My omega

Юнги не любит начало лета. После обычного сырого мая жара наваливается совершенно неожиданно, и солнце вдруг начинает выжигать всё, до чего может дотянуться своими лучами. В городе среди каменных лабиринтов становится ужасающе душно, и только в парках тени деревьев дарят блаженную прохладу. Но есть в такой резкой смене погоды и определённые плюсы. И эти самые «плюсы» сейчас находятся прямо перед стоящим у входа в спальню альфой. Чимину жарко во сне. Это становится ясно по тому, как он пытается ленивыми движениями ног стянуть ниже одеяло, сбивая его в бесформенный ком. У омеги это не очень получается, и он едва слышно не то стонет, не то скулит во сне от разочарования. Лохматый, изнеженный, и эти его розовые пухлые щёки. Чимин выглядит непозволительно аппетитно, набрав вес. У Юнги из-за этого внизу живота всё поджимается. Альфа честно старается держать себя в руках. Причина тому становится видна, когда Чимин переворачивается на спину. Его живот ещё не сильно выпирает, но уже не оставляет сомнений и места для мыслей из серии «он просто поправился». И это привлекает Юнги ещё больше. - Это нормально, что я иногда хочу его сожрать? - спросил он как-то у Намджуна. - Говорят, многие альфы малость текут крышей, когда их омега в положении, - честно ответил Намджун. У Юнги не просто «малость течёт крыша». Иногда ему кажется, что она давно уехала, на прощание издевательски пошуршав шифером. Это началось, когда Чимин был на третьем месяце беременности. Юнги бы даже не заметил, что что-то не так, если бы Чимин как-то вечером не усадил его рядом с собой и не провёл серьёзный разговор на тему «перестань кружить вокруг меня хищником, я никуда не сбегу». Не то чтобы Юнги думал, что Чимин сбежит. Он даже не замечал, что действительно ведёт себя как-то не так. Просто с беременностью Чимина всё изменилось. - Храм солнца, - шепчет Мин и заходит в комнату, останавливаясь возле постели. Возможно, ему это лишь кажется, но Чимин, обласканный проникающими в комнату золотыми лучами, светится. Карамельная кожа сияет, растрёпанные пряди волос искрятся янтарным оттенком, и весь он в белизне одеял и подушек кажется эфемерным. Такой тихий и спокойный. Такой безмятежный. Тихо сопит, обняв подушку Юнги, и даже не знает, что его альфа в эту самую секунду изо всех сил сдерживает себя. Чимина хочется касаться. Чимином хочется обладать. Чимина хочется заклеймить. Чимина хочется запереть дома и никуда никогда не отпускать. Чтобы только для Юнги. Чтобы никто посторонний даже посмотреть не мог в сторону его сокровища. Чтобы омега целыми днями валялся в постели, лопая любимый виноград, и смотрел на него из-под ресниц этим своим невинно-сладким взглядом. Чтобы обязательно был без одежды, и Юнги мог в любую секунду прикоснуться к мягкой коже и округлившемуся животу. Чтобы мог в любой момент оставить метки на чужой шее и плечах. Чтобы мог иметь возможность в любой момент приласкать своего омегу. - Приехали, - хмыкает альфа, смотря на приподнявшуюся ширинку домашних штанов. И забирается на постель, осторожно переворачивая омегу на спину и слегка втягивая воздух над животом, в котором растёт и развивается их малыш. Чимин пахнет так, как ему нравится. Они нашли друг друга по запаху ещё во времена учёбы, но Мин до сих пор не может сказать, как именно пахнет омега. В его запахе просто собрано всё, что нравится Юнги, и иногда какие-то ноты выделяются ярче. Порой Чимин отчётливо пахнет гранатом. Терпко, вязко. Так, что слюна на языке собирается. Иногда он пахнет свежестью. Как будто стоишь в глубине парка после дождя. Иногда он пахнет чем-то, что напоминает Юнги кошачью шерсть. Когда зарываешься лицом в нагретое солнцем мягкое брюшко дремлющего кота, и он слабо пихает тебя лапами в лоб или щёку. Сейчас Чимин пахнет постельным теплом, молоком и едва уловимо запахом самого Юнги. «Не перестараться», - даёт себе установку Юнги и прижимается к животу губами. Кожа горячая, упругая, натянутая. Притеревшись губами, альфа трётся об неё щекой и лбом, ощущая, как беспричинная радость заполняет его изнутри. Его омега рядом. Его беременный омега рядом. В тепле, комфорте и безопасности. В зоне досягаемости не только для взглядов, но и для прикосновений. От этого кружится голова, и Юнги мягко скользит вокруг пупка языком, опуская на живот ладони и слегка сжимая. На Чимине дурацкая футболка, которая мешается, и нижнее бельё. Последнее альфа осторожно стаскивает, чтобы разместиться между ног омеги и начать спускаться поцелуями с живота всё ниже, ниже и ниже. Томный выдох где-то сверху лишь подстёгивает к действиям. Покрыв поцелуями внутреннюю сторону бёдер, Юнги обхватывает губами постепенно затвердевающий член и вбирает его в рот. Сверху слышится стон и слабое копошение. По затылку начинают шарить пальцы просыпающегося омеги, но Юнги не останавливается. Лижет, посасывает и вбирает настолько глубоко, насколько может. Когда томные вздохи сверху сменяются на лёгкие постанывания, а на языке ощущается лёгкая солоноватость выделившейся на головке смазки, у Юнги едва не срывает тормоза. Приходится отстраниться и уткнуться носом в бедро, глубоко вдыхая, наполняя лёгкие запахом возбуждённого омеги, в котором прорезались резкие терпкие нотки жжёного кофе. - Юнги-я, что ты... Ох... Слышать его голос нет сил. Посмотреть сейчас на любимое родное лицо означает сорваться. Юнги и так знает, что увидит. Сверкающие глаза, подёрнутые лёгкой пеленой возбуждения. Раскрасневшиеся щёки. Приоткрытые пересохшие губы, по которым раз за разом проходится кончик языка. Одних воспоминаний хватает для вспышки возбуждения, из-за чего приходится сжать собственный член, лишь бы удержаться в узде. Обхватив истекающий смазкой член омеги, Юнги снова начинает сосать. На этот раз активнее и немного грубее. Губы с силой сжимают головку. Язык растирает чувствительную уздечку. Когда Чимин начинает поскуливать, альфа пальцами обхватывает основание члена, помогая себе рукой, а после обласкивает нежным касанием поджавшиеся яички и сдвигает пальцы ниже, касаясь увлажнившегося отверстия, конвульсивно сжавшегося от касания. Большой палец движется по кругу, дразня чувствительное местечко, пока остальные пальцы впиваются в ягодицу. Задница Чимина, набравшего вес во время беременности, совершенно плюшевая. Юнги жалеет, что не может сделать с ней всё, о чём нашёптывают грязные пошлые фантазии. - Юнги-я, - вновь тоненько жалобно стонет Чимин и слегка дёргает бёдрами. По скромному мнению альфы, всё это совершенно противозаконно. Нельзя быть таким мягким, податливым и сладким. Нельзя постоянно щеголять перед ним в этих растянутых огромных свитерах, в которых Чимин кажется обманчиво маленьким и хрупким. Нельзя вот так лежать в постели и тоненько просяще поскуливать, когда Юнги хочет вылизать омегу с ног до головы, покрыть метками всю его медовую кожу, не пропустив ни сантиметра, и едва ли не сожрать. Когда он едва сдерживается. Когда в голове мечутся больные фантазии о том, чтобы кончить на этот совершенно восхитительный животик. Чтобы пометить Чимина своей спермой и запахом не только изнутри, но и снаружи. Когда хочется сделать всё, что угодно, лишь бы на омеге отпечаталось его клеймо, кричащее «моё!». Палец медленно погружается вглубь послушно расступившихся мышц. Влажно, жарко, тесно. Они так давно не занимались сексом, и Чимин такой тугой. И такой чувствительный. Его член дёргается во рту продолжающего отсасывать альфы, и пальцы зарываются в волосы, дёргая до лёгкой боли. Комната наполняется несдержанными стонами, когда Юнги сменяет большой палец на указательный и средний, проникающие глубже и резче, растягивающие сжимающиеся вокруг них мышцы сильнее. А после, когда Чимин вдруг отпихивает его ногами, заставляя выпустить из хватки, и неуклюже, но достаточно быстро встаёт на колени и опирается ладонями о подушку, мозги и вовсе отключаются. О чём вообще можно думать, когда перед тобой дрожащий от возбуждения и желания омега с вздёрнутыми вверх округлыми мягкими ягодицами? Юнги не думает ни о чём. Подавшись вперёд, он лишь осторожно кладёт ладонь на живот Чимина, поддерживая, прежде чем стянуть с себя штаны до колен и осторожно толкнуться в окончательно увлажнившееся кольцо мышц, тут же плотно обхвативших сначала головку, а после и весь член. Чимин из-за проникновения прогибается в пояснице и звучно стонет. У Юнги от этого стона яйца поджимаются, и в животе всё сводит. Стараясь не сорваться, он мягко и неторопливо толкается в податливое тело, стараясь не быть слишком резким или грубым. Хочется, невыносимо хочется втрахать Чимина в постель, заставив буквально кричать от наслаждения, но нельзя. Тяжёлый горячий живот под ладонью напоминает о необходимости держать себя в руках, и поэтому Мин двигается как можно осторожнее, стараясь не навредить. Надолго их не хватает. Первым срывается Чимин, когда Юнги соскальзывает ладонью с живота сначала на его грудную клетку, слегка щипая торчащие ноющие соски, а после на член, начиная двигать по нему кулаком в такт толчкам. Сам он кончает внутрь омеги, когда ощущает влагу чужой спермы на пальцах и конвульсивное сжатие мышц вокруг своего члена, пока дрожащий Чимин пытается удержаться на руках, сорвано дыша через рот. Замерев на мгновение, чтобы в последний раз прочувствовать мягкость и податливость горячего тела внутри и снаружи, Юнги выскальзывает из чужого тела и тут же подхватывает омегу, помогая с удобством улечься на бок. - И что это было? - едва слышно спрашивает Чимин. Он такой, каким его и видел Юнги в своей голове. Растрёпанный, раскрасневшийся. Глаза сверкают, а губы искусаны, и влажный язык проходится по ним, оставляя блестящий след от слюны, тут же подсыхающий и блекнущий. Хочется дёрнуть омегу за плечо, опрокидывая на спину, навалиться сверху и снова овладеть им. Ущипнув себя за ляжку, чтобы успокоиться, Мин коротко кривится от боли, а после притягивает Чимина к себе, предварительно стащив с него футболку и оставив полностью обнажённым. - Ты долго спал, и я соскучился по тебе, - отвечает почти честно и укрывает придвинувшегося омегу одеялом, чтобы тот не замёрз. - Теперь я снова хочу спать, - посмеивается Чимин и тычется носом ему в шею. - Но ты можешь поспать со мной. И когда омега льнёт ближе, переплетая с ним ноги и вжимаясь животом в его живот, Юнги понимает, что вовсе не против такого расклада. Опуская руки на мягкие бёдра Чимина, Мин притягивает его ещё ближе к себе и закрывает глаза. И плевать, что через полчаса к ним должна завалиться шумная орава друзей. Никого нет дома.

|End|