***
Питер недоуменно откладывает вилку в сторону. От слов отца что-то заставляет желудок сжаться, а куску жареного картофеля застрять где-то в горле. Президент же выглядит совершенно бесстрастно и безразлично: продолжает ужинать, как ни в чем ни бывало, восседая на другом конце обеденного стола малой столовой. Приглушенный свет играет серебром в его седых ухоженных волосах, а иней глаз ни на секунду не угасает пристальным вниманием. — Но, отец… — беспокойно произносит юноша, выпрямляясь еще сильнее, насколько вообще позволяла физиология, — Я… — слова действительно даются Питеру с великим трудом: каждое минутное неповиновение юноши всегда каралось строгим наказанием, тушащим в карих глазах максималистский энтузиазм и непокорность. — Разумеется, ты этого хочешь, верно? — президент не ведет и бровью, даже не поднимает на сына взгляд, — Это честь, Питер, я устал повторять тебе одно и то же изо дня в день, — голос отца опасно ломается холодностью, и юноша сжимается, смиренно опуская глаза в свою тарелку. — Прости. Я еще ни разу не принимал участие в церемонии открытия, — говорит он так, словно это могло заставить Сноу передумать о своем решении. Конечно же Питер знает, что отец непреклонен. — Мы всегда делаем первые шаги, — протягивает президент, медленно вытирая губы краем накрахмаленной белоснежной салфетки; теперь его пробирающий взгляд направлен на своего сына, пронзая насквозь. Питер неловко ежится будто от холода и старается скрыть под этим свое молчаливое негодование. — Да, отец, — тихо выдавливает из себя молодой человек, до щекотной боли прикусывая нижнюю губу. Все свои чувства он позже изольет тете, сейчас же Питер не смеет возражать. — Можешь отправляться к себе, если доел. За тобой зайдут завтра утром.***
— Преобразователь до сих пор тормозит! Не хватает гребанных материалов! — Тони стучит всей шириной ладони по столу так, что винты со звоном ударяются о поверхность и скатываются вниз. Брюс хмуро косится на пол, а затем мельком глядит на Старка, попутно разбирая неудавшуюся микросхему: — Пока что остается работать с тем, что есть, — напоминает Беннер, прекрасно понимая все чувства Старка, но не разделяя с ним ярости. Зачем сердиться, когда это совершенно не повлияет на ситуацию? — Я и сам вижу! Черт… — Тони, не сдержавшись, откидывается на спинку крутящегося стула и закрывает лицо руками, пытаясь привести себя в чувства. Он же долбанный Тони Старк, понятное дело, что он сможет сделать идеальную машину-убийцу хоть из булыжника! А тут не хватает всего лишь какого-то там сплава золота и титана, подумаешь! Оттолкнувшись от пола, Старк откатывается на стуле к журнальному столику и ловко цепляет пальцами пульт от телевизора. — Игры, Брюс, — хмурясь, кидает Тони в сторону друга, и сжимает губы в полосу, пока сосредоточенно нажимает на кнопку. Экран сиюминутно вспыхивает яркими цветами, изображая чуть подрагивающую картинку: на тридцать втором уровне очень плохо ловила сеть, к слову. Тони проходит к бару-шкафчику в стене широкими шагами и выуживает из него наполовину опустошенную бутыль виски, любезно доставленную Тором из самого Капитолия, как подарок. Баловать себя алкоголем Тони не имеет никакой возможности просто из-за его отсутствия, но сейчас почему-то просто хочется прогреть горло и запить понимание, что вот, еще одни Голодные игры торжественно просраны. Шестнадцать гребанных лет Тони Старк никак не может устроить революцию и позволяет погибать невинным людям. Беннер аккуратно приседает на диван рядом с развалившимся Тони и практически неохотно принимает стакан из его щедрых рук, на дне которого плещется темно-янтарный виски. На экране вначале появляется флаг Панема под звучание гимна страны, и Старк не сдерживает смешка и быстрого глотка из стакана. Затем — разукрашенная ведущая, сияюще улыбающаяся в камеру: причем, «сияюще» в буквальном смысле — в ее передние зубы, кажется, были вделаны настоящие блестящие алмазы. Старк нервно и глухо смеется, а Брюс, наоборот, смурно поджимает губы. Не любит он ничего, что связано с Капитолием. — Добрый день, жители Капитолия и дистриктов! — радостно верещит ведущая, стоящая на фоне какой-то огромной сцены, подсвеченной всеми цветами, — В этот торжественный летний день все мы собрались здесь, чтобы как всегда отметить начало ежегодных Голодных Игр! Но, что стало для нас удивительным, в этот раз Игры имеют своего представителя, в честь которого они будут проводиться! Итак, лицом Восемьдесят Седьмых Голодных Игр стал всеобщий любимчик и просто очаровательный молодой человек — Питер Сноу! Встречайте! — на этих словах камеру направляют на юношу, с кроткой улыбкой выходящего из-за кулис. На нем аккуратный костюм, подчеркивающий стройность фигуры, и алый, под стать флагу государства, галстук. Питер Сноу еще совсем мальчишка: кажется, он еще ни разу не брился, потому что в этом не было никакой нужды. Но юноша идет по сцене так, будто всю свою жизнь только этим и занимался, как будто у него уже сорокалетний стаж умения держать себя перед сотнями камер. Первым планом показывают его миловидное лицо с большими карими глазами, взгляд которых был настолько же непроницаем, как непонятен, с трогательными веснушками на чуть вздернутом носу и легкой, почти незаметной улыбкой на пунцовых губах. Видимо, Питера любят даже операторы, ведь снимать его — одно удовольствие! Все время, пока юноша шагает к выделенному для него месту, толпа не обрывает бурных восторженных оваций: кто-то кричит его имя, кто-то визжит, — шуму предостаточно. Старк не выдерживает и переворачивает в себя весь остаток драгоценного алкоголя в стакане. Брюс тоже чуть-чуть отпивает, больше из вежливости, чем по собственному желанию, и непрерывно следит за происходящим в прямом эфире. — Еще один Сноу, — презрительно бросает Старк, с громким звуком ставя стакан на столик, не побоявшись его разбить, — На одну проблему больше. — Он не проблема, — все так же хмуро опровергает Беннер, — Только посмотри на него. Все еще пешком под стол ходит. — Люди обожают его, взгляни! — вскидывается мужчина, ненавистно провожая взглядом мальчишку, — Чем он это заслужил? Он никогда не работал, никогда не отдавал последнее, не рисковал своей жизнью! И не будет, если мы не постараемся. — Порой мне страшно с тобой общаться, — неслышно отзывается Брюс и внимательно обводит друга взглядом, — В любом случае, тебе мальчишка ничего плохого не сделал. Тем временем на экране Питер Сноу разрезает ножницами красную ленту: -…объявляю Восемьдесят Седьмые Голодные игры… — он почему-то на секунду замолкает, как будто сверяясь со сценарием, — Открытыми. Пускай удача всегда будет на вашей стороне, — последнюю фразу юноша говорит прямо в камеру, и на долю секунды Старку кажется, что мальчишка смотрит прямо в его душу своими огромными все еще детскими глазищами. — Сделал.***
«Я, черт возьми, Питер Паркер-Сноу! Питер Паркер!» — зло думает про себя юноша, пока заразительно улыбается в одну из камер. Эта фамилия очень многое значит для него — это фамилия его матери, которую Питер всеми своими силами выбил у отца. Тот, кажется, был в ярости очень долгое время, но упрямство юноши никогда не было пустым звуком, потому эта фамилия все же стала официальной частью имени молодого человека. И это было единственное одолжение отца, которое он когда-либо сделал для своего сына. Однако, несмотря на все старание Питера, очень многие продолжают успешно игнорировать полное имя сына президента, коротко называя его «Сноу-младший», что выводит из себя так, что Питер едва сдерживает свое пагубное желание выдрать из лап микрофон и сердито заявить на весь Панем, что он, черт бы всех подрал, Паркер! Но Питер вместо этого просто улыбается и вежливо отвечает на каждый поставленный вопрос так, как приказывает ему отец — максимально лояльно и патриотично. Питер злится. Злится на всех вокруг, но больше всего на себя. Особенно за то, что он сказал буквально пару минут назад. Теперь хочется забежать в ванную комнату и запереться в ней на добрые полчаса, промывая рот от этих отвратительных слов: «открываю Голодные игры». «Ты убийца» — говорит голос внутри юноши, пока тот самый отзывчиво раздает автографы неугомонным фанатам и фанаткам, — «Ты собственноручно послал людей на смерть». Юноша мечтает свернуться в клубочек в своей комнате и пробыть так всю свою оставшуюся жизнь. Отец специально морит своему сыну руки кровью — лишь бы он наконец понял, кем является. Но Питер отчаянно не понимал. Не хотел понимать. Тетя Мэй всегда говорит, что Питер похож на его мать. А это означает, что он может быть таким, какой была она, — добрым и самоотверженным. Мэй смеется и трепет мальчишку по волосам: «Ты все равно остаешься собой, милый» — улыбается она, — «В тебе есть то, что делает тебя особенным, единственным и неповторим» «Что?» — тогда спрашивает ее Питер, прижимаясь к теплым рукам. И тетя тогда отвечает с легкой полуулыбкой на губах: «Вера и бой»***
— Ты готов, Старк? — голос как всегда серьезен, и Тони не сдерживает манерной ухмылки: — Всегда.***
На самом деле, у Питера действительно есть все: огромная комната со всем, о чем он лишь пожелает, куча прислужниц и охрана, вкусная еда, да и сама по себе крыша над головой, в конце-то концов. Это очень подло — не радоваться тому, что есть. Особенно тому, что есть у сына президента. Но юноша действительно не благодарит судьбу за то, что она ему дает, ведь эта роскошь и, собственно, вся его жизнь — это настоящее испытание для рвущегося сердца Питера. Единственное, что он испытывает, глядя на свой дом, — это чувство вины и смущения перед народом его отца. Питер не знает, как живут за пределами Капитолия. Он во многом ограничен и не получал ту информацию, в которой так нуждается, а отец пристально следит за тем, чтобы его сын не нарушил поставленные условия. Питер и тут умудряется обходить острые углы и частенько находить то, в поиске чего находится всю свою сознательную жизнь. Юноша изучает Голодные игры и их победителей, с предельной осторожностью открывает запретные файлы в системе компьютера и узнает о множестве бунтов и мятежей, которые устраивают жители дистриктов — это поражает, тянет, заставляет идти на еще более опасные шаги. К шестнадцати годам Питер умеет взламывать кибер-защиту. Конечно, до главного ПК еще не доходит, но вот система миротворцев уже не скрыта от глаз президентского сына. Вообще — у Питера такие предпочтения, о которых нельзя рассказать отцу. Юноше приходится фехтовать и заниматься конной ездой, учиться этикету и политике, делая вид, что это — единственное, что ему интересно. Президент Сноу рад, что его сын не доставляет никаких неудобств — он покорен, скромен и чертовски умен не по годам. Капитолийцы обожают Питера: юноша растет у всех на глазах, каждый его шаг запечатлен на камеру, и потому многие зовут его «Принцем», «Цветком Капитолия». Цветком, который вырастили все. До дрожи юноша ненавидит это и так лицемерно ведет себя, когда благодарит народ за их преданность и любовь. Эти разукрашенные лица не кажутся Питеру настоящими — его мать не была такой, как они; Питер сам никогда не был таким, как они. — Ты молодец, — ровно хвалит отец сына, когда они остаются наедине в большом зале президентского дворца, — Ты сделал главный шаг, Питер. — Спасибо, — юноша чуть кивает, не в силах как-то иначе ответить отцу, — Могу я идти? — он едва удерживает себя в руках, чтобы его голос не дрогнул. — Завтра у нас совместный просмотр Голодных Игр, как ты помнишь, — напоминает президент, замечая в глазах Питера понятливый блеск. Традиция смотреть Голодные игры не менялась с тех пор, как юноше исполнилось шесть лет. Тогда впервые Питер узнал о том, что происходит на арене, и пожалел об этом. Ему было всего шесть, когда отец спокойно показал сыну все ужасы жестокости людей друг к другу и животное желание быть живым. — Да, — тихо молвит Питер, и все равно его голос разлетелся по просторной мраморной зале, — Я помню. — Тогда можешь идти. Питер чуть клонит голову в прощании и поспешно удаляется из обозрения президента. Миновав лестницу, юноша наконец позволяет себе вздохнуть и закрыть глаза, пытаясь избавиться от воспоминаний сегодняшнего дня.***
Практически незаметный своими габаритами планолет, которым подсобил Роуди, помечен на радарах Капитолия как «свой». Сегодня очень важный день. Точнее важная ночь, потому что, как сказала Наташа, под ее покровом действовать безопаснее. Тони взволнован не на шутку, хотя всеми силами пытался показать, что у него все под контролем. Пока что все было именно так.***
Сегодня погибает еще восемь трибутов. На арене остается семь. Проходит всего три дня с начала Голодных игр, и они уже поспешно движутся к финалу. Питер прижимает сложенные руки к губам и закрывает глаза, пока отец увлечен просмотром зрелища. Сенаторы постарались на славу. Юноша едва сдерживается, чтобы не уйти из зала, прекращая все свои муки, но он покорно сидит в кресле и при каждой возможности старается отвести виноватый взгляд от экрана. Отец иногда лишь самодовольно смеется, когда видит, как очередной подросток замахивается ножом над грудью жертвы, и в эти же моменты смотрит на своего сына, каменное выражение которого не меняется ни на мгновение. Главное — не показывать своей жалости и злости, но и улыбку или удовольствие Питер едва может из себя выдавить под пристальным взором президента. Сердце учащенно стучит в его груди, как сломанные часики, и юноша боится, что и об этом его всевидящий отец прознает. Молодого человека давно терзают подозрения, что и о всех увлечениях Питера отец давно знает и знает лучше всех. Когда наступает половина двенадцатого вечера, президент отпускает сына в его покои. Юноша сперва бежит по коридорам, усердно сжимая руки в кулаки, впиваясь ногтями во внутреннюю сторону ладони, и это почти заменяет ему отчаянный крик в пустоту. Питер запирается в спальне и падает на свою кровать, тупо уставившись в потолок с резной лепниной, и глубоко дышит, пока постепенно не успокаивается.***
Тони незаметно пробирается по трансферу в самое сердце Капитолия. Благо ему не пришлось весь путь от Тринадцатого проделывать пешим шагом, как сначала задумывалось. Спасибо Роуди и всем его связям. Хоть это и было рискованно, глава миротворцев все же пошел на такой опасный шаг, зная, что Тони Старк всегда сделает все правильно. Старк встречает Наташу у подножья выхода из подземелий. Она протягивает ему черную форму дворцовой стражи и кивает, когда Тони благодарит ее. Внутрь дворца они заходят по карточке удостоверения личности приближенной президента — мисс Романов. — Ты точно знаешь, что делаешь? — спрашивает она краем рта, целенаправленно продвигаясь по коридору вперед. Старк шагает сзади нее, подобно личному телохранителю. — Не сомневайся во мне, — тихо отвечает он, просчитывая шаги девушки. — Здесь. — командует Наташа и чуть косит в сторону одной из дверей широкого коридора третьего этажа. Сама, не оборачиваясь, уходит вперед, а позже скрывается за углом. Тони выдыхает и надеется, что Романов действительно получилось взломать систему видео-наблюдения, пусть и на определенное время, и сам смотрит на одну из камер. Она, кажется, совсем бездейственна, и Старк кивает сам себе. Код безопасности Тони выучил наизусть. — Два-шесть-пятнадцать-ноль-семь, — шепчет он, возясь с панелью, и победно прикусывает губу, когда дверь поддается и открывается под его касанием. Комната оснащена компьютерным оборудованием. Безумно рискованно врываться сюда, потому что это место очень многое значит для всего Панема, но Старк делает это, потому что лучше поступить так, чем совсем никак. Тони быстрым взглядом обводит помещение и понимает, что он здесь не один: за полукруглыми белыми столами работают компьютерщики, и, кажется, время для них не является никакой помехой. Тони неспешным шагом крадется вдоль стены. Люди увлечены своей работой, но один из них все же замечает Старка: он привстает со своего места и щурится в сторону охраны. — Сюда нельзя, — говорит он, и работники поспешно поднимают на его голос свои понурые за работой головы. — Попутал с уборной, — наугад тихонько тянет Тони, кусая себя за щеку изнутри от собственных слов. Иногда так трудно держать язык за зубами, особенно когда в последние шестнадцать лет общаешься лишь с кротами. — Меня прислали доложить, что в здании находится чужой. Срочная эвакуация, — громко сообщает он, и теперь все таращатся на него. Хвала небу, что лицо Тони скрыто шлемом, иначе кто-нибудь, да и узнал в нем того самого рокового красавца из богатого Первого Дистрикта. — Но тогда… — продолжает наступать мужчина, все так же щуря глаза, — Должна быть тревога… — и как раз в этот момент воздух пронзает завывание сирены. Старк радостно не сдерживает улыбки под маской, понимая, что все идет по плану. Роуди сделал все как раз вовремя. Компьютерщики переглядываются и все же торопятся к выходу. — Покинуть помещение должны все, — сообщает тот самый мужчина, который сперва так недоверчиво отнесся к солдату. Старк уверенно делает шаг в коридор, слыша, как за его спиной защелкивается дверь. Главный компьютерщик вводит какой-то сложнейший пароль, ставит свои отпечатки и скан сетчатки глаза, прежде чем оставить драгоценное помещение в одиночестве. Неплохо, Капитолий, весьма неплохо! — Я должен проследить, чтобы вы оказались в безопасности, — говорит Тони, как истинный служащий президента, и манит работников за собой, — Пожалуйста, лифт, — он впускает всех до единого в просторное помещение лифта, — Внизу вас встретят. Когда дверцы лифта плотно съезжаются между собой, Тони торопливо кидает взгляд на минутную стрелку на часах и мчится на всех парах в конец коридора к заветной двери. Раз-два-три! Свет с тихим завыванием во всем Капитолии выключается, как будто его никогда не было, погружая столицу во мрак. — Молодчина, Тор! — почти в голос смеется Старк, замечая, как в темноте подсвечивается та самая единственная панель с кодом безопасности. Без электричества не работает та громоздкая защита, а вся охрана держится на одном лишь коде безопасности, который Старк однажды самым магическим образом обнаружил на незащищенном персональном компьютере капитолийской сети. «Два-шесть-пятнадцать-ноль-семь» — у Тони осталось всего три секунды, прежде чем свет опять вспыхнет во всем городе. Старк успевает проскользнуть в помещение, и как раз в этот момент с легким щелчком электричество возвращается на свое место. Система безопасности не заметила колебаний, потому что ее никто не активировал. Снаружи — все так, как оставил главный компьютерщик, но теперь Старк внутри, хоть и заперт, ведь дверь под такой защитой не открывается изнутри. Итак, у Тони пять минут, прежде чем Тор вновь отключит электроэнергию, чтобы Старк смог сбежать. Мужчина, не теряя времени, кидается к главному компьютеру. Максимально быстро запускает систему и втыкает флешку в разъем, дожидаясь, когда начнется установка нужного ПО. Это должно было сработать даже с таким охраняемым компьютером, ведь эту маленькую умную вещицу Старк с Беннером придирчиво разрабатывали чуть ли не полтора года. Беннер в Тринадцатом должен выудить нужную информацию из папок и файлов на свой ПК, пока не истечет все время. Тони включает веб-камеру одного из компьютеров и садится напротив нее. На экране виднеется его темный шлем, который он снимать не собирается, и, мигом взглянув в сторону основного ПК, Тони начинает: — В этот раз удача точно будет на нашей стороне, Сноу, — говорит он, не отрывая глаз от экрана. И пусть никто не видит его лица и решительного взгляда — это неважно, главное, что люди найдут свою надежду, и это укрепит их боевой дух, — Тебе не стоило расслабляться. Попасть сюда смог бы любой ребенок, и, поверь, на одном этом я не остановлюсь. Пришло твое время поднапрячь задницу, если хочешь восхитить меня, — Старк шумно ухмыляется, вновь быстро посмотрев на соседний компьютер, а затем на наручные часы. Он выключает запись и загружает видео в один из уже записанных телеэфиров, как очередную цветную видеодорожку. Надо поторопиться. Надеясь, что Брюс сделал все как было задумано, Тони вынимает флешку и считает до трех, выжидая полного погружения в темноту, будто в воду. Тор приходит с небольшим милисекундным запозданием, но Старку все равно удается выскользнуть из помещения и незамеченным прошмыгнуть в ту сторону, куда ушла Наташа. Свет снова включается. За поворотом Романов ждет с крайне обеспокоенным видом. — Все удалось! — улыбается мужчина ей и стягивает с себя тупую маску, в которой совершенно невозможно дышать, — Получилось! — Тебя никто не должен видеть! — шипит Романов, пытаясь натянуть обратно шлем на лицо Старка, — Надо убираться отсюда, — она оборачивается и резко замирает, увидев что-то перед собой. Тони смотрит поверх ее головы и понимает, что ни один план не может пройти без изъяна.