Темный лес

      Подозрения зародились где-то глубоко в сознании, но ученый ум Карлайла не позволил отмахнуться от них. Он пару раз незаметно наблюдал взаимодействие Беллы и Эдварда, думая об анатомических особенностях сиамских близнецов, чтобы последний не мог прочесть его мыслей. Невозможно было не заметить, как сосредоточен молодой человек на ней, и как девушка отзывчиво, словно скрепленная с вампиром цепью, реагирует на каждое его движение. Удивительное ощущение симфонии, гармоничное созвучие инструментов.       Он не стал делиться своими мыслями с кем бы то ни было из семьи.       Для вампира его пара становится всем. В некотором сентиментальном прочтении пара становится для него мечтой, и каждый вампир так или иначе хочет встретить свою пару. Идеальное взаимодействие, идеальное сочетание. Однако, встретить свою пару - знание, близкое к мифу, поскольку не у каждого из них есть отражение. Никто не знал, почему. Пару мог найти вампир-отшельник, не желающий ранить людей, или отъявленный маньяк, получающий удовольствие от хруста костей. Карлайл знал, видел, как меняются казалось бы застывшие во времени и развитии создания. Это отражения меняли друг друга, Каллен не раз становился свидетелем подобного.       “И все же, судьба благосклонна к нашей семье... - Мужчина восстановил в своем сознании гармонию состоявшихся пар, - Розали и Эмметт, Элис и Джаспер, Эдвард и вот уже Белла”.       Однако и трехсотлетний вампир может удивляться: он никогда прежде не видел, чтобы пару вампиру составлял человек.       Певицы для вампиров становились настоящим испытанием, но не представляли что-то исключительное. Бывало, что за всю долгую жизнь существо встречало поющую кровь и два, и три, и пять раз. Пара всегда была одна. Карлайл качнул головой, откидываясь на спинку кресла и глядя на полотно на стене напротив. Ночь, лунный шлейф света, а они не спят. Святой Лука, как иногда он скучал по сновидениям!..       Сейчас уже, придя к определенным выводам, глава вампирского ковена более склонялся к мысли, что Белла - не певица Эдварда. Так как никогда раньше, на памяти Карлайла, вампир не встречал свою человеческую пару, то механизм их отражений неизвестен. С точки зрения науки кровь девушки взывает к вампирской части Эдварда скорее всего не сама по себе, а в попытке обратить внимание на ужасающий факт: пара вампира смертна и уязвима. Кровь Беллы, иными словами, взывает в нужде обращения.       Интересно, думает Карлайл в силу собственной всегда удерживаемой в узде жажды, как другие вампиры будут реагировать на Беллу Свон? Исходя из истории с Джеймсом - Карлайл поморщился - девушка точно не является певицей его сына. Определяющей чертой певиц является их “предназначенность” - их кровь поет только для одного определенного вампира, но Белла, как оказалось, очаровывает собой наиболее всех сильных особей. Интересно, как ее существо стремится к следующему в эволюции шагу - стать подобной своей паре, стать более сильной и неуязвимой. В их паре именно Эдвард с известной точки зрения становится ведущим, главнейшим, доминирующим, потому что он более опасен, он хищник, а более слабая Белла стремится к уподоблению ему. Именно поэтому она наверняка очаровывает собой всех вампиров. Простейший инстинкт не разбирает генетического кода, ему все равно, кто именно обратит Беллу - ее возлюбленный или незнакомый кровопийца. Он только лишь стремится к самому факту обращения.       Бедная девушка стала мишенью после встречи со своей парой, а теперь и все Каллены находятся как будто на пороховой бочке. Но стоит Карлайлу заикнуться об обращении ее, как его сын ощерится и впадет в неистовство. Еще один инстинкт - защищать свою пару.       Инстинкты позволяют вампирам выживать, найти свою пару и делают из них практически идеальных хищников, но они же становятся их краеугольным камнем. Инстинкты бессознательны и тупы, и теперь они загоняют пару из вампира и человека в тупик.       Вздохнув, мужчина наклонился и достал из нижнего ящика досье на Беллу Свон. Не подумайте, у него есть такие на всех членов семьи, даже на самого себя на случай, если что-то произойдет. Карлайл не афиширует этого, но и не скрывает, он также готов предоставить досье любому члену семьи по первой просьбе. Но никто его не просит. Красивым, выверенным почерком, как у каллиграфа начала века, он внес заметки сначала в документы Беллы, а после - Эдварда. Когда-нибудь, если сын захочет, он с радостью обсудит с ним их с Беллой удивительное взаимодействие.       Когда он захлопнул папку с пометкой Эдвард Энтони Мэйсон К*, он вдруг ощутил, что задыхается. Иррациональное, абсолютно невозможное для того, кому не нужно дышать, чувство - не иметь возможности протолкнуть воздух в легкие и испытывать оттого кислородное голодание.       Одна лишь мысль могла его уничтожить: что, если он когда-нибудь встретит свою пару? От мгновенных, навязчивых видений, вставших перед глазами - бледный блик лица, смазанное движение руки, мягкий, утробный смех, объятия, объятия и жар, невозможный к ощущению жар близости - он ощутил, что горит, восстает. Нет, так нельзя. Он гонит от себя редкие, но оттого более резкие мысли о несбыточном.       Пара меняет вампира. Карлайл каким-то интуитивном образом понимает, что если (не когда, нет, нет!) он встретит ее, то будет чувствовать себя более живым, чем когда-либо.       - Карлайл? - Эсме с осторожной грацией заходит, почти что влетает в его кабинет. Небольшая морщинка меж идеальных дуг бровей говорит о ее тяжелых думах и сомнениях. - Все в порядке?       Не имея возможности удержаться, он подхватывает ее, но ощущает себя утопающим, хватающимся за соломинку. Зарываясь носом в ее волосы, он долго и вкусно вдыхает даже ртом ее успокаивающий аромат.       Ничего не понимая, женщина звонко смеется и плавно обхватывает рукой сильные плечи. В ее присутствии Карлайлу легче, он почти что может избавиться от всех мыслей о своей ненайденной паре. О призраке с тонкими чертами и миндалевидными глазами.       Он несет ее в их домик, намеренный выбить из головы всякие глупые, пахнущие отчужденностью и отчаянием мысли. Пусть она не его пара, она - его партнер. Он отстраненно размышляет о том, что все вампиры раньше или позже стремятся спариться, даже не найдя своей пары. Это - второй главный, после жажды, инстинкт. Секс завязан на крови, а кровь - на жизни. В конце концов, - Карлайл тихо вздыхает, укладывая жену на перину, - вампиры являются крайне сексуальными созданиями. Быстрые руки осторожно, но настойчиво освобождают твердое, прохладное округлое тело от одежды, минута мимолетных ласк (без поцелуев, он не хочет, не может так сразу ее целовать - очаровывает Эсме, уводя ее от недовольства и подозрений, заигрывает и увлекает в игру, а сам представляет бледное лицо без черт и темные, лучистые глаза) - и он громко выдыхает, оказываясь в ней.       Она открывает рот и выгибается. Совершенное, прекрасное тело, мягкое, доброе существо. Его партнерша. Он наклоняется к ней, прикрывая глаза и вдыхая. Мужчина начинает двигаться и впервые за ночь громко стонет, когда в знакомом за долгие годы их сожительства цветочно-лавандовом аромате мелькает доселе незнакомая, теплая, свежая нотка. Он сжимает губы, пряча удлинившиеся клыки, они впиваются в десны, но Карлайл не станет кусать Эсме. Никогда. Боль во рту должна была бы отрезвить его, но когда он зарывается лицом в уютный изгиб шеи и плеча - как чудесно, как уместно женщина доселе молчит! - то содрогается от холодно-жаркой дрожи вдоль позвоночника, дрожи неизвестного раньше предвкушения.       Он затуманенными глазами смотрит в знакомое и далекое женское лицо, ища в нем что-то, что-то… Он вспоминает зеленые, придуманные глаза, и пружина внутри вмиг сжимается и тут же распрямляется, и он кончает, ошеломленный, замерший, немой. Он все еще тверд, но совсем не потому, что возбужден из-за Эсме. Он представил, что незнакомец с портрета стоит рядом и касается его плеча кончиками пальцев.       Эсме, немного запыхавшаяся, шумно дышит под ним, и Карлайл тихо рычит, когда от этого звука стрела ревности пронзает его. Он резко оборачивается, но рядом нет и тени.       - Карлайл?.. Любовь моя?.. - Золотистые глаза полны беспокойства.       Отрывисто мотнув головой, он вновь зарывается носом в притягательный мягкий изгиб, пытаясь найти остатки прекрасного, сладкого, близкого аромата. Будто бы чувствуя его, он, не выходя из уютного тела, сдавшийся перед лавиной желаний, начинает раскачиваться.