, если тот имел место быть? Может да, а может нет. Мои мысли вновь зашли в тупик.       Он вздохнул, так как последние его воспоминания о битве за Хогвартс были наиболее красочными.       - Тогда я пошел биться за свой дом, за свой Хогвартс. Когда Волан-де-Морт направил на меня палочку, я был готов, я смирился со своей ролью. Ко мне пришли призраки - мои родители, мой крестный, но был среди них молчаливый, темноволосый мужчина, удивительно похожий и не похожий на меня. Я знал его. Это был мужчина с портрета. Он сказал только одно слово, и хоть оно было на итальянском, я понял, что оно означает. Я знал его язык и знал его голос, - я был им в своих снах. Кем бы ни был этот мужчина, он был уже мертв. Он был моим предком, думал я, и сейчас, когда я был почти мертв, он сказал мне : “Уходи”. Страх, который внушило в меня это слово, был инстинктивным, глубоким. Я не отдавал себе отчета, когда скрывался за деревьями, пытаясь спрятаться и сбежать. Все, что я ранее обдумывал, крутилось в моей голове, оно вскипало, возрастало, билось в черепной коробке и не находило выхода. Я видел бледное, уже мертвое лицо Снейпа. Почему он умер? Темный Лорд знал, что убивать не обязательно, чтобы стать владельцем бузинной палочки, Грин-де-Вальд не убивал Грегоровича, так же как Дамблдор не убивал Грин-де-Вальда. Темный Лорд не мог знать, что Снейп его предал, так как сам Снейп убил директора, доказав свою преданность. Я все еще продолжал думать об этом, когда неожиданно я вспомнил свои подозрения о чужом влиянии на Темного Лорда. Если тот знал, что Снейп был двойным агентом, он мог и хотел его убить. Сказал ли ему об этом мертвец-Дамблдор?.. Пока я бегал по лесу, пытаясь хоть на мгновение найти покой и остановиться, я еще сильнее испугался, что все происходящее - тщательно спланированное, обдуманное, взвешенное убийство. Моя душа была расколота из-за крестража Волан-де-Морта, сны, которые видел я, не увидит больше никто, когда я умру, ведь душа моя больше не переродится, пока находится в таком состоянии. Волан-де-Морт, ведомый пророчеством, хочет убить меня, не зная о крестраже. Снейп мертв, как и Дамблдор. А если последний и жив, ведь такое вполне в духе интригана, зельевар уже не сможет раскрыть этого секрета. Все вроде бы складывалось в одну картину, только без одного: я не знал зачем. Если за всем стоит старик, чего он хочет добиться?       Холод прокрался в его тело, хотя, казалось, юноша давно разучился замерзать в этом темном лесу.       - Единственным, кто мог мне помочь, был призрак незнакомого мужчины. Я не мог его вызвать, я был уверен в этом, так как камня воскрешения у меня не было. Но почему он пришёл ко мне? Мы не были знакомы, а ждать приходилось лишь родных и близких мне. Я начал звать его, не надеясь на результат, обращался к нему как к "незнакомцу", и в итоге он пришёл, но пришёл поздно: пожиратели взяли меня в кольцо, я был загнанным зверем. Времени было мало, и я прямо спросил его, хочет ли старик моей смерти? Да, сказал он. Призрака пронзила ярко красная вспышка, и я чудом отклонился. Рефлексы управляли мной, но это было неважно, потому что я знал, что призрак не врет. Его ответ набатом стучал в моей голове, я начал кидать все заклинания, которые знал, прорывая кольцо. Я прорвал его. И тогда я побежал.       - И теперь Вы здесь.       Гарри кивнул:       - Я хотел бы знать правду, но она пугает меня сильнее неизвестности. Я все еще ничего не ведаю о планах Дамблдора, но в чем я точно уверен, - В негромком голосе молодого мужчины зазвучала железная уверенность, - Так это в том, что магам Англии не стоило сваливать ношу убийства сильнейшего в истории темного волшебника на плечи ребенка.       Гарри не заметил блеска в желтоватых глазах кентавра.       - Теперь, находясь в этой добровольной изоляции, я не могу узнать правды о том, кем был директор Хогвартса. Иногда приходит мысль, что эти два года - самая ужасная ошибка в моей жизни.       - У правды, Гарри Поттер, не бывает времени ожидания. Следуя данному слову, я помогу Вам найти ее.       - И как же?       Финнварор встал и, глядя на мужчину сверху вниз, произнес:       - Нам следует поторопиться. Скоро рассвет, а тот, кого я пригласил, чувствует себя неуютно в свете дня даже в этом безлюдном лесу.       Темные брови взлетели вверх на бледном лице Гарри, а сам мужчина послушно поднялся с дерева. Он, наверное, знал, кого позвал Вар. Сангвини. Белый как снеговик и такой же холодный, разве что не такой грубый, - красавец для девичьих глаз, с темными кругами под глазами. Единственный из вампиров, кроме того далекого, в течение двух лет не приходившего к нему, жителя Тосканы, кто вовлечен в историю падения Гарри Джеймса Поттера. Единственный, кому из вампиров доверял волшебник. Когда Финнварор позвал его?       - Но как Вы могли узнать?..       Озорная улыбка забрезжила на губах кентавра, от которой, впрочем, брюнету стало слегка не по себе (Вар редко так улыбался):       - Кроме того, что Уран открыл мне дорогу, а Нептун осветил ее?.. Он спрашивал о Вас Флоренца, мой друг, и я уверен, ему есть что Вам рассказать.