Du lasst mein Herz schlagen

— Хэ-эй! Как прошли выходные, джентльмены? Рихард вышел из машины сытый, довольный и лоснящийся своей красотой. В его руках ярко блестела мятая пачка Роттманс, а левую руку украшали новые, дорогие часы. Да уж, дядя Круспе любил роскошь. Несмотря на то, что большая часть группы предпочитала вести довольно скромный, весьма посредственный образ жизни, этот гитарист всегда блистал своей красотой. Что же, любому Голливуду нужна была своя Мадонна. Слегка щурясь от яркого солнца, из той же чёрной машины вышел и Пауль. Стоит ли удивляться, что все мы в основном решили провести выходные попарно? Думаю, определённо не стоит, и когда наша машина подъехала к студии, на заднем дворе уже стояла компания мужчин, весело переговаривающихся между собой. Все они были, очевидно, весьма довольны прошедшим отдыхом, и сейчас расслабленно курили, перекидываясь вульгарными шутками. Даже Оливер, человек молчаливый, всегда живущий на своей волне, вполне охотно поддерживал разговор. Всё было так же, как и в прошлый, и в позапрошлый раз. За исключением того, что теперь меня вёл, обнимая за плечи, здоровый черноволосый мужик. С момента нашего возвращения в Берлин, Тилль не спускал с меня глаз и ни на секунду не выпускал мою руку. Могло даже показаться, что он гордится мной, как своей главной и самой козырной сучкой из всех, что у него когда-либо были, но каждый раз встречая его туманный, полный сожаления взгляд, истина становилась мне очевидной. — Кристиан. Тилль ступил за порог и бросил большую чёрную сумку на диван. Он выглядел слегка взволнованным, что не могло не удивить меня, ведь всю дорогу мы провели в мирном молчании, и лишь под конец, возвращаясь к цивилизации, начали энергично переговариваться и переключать треки в проигрывателе. — Да? — Ты согласишься жить со мной? Тилль напряжённо сжал пальцами подоконник, оперевшись на него своим тяжёлым телом. Я выдержал паузу, снимая с рук перчатки. Берлин был всё ещё холоден, словно лёд. — Конечно, в чём вопрос? Я одним махом пресёк мысли, вихрем взметнувшийся в голове. О том, насколько это непросто, скоро, непривычно…странно? Потому что знал, что наилучшим решением было перестать думать уже на том этапе, когда я согласился поехать невесть куда с человеком, который чуть меня не убил. Из-за чувств. Из-за любви. Из-за странной, пугающей уверенности в нём. — Ты уверен? О, нет. Мне определённо не стоило думать об этом ещё раз. И тогда я сделал шаг навстречу, и ломая ветхие, слава богу, преграды в себе, взял его лицо в свои ладони. Большое, плотное, встревоженное лицо, и прижался к тёплым, обветренным губам. — Конечно. Потому что передо мной был встревоженный Линдеманн, и справиться с ним было проще простого. — Ох ты-ж, ребята! Как же я рад, что вы поладили. — Пауль слегка закашлялся, втягивая, по-видимому, непривычные для него сигареты, и Тилль благосклонно повёл уголками губ, притягивая меня ближе. Густой табачный жар обдал меня, и я едва не задохнулся, когда он закурил. Не выносил, когда рядом курят, но запах не оказался настолько ужасающим. Наверное потому, что стал за месяц таким родным и знакомым. Тилль отстранился, чтобы пожать Рихарду руку, и я поймал на себе внимательные, молниеносные взгляды каждого члена команды, и каждый, по-видимому, сделал свой вывод, о чём конечно же, впоследствии, не подал и виду. Мне повезло работать с на редкость учтивыми людьми. Когда Тилль вернулся, его рука совсем случайно оказалась на моей Талии, на что никто уже не стал обращать совершенно никакого внимания. *** Яркие прожектора приветливо сияют с высоты огромных металлоконструкций. И хоть день находится в самом разгаре, солнце начинает понемногу клонить к закату, отчего небо становится миндально-лиловым с лёгкой ноткой спелого мандарина на горизонте. Толпа, приветливым морем бушующая под ногами вновь вызывает у меня лёгкую улыбку. Сегодня сцена другая. Нет...я другой. Я оглянулся вокруг и не ощутил привычного липкого гнёта воспоминаний и страха, который нависал надо мной каждое выступление. Я оглянулся, и не увидел на сцене зверя, готового нападать, а мрачный рой механических жуков испарился, бездумно рассеявшись где-то в далёком предсумеречном небе. Когда один дрон, всё же, подлетел ко мне, я шутливо протянул ему руку так, словно пытаюсь поймать бабочку или шмеля. Он забавно повис в воздухе, повертелся немного, и улетел, почти моментально скрывшись из виду и замечтавшись я, признаться, упустил момент, когда нужно было ударить по клавишам. — Эй, в танке! — Басистый голос пролетел по колонкам, и я, встрепенувшись, начал играть. Пальцы сразу схватили мелодию, и я ощутил неслабый азарт, разыгрывая одну из своих любимых композиций. "Eifersucht" была для меня, клавишника, по-своему гениальной песней. Как, собственно, и все, где была исключительная партия клавиш, выверенная до последней ноты. Тилль исключил все, так или иначе связанные с насильственными перфомансами песни, и... Гад, кажется, включил все мои любимые. Что же, пожалуй, наших зрителей ждал достаточно энергичный вечер изящной клавишной музыки, и я усмехнулся. На удивление, я не чувствовал себя неуютно. Я был чертовски счастлив. Когда был сыгран последний аккорд, и зрительские овации взорвали весь стадион, я вышел на поклон так, словно бы вышел на берег моря из освежающих волн, тёплый и яркий. Я глянул налево, и с удивлением, пожалуй, отметил, что Тилль тоже улыбался. Одними глазами и самым краем своих плотных, морщинистых щёк, но этого было достаточно. — Этот концерт я бы хотел посвятить человеку, который помог мне заново найти путь к себе. Liebe ist für alle Da, für alle Fräuen, Mann und andere Menschen. А затем тёплая рука легла на мой висок, и Тилль подарил мне, пожалуй, самый тёплый и уверенный поцелуй в щёку, какой только мог. Я поднял взгляд в небо, и первая звезда засияла на медленно затухающей перламутровой высоте. — Похоже, ты сделал свой выбор. Флаке не услышит, как Рихард тихо шепнёт на ухо старому другу несколько слов, и тот, улыбнувщись, кивнёт утвердительно, крепче прижимая к себе своего избранника. И шестеро мужчин просидят на сцене, пока лица поклонников не превратятся в тёплые тени, ожидающие новый рассвет, чтобы с новыми силами начать новый день.