Эребор оживал с возвращением гномьего народа. В нём ещё не звучали голоса маленьких гномят, но к этому всё шло. Впервые за долгие годы в печах горел огонь, в шахтах всё громче звучали удары кирок, по кухням разносились запахи еды, в уцелевших комнатах уже обживались. Восстановление шло полным ходом.
Гномы, которые только-только успели отойти от траура, вновь занимались тем же, что и до битвы, только теперь пускали свои способности в восстановление своего города-королевства. Помощь каждого, пусть даже и небольшая, посильная, была значительной. И уже через две недели были видны первые результаты их труда. Когда несколько коридоров были очищены и стены укреплены, ворота были отремонтированы, можно было говорить об успешности восстановления. Почти все комнаты тут же заняли для себя или для родственников, которые непременно прибудут с Синих Гор и Железных Холмов.
И Даин Второй, который руководил работами пока тяжело раненный Кили находился в глубоком сне, говорил, что к моменту излечения Короля-под-Горой всё будет блистать. Предстояло сделать ещё очень много всего, чтобы возвратить Эребору его первоначальный вид, но можно было верить, что гномы с присущими им стойкостью, упорством и трудолюбием, сумеют это сделать. Единственное, что им для этого было нужно, — время.
О гномьей целеустремлённости должны были слагать легенды, определённо. И пусть многие придали бы этому слову гораздо более негативное значение, Фанавэн бы точно не смогла. К её приходу поредевший отряд готовился особенно усиленно, причём ещё до того момента, когда назначили прощальный вечер. Они решили занять небольшой зал, служивший изначально столовой для работников кухни, судя по найденным там записям, самостоятельно занимались его реставрацией, не допуская никого другого. Пусть значительных повреждений не было, но повозиться пришлось и немало. Но стены были докрашены, пол уложен, мебель расставлена, полки развешены в срок.
С самого утра в назначенный день Бофур, Бифур и Бомбур готовили ужин. Многого позволить себе не могли, ведь всё-таки это был послевоенный период и продукты стоило беречь, но стол заставить сумели. А Балин даже сумел достать целую бочку хорошего эля у знакомого гнома, который прибыл в Эребор за неделю до этого. Всем же остальным, не занятым в готовке, было поручено отдраить зал после недавних работ, чтобы не посрамиться перед эльфийкой.
Фанавэн, придя к воротам замка, была удивлена тому, как быстро гномы сумели подлатать проход, разрушенный дважды: сначала Смаугом, а после отрядом Торина. И пусть одна из огромных статуй, которые стояли по обе стороны от входа, всё ещё была лишена головы, действительно нужные укрепления были произведены. Эллет показалось, что некоторые части ворот выглядели даже лучше чем то, какими в своих рассказах их описывал Торин. Теперь Эребор был будто бы феникс, что восстал из пепла и стал только лучше. И ему прочили такую судьбу, ведь худшие для гномов времена миновали, значит, за тьмой должен был прийти и свет, которого они ждали более полувека.
За эллет пришёл Нори, который, как оказалось, освободился раньше всех, поэтому и согласился ждать прихода гостьи. Точнее, сам и вызвался. Что было неожиданно, он сам вязал себе шапку. Это было его маленьким увлечением, которое пришлось отложить на время походов и битв, чтобы не растерять мужественность, как он выразился сам. Впрочем, вряд ли бы это могло хоть как-то помешать умелому воину, если бы он только в бою не вязал.
Рассказывая об этом, гном вёл Фанавэн извилистыми каменными лестницами. Наверное, здесь было нетрудно заблудиться, учитывая то, сколько ответвлений было у них, причём как наверх, так и вниз. Можно было видеть, что некоторые проходы были загорожены, что не могло не вызывать вопросов.
— Там обвалы бывали, — пояснил Нори, отмахнувшись. Казалось, его это нисколько не волновало и не удивляло. Если бы речь шла не о замке, в котором многие годы жил невероятных размеров дракон, то подобные речи можно было бы посчитать даже жестокими. — Пока прикрыли, потом вернёмся. Конечно, если будет приказ.
Эллет смотрела на окружающее её великолепие и представляла, как это всё могло выглядеть раньше, нетронутое пламенем дракона. И воображение с эльфийской чуткостью услужливо рисовало ей красочные картинки прошлого. Ей могли привидеться какие-то события, происходившие тут, когда некоторая часть гномов оказалась заперта в стенах собственного дома. Они не могли сбежать, в противном случае были бы спалены захватчиком или рисковали стать его ужином. Поэтому их положение было незавидным, а выбор — бессмысленным. Умереть там или здесь — велика ли разница?
— Стены этой башни видели много страданий, не так ли? — спросила Фанавэн. Видение пришло к ней, когда она едва коснулась холодного камня. И она была права, несмотря на то, что очевидных следов произошедшего не было. Она резко повернула голову, следуя взглядом за заметным только ей одной силуэтом. — Здесь, — она указала рукой, чтобы Нори понял, — гномка сидела. Думаю, не сильно взрослая, но возраста не скажу. Красивая, темноволосая и голубоглазая. А на руках у неё свёрток...дитя? Да, дитя. Чьё-то имя шептала, звала, плакала. Тут и умерла, пала жертвой драконьего плена.
Некоторое время Нори, ошарашенный сказанным, молчал. Смотрел на эльфийку немигающе, не зная, как ей и ответить. И по его реакции понятно стало, что он знал об этой печальной истории.
— Откуда вы об этом? — он закашлялся. Видимо, всё ещё не отошёл от болезни, несмотря на то, что о нём здорово заботились, лечили, лишней нагрузки не давали.
— Есть у эльфов многих способности видеть недалёкое прошлое или будущее, но некоторым ввиду определённых обстоятельств большее достаётся, — произнесла она, отводя взгляд. Не готова она была открывать всю правду, что дар этот после ранения появился, что из-за него она о смерти Торина и его племянников знала.
— Только при Двалине об этом не припоминай, ладно? — попросил Нори, решив, что стоит поспешить, пока ещё какая тайна её разуму не открылась. Хотелось в прощальный вечер не скорбить, а о хорошем думать, смешить всех и самому смеяться. И Фанавэн проследовала за ним. Понимая, что вопрос остался висеть в воздухе, пусть эллет его не задавала, оставаясь тактичной, гном всё-таки позволил себе разъяснить всё немного подробнее. — Это жена его была. Когда восстановление начали, он сам, к несчастью, кости и обнаружил. Опознал по одежде и украшениям, ведь что-то ей и дарил. Дело ясное, что не было у него надежды, что Квана выжила, но он до сих пор сам не свой. Никому не пожелаешь увидеть такое.
— Ужасно, — только и смогла она выдавить. До самого зала молчали. И Фанавэн вдруг подумалось, что её подарок мог бы прийтись немного не в тему. Но что-то изменить вряд ли могла бы, да и поздно уже было.
Нори прошмыгнул за дверь столовой, велев эльфийке дожидаться, пока он всё не проверит и войти не разрешит. Она улыбнулась и терпеливо ждала несчастные пару-тройку минут, в которые гномы доделывали последние свои приготовления. Такое трепетное отношение к её проводом умилило.
Никто не мог ожидать, когда всё только начиналось, что закончится так. Шестнадцать путников, совершенно разных, но одновременно в чём-то ужасно похожих, прошли длинный, тернистый путь, но дошли до конца. И дороги привели их всех к горе, пусть двое из них навсегда остались в её гробницах. Гномы, маг, эльфийка и хоббит были связаны навсегда не только воспоминаниями о своём путешествии, но и дружбой.
Откуда-то справа вдруг вышел хоббит, чем немного напугал Фанавэн, глубоко погружённую в собственные мысли. Но она улыбнулась ему тепло и приобняла.
— Добрый вечер, мистер Бэггинс, — произнесла она. Было видно, что она была ему безумно рада, пусть и не могла ожидать, что он появится так внезапно.
— Добрый, — он протянул эльфийке небольшой свёрток. Она приняла, раскрыла под застенчиво-внимательным взглядом маленького друга. Там оказались три носовых платка, сшитые вручную. Искусно и тонко. Каждый из них был разного цвета, на одном даже были вышиты листы деревьев, которые растут в Лихолесье. А на одном из уголков каждого платочка — как же это трогательно! — было вышито её имя на эльфийском, причём без единой ошибки. Хоббит не знал эльфийского, но, видимо, нашёл кого-то, кто смог ему помочь. Да, это было просто и, наверняка, не требовало иметь много золота, но то, как хоббит подошёл к подарку, насколько важны были даже мельчайшие детали...
— Замечательный подарок, — призналась она, прижимая подарок к сердцу. И с трудом сдержалась, хотя очень хотелось заплакать. Она была нужна стольким существам в этом мире, когда всего год назад о подобном и мечтать не могла. Риск, на который она шла, стоил того, ведь она обрела больше, чем могла представить, вернула семью. — Свой подарок ты получишь позже, ладно? — спросила она, аккуратно заворачивая платочки снова, чтобы уложить их в сумку, что была забита теперь под завязку. Там были именные мешочки для каждого участника отряда, даже для тех, кого уже не было в живых. Даин дал ей разрешение на посещение гробницы, но только единожды. Она могла попрощаться и оставить свои дары.
— Что вы, не стоит, я ведь... — начал он, заметно покраснев.
— А я настаиваю, — произнесла она. — Кстати, мистер Бэггинс, не могу не спросить вас, пока ещё есть такая возможность. Куда вы хотите отправиться теперь? — полурослик призадумался, чуть погодя сумел найтись с ответом.
— Пока немного погощу в Эреборе, но потом обязательно домой вернусь. Хотел бы, наверное, по пути кое-где задержаться, но пока не уверен.
Наконец, гномы распахнули двери и впустили своих гостей, прервав рассказ Бильбо. Впрочем, он успел сказать главное, так что не так уж им и помешали. Пройдя в зал, Фанавэн ахнула. Всё было очень здорово украшено, пусть гномы, как они часто говорили, мало понимали в красоте. От одной стены к другой тянулась лента, вся исписанная добрыми пожеланиями на гномьем языке, а особенно крупно было: "Нашей Фанавэн, настоящей королеве и верной подруге!" Все гномы выстроились в ровный ряд. Немного смущались, но в следующий миг закричали "сюрприз" и Балин вручил ей корону, что была вся украшена драгоценными камнями, которые вырисовывали картины их путешествия. И это было так поразительно красиво, что она не сразу приняла подарок, а некоторое время просто стояла, уперев в него взглядом, и не могла ничего сделать.
— Нравится? — спросил, лукаво улыбаясь, Балин.
— Спрашиваете ещё! — ответила Фанавэн, всё-таки осторожно забирая корону из рук гнома. — Спасибо вам, друзья. Буду считать это символом нашей дружбы и беречь.
После все по очереди подходили к эллет, виновнице торжества, чтобы обнять её, сказать что-то от себя, если было такое желание, а она ещё им свои подарки вручала. В мешочках с вышитыми на них именами. И для каждого было что-то особенное, связанное с его интересами.
Балин, стоявший ближе всех, получил свой подарок первым. Минерал, переливавшийся разными оттенками красного, с говорящим названием Балин, который было крайне нелегко достать, но эльфийке удалось; курительная трубка взамен той, что была утеряна ещё в городе гоблинов, выполненная из красного камня, а на ней были аккуратно и кропотливо вырезаны замысловатые узоры.
Вторым на очереди был Двалин, которому достались украшения на волосы и бороду. Обычно такие дарили гномам их невесты, но от Фанавэн это было дружеским жестом и показателем благосклонности. Учитывая открывшиеся обстоятельства о гибели его возлюбленной, это казалось немного неуместным.
— Ты неплохая, я зря в тебе сомневался, — сказал ей Двалин. Ему было нелегко решиться и признать свою неправоту, поэтому это удивило большинство присутствующих. — Прости, эльфийка.
— Бросьте, мистер гном! — весело приказала она. — Всем нам свойственно ошибаться.
— Значит, я прощён?
— Разумеется, — они обнялись, коротко и неловко. Перемирие наступило.
Бофуру в дар от эллет достался кларнет уникальной формы. Эллет помнила, что он рассказывал о том, как в детстве играл на этом инструменте, но потом его сломал и как-то больше не возвращался к игре. А в походе припомнил и погрустнел.
— Вы помните, — изумился гном, только открывший свой подарок.
— Конечно, — она кивнула и широко улыбнулась, видя, что её подарок пришёлся к месту и по душе, немало порадовал Бофура. Он даже пообещал, что сыграет что-нибудь к концу вечера, если вспомнит, как управляться с инструментом. Правда, он не мог быть уверен, как он сказал, что выйдет хотя бы сносно.
— А я почему-то уверена, что вы справитесь, — легко молвила она и обезоруживающе улыбнулась. Хотелось как-то подбодрить Бофура, разбудить его стремление к искусству. И пусть гномы редко выделялись в этом, так как были задуманы для другой цели, но это не мешало им хотя бы попробовать.
Фанавэн часто наблюдала за участниками похода. У юного Ори была занимательная привычка — везде носить с собой тетрадь, в которой он делал заметки об их приключении. Часто простыми предложениями, без эмоциональной окраски, оставляя на бумаге только ключевые моменты. Как было положено настоящему летописцу, которым он себя не мнил, ведь это было бы напрасно, но, несомненно хотел быть. И Фанавэн, знавшая гнома много меньше, чем он заслуживал, считала подобное занятие и столь яркий, неподдельный интерес, замечательным. Было очень жаль видеть, как весь его труд был уничтожен глупыми гоблинами. Разорвали тетрадь в клочья. Гном был неожиданно растроган подарком, который ему преподнесла эллет: набор первоклассных перьев, которых могло хватить на долгие годы, тетрадь в кожаном переплёте, которую было бы удобно носить с собой, поясная сумка, к которой был приделан отсек для чернильницы и кое-что ещё. Кольцо, простое, не отличавшееся особенной красотой, но внутри была гравировка с надписью. Моей Тиван. Это был последний подарок его матери. Она была жертвой пламени дракона, но ей повезло выжить и родить сына, пусть и не в родном доме, не в Эреборе. Умерла она уже многие годы спустя, умерла своей смертью. Тихо, в окружении семьи. И её кольцо Ори трепетно хранил, но, увы, потерял при побеге из Лихолесья. Оставил в темнице, но Фанавэн удалось его найти, однако до этого момента у неё не было возможности вернуть.
— Спасибо вам, у вас золотое сердце! — радовался гном, обнаружив реликвию на дне мешочка. И все понимали, что это было для него гораздо ценнее всех сокровищ Эребора, ведь безделушка была своего рода напоминанием. Не о матери, но о её бесконечной любви, которая не угасает даже тогда, когда она покидает этот мир.
Бифуру досталось, пожалуй, самое необычное сочетание: небольшой одноручный топорик причудливой формы, баночка отменного малинового джема и заживляющая мазь. Пусть его шрам бы не исчез окончательно, но мог бы сделаться немного менее заметным.
Нори получил аж два мешочка. В первом из них обнаружился золотой резной канделябр. Гном его сразу узнал, ведь это была работа эльфов Ривенделла, и даже посмеялся над такой шуткой. Во втором же мешочке был монокль в фиолетовой оправе. Нори, собиравшемуся по завершении основной части работ в Эреборе стать ювелиром, такая вещица бы очень пригодилась.
Глуховатому Оину очень полезна была слуховая трубка. Он и на секунду её из рук не выпускал и гордился тем, что это была не просто ручная работа, но работа Фанавэн. Она сама украшала её камнями и потом вычищала до блеска, о чём поведала при вручении мешочка.
— Недурно вышло, а? — спросила она у гнома, когда он примерялся к новому аппарату.
— Недурно? Спрашиваете ещё!
Глоину, единственному женатому среди гномов, участвовавших в походе, досталось больше всех подарков, ведь кроме метательных ножей для себя он получил расчёску и бусы для супруги, знаменитой своей красотой и роскошной бородой, и игрушки в виде медведя-оборотня, варгов, гномов, эльфов и прочих существ для сына.
— Гимли ждёт очень увлекательный рассказ, — сказал Глоин не без гордости в голосе. Он не дал обнять себя, но обнял сам. — Жаль, что вы уезжаете так скоро, ведь он к лету должен будет оказаться в Эреборе. Так бы познакомились...
— Я буду надеяться, что однажды нам это удастся, — она глубоко поклонилась гному, что показывало ее уважение. Глоин был польщен и как можно быстрее уступил место следующему, чтобы остальным не было видно его смущения. Он был раньше одним из тех гномов, которые были к Фанавэн враждебно настроены, но ее участие в походе, бескорыстная помощь, искренность и доброта смогли его переубедить.
Смешливому и бесконечно вежливому Дори досталась фляга, наполненная доверху выдержанным эльфийским вином, что было для него замечательным подарком. Также он получил острую удобную бритву, которую можно было складывать и хранить в кармане, не рискуя порезаться. Конечно, гномья борода не нуждается в сбривании или стрижке, но вот бакенбарды Дори предпочитал равномерно укорачивать, держал в аккуратности и порядке.
Бомбур получил фартук с вышитым золотыми нитями именем, набор из различных экзотических специй, многие из которых можно было достать только в самых отдалённых частях Арды (и на кухне Лихолесья). Не обошлось и без пышек с луком, которые очень полюбились гному ещё в Хоббитоне. Он съел их почти все тогда, на дне рождения эльфийки, а теперь у него был свой запас, которым он мог не делиться в этот вечер. Однако, когда все заняли места за столом, у каждого на блюде лежала пышка.
— Ого, какая щедрость! — воскликнул Дори. Бомбур буркнул что-то вроде: "Могу забрать обратно!". Тогда Дори умолк.
Бильбо был последним и его мешочек не был так уж велик. Однако внутри обнаружились самые настоящие сокровища: с десяток разных видов семян для сада в Хоббитоне, букетик различных лечебных трав и свиток, где было подробно расписано, как именно нужно было их использовать, а также пять белых камней Ласгалена, продав которые хоббит мог бы до самой смерти жить на широкую ногу, ни в чём не нуждаясь.
И все участники похода знали, что лучшими подарками для них были не вещи, а то, что навсегда осталось в сердце и уме: воспоминания, эмоции. Их зародившаяся ещё в Хоббитоне дружба, которую они хотели сохранить до самого конца. Не пути, но жизни.
Небольшой пир оказался очень кстати. Дополненные элем, блюда становились еще более вкусными, так что оторваться было нелегко. Однако в то время, пока все ели, они наперебой рассказывали о своих впечатлениях о путешествии, стараясь не вспоминать плохое, чтобы не портить атмосферу. Конечно, в памяти это оставалось, но не на праздниках звучать дурным словам и обсуждаться невзгодам.
— Когда дым повалил из печей, тогда-то Эребор по-настоящему ожил, вот что я вам скажу! — звучно произнёс Балин. Гномы замерли и на пару секунд в зале воцарилась практически идеальная тишина.
— Звучит как замечательный тост! — возгласил Глоин и резко поднял свой бокал. Так, что содержимое немного расплескалось. — За Эребор!
— За наш отряд! — поддержал его Двалин, который до этого держался немного отстранённым. Конечно, по меркам гномов, которые обычно не затихали во время своих пирушек и на пару минут.
— И за еду! — добавил Бомбур и, хромко охнув, потянулся, чтобы чокнуться со всеми. Его друзья взорвались смехом. Все, даже Фанавэн. От этого, казалось, стены зала затряслись.
Фанавэн отпила немного эля. На вкус он был неплохим, пусть и трудно сравнимым с эльфийским. Однако её друзья-гномы так хотели порадовать, что на такие мелочи глаза закрыть было легко. Ей нравилось смеяться со всеми и делиться историями, которых за её век накопилось немало. И знала, что в этот вечер нужно было хотя бы постараться забыть обо всём, что могло тревожить её душу. Внутри полуразрушенного города ими был занят небольшой островок, в безопасности которого сомневаться не приходилось. Здесь было тепло и по-настоящему уютно, за что можно было благодарить десять гномов, ведь они постарались на славу, чтобы придать залу такой замечательный вид.
— Мистер Гэндальф рассказывал, что вы много лет спали. Как это возможно? — спросил Двалин. Было немного непонятно, но приятно, что он интересовался Фанавэн, пусть и немного невовремя — в последний вечер. И эллет решила, что она и участники отряда были достаточно близки, чтобы узнать правду.
— О, эта очень долгая история! — сказала она, пряча улыбку в бокале, отпивая ещё немного эля. — Готовы ли вы слушать?
Гномы зашумели, но все сошлись на том, что хотят. Поэтому они пусть и не замолчали, но переговаривались теперь уважительным полушёпотом, чтобы не сбить Фанавэн, не помешать ей.
— Хорошо. Когда я стала королевой Зеленолесья, как называли мою родину во времена её рассвета, народом я не была любима. Эльфы хотели видеть на троне рядом с высокородным королём если не равную ему, ведь такую было бы найти проблематично, но хотя бы подобную. А я была всего лишь одной из стражниц, охранявшей границы, — она задумчиво вздохнула, стараясь говорить искренне, но не придавая словам слишком много эмоций. Знала, что гномы не оценят.
— Но ведь вы были возлюбленной короля. Разве они могли осуждать его выбор? — вклинился вдруг Бильбо. Он был прав, но не Фанавэн было говорить об этом. Она слишком любила лесных эльфов, чтобы обвинять их в чём-то, поэтому она промолчала. Каждый имел право на свои собственные выводы.
— Прошло время, все привыкли к тому, что я была спутницей жизни Трандуила. А доказательством нашей любви стал её плод — наш сын, Леголас, — её лицо просветлело, когда она вспоминала один из самых тёплых моментов своей жизни. Когда на её душе было легко и отрадно, когда она была счастлива, когда её окружали родные и близкие. — Однако в мире поселилось зло и мы не могли оставаться к этому равнодушными. Мы дважды участвовали в сражениях с тёмным королевством Гундабад, так как в первый раз мы недооценили их силы, нас было слишком мало. Тогда я потеряла Анорсель, мою близкую подругу. Я так хотела отомстить за её смерть, что в этой жажде отмщения я не помнила ничего и никого. Забыла о себе, о муже, о сыне...
Она прервалась на то, чтобы промочить горло, которое, казалось, пересохло в миг воспоминаний о самых сложных моментах её жизни. Ей было сложно говорить об этом, но не из-за жалости к самой себе, нет. Из глубокого чувства вины, что съедало её в долгие годы пребывания в Ривенделле.
— Я была ранена и выжила лишь чудом. Гэндальф нашёл меня и доставил в Ривенделл, где сам король Элронд занялся моим лечением, — она встретилась взглядом с Балином и улыбнулась ему. — Долгие столетия я была погружена в целительный сон.
Она на секунду замялась. Пусть она и не знала, как долго спала, пока не пробудилась, но хорошо понимала, что жизнь возвращалась. Раненая и сломленная, но ещё живая, она видела лик любимого в каждом кусочке своих сновидений, поэтому она знала каждую черту так хорошо, что и с закрытыми глазами сумела бы нарисовать точный портрет.
— Я будто бы скакала на дикой лошади без возможности поймать поводья, пока в моей жизни снова не появился Гэндальф. И вот я с вами, — закончила она свой рассказ.
***
— Надо отдать должное, — сказал Бифур на ухо Фанавэн так громко, что чуть её не оглушил. Но она не подала виду, показывая свою стойкость сидевшим напротив неё Дори, Ори и Балину, которые грозились вот-вот расхохотаться, — ваша-то эльфийка от Кили совсем не отходит. Книжки какие-то ему читает...
— Подайте картошку! —крикнул Бомбур. Эллет, к которой тарелка стояла ближе всех, протянула ему её, даже не глядя.
—..., отвары целебные варит, даже утку за ним выносит!
— У нифо фыбола нфе буфит ф такой-то жаботой, — добавил Бомбур с набитым ртом. На его тарелке возвышалась целая гора картошки, которую он активно уплетал. Аж за ушами трещало. — Пфидётфя зениться, — хотелось бы рассмеяться, но следующие слова Балина немало огорчали.
— Не выйдет у них ничего, — он помрачнел. — Даин королём не останется, так что Кили придётся королём-под-горой становиться. Думаете, примет наш народ короля, у которого в жёнах эльфийка? — все зашептались, но не было в их разговорах ничего, что бы на несогласие с Балином намекало. Конечно, участники отряда поддержали бы выбор собрата, но они были, мягко говоря, в меньшинстве, так что это бы совсем ничего не изменило. — То-то и оно, — произнёс он, прямо в глаза Бильбо глядя, и отсалютовал своим бокалом.
Фанавэн откинулась на спинку стула, отчего тот опасно пошатнулся, но не упал. Задумалась, скрестив руки на груди, о несправедливости судьбы. Она имела отношение к истории этой трагичной любви, пусть и не прямо. Кили и Тауриэль любили друг друга беззаветно и искренне, но им не повезло родиться представителями не только разных слоёв и народов, но и разных рас, что делало их союз заведомо невозможным. Любовь сметала на своём пути всё: веру, богатство, происхождение, границы и возраст. И даже смерть. Однако в этом случае её главным противником был долг, который прочил влюблённой паре расставание против их воли. Кили был обречён на правление в Эреборе рука об руку с нелюбимой женщиной-гномкой, а у Тауриэль не было даже призрачной возможности выбора, ведь она была изгнана из родных земель волей короля. Конечно, Фанавэн могла бы отменить этот приказ или уговорить Трандуила сделать это, но хотела ли бы Тауриэль этого? Впрочем, это она могла бы узнать только поговорив с ней, что она и собиралась сделать после того, как навестит Кили.
Сложно было сказать, чья судьба была тяжелее: этих двоих, знавших любовь, на которую отвечали взаимностью, или Леголаса, единственная любовь которого была невзаимной. Фанавэн как мать не могла не встать на сторону сына, но прекрасно понимала и Кили, и Тауриэль. Ей казалось, что она разделяла с ними одну и ту же боль. Они были бессильными перед судьбой, что оказалось неожиданно злой и беспощадной.
— Мне так жаль, — вырвалось из Фанавэн. Будто бы из самого центра её сочувствующей души. Казалось, эти слова были адресованы не кому-то из там присутствующих, но лично Кили. Или Тауриэль. Или Леголасу.
— Переживут, — буркнул Бомбур. Конечно, в нём не было злости и он сказал это только потому, что ещё не знал любви и не понимал, как живительна она бывает. Любовь не терпит страдания и является той силой, что помогает преодолевать преграды и горы сворачивать.
— Хорошо, если так, — ответил ему Оин. — Иначе гореть им обоим всю жизнь.
***
Даин сам пришёл за Фанавэн, чтобы провести её к гробнице. Хотел лично убедиться, что Фанавэн не нарушит покой его предков, а также племянника и брата, что не осквернит она гробниц. Но эллет хорошо понимала, что не имела она права даже на неосторожную мысль, не говоря о слове или действии. Она всего лишь хотела достойно попрощаться с теми, чья смерть предрешила исход битвы. Битвы Пяти Воинств, в легендах о которой они справедливо будут описаны как герои.
Для Фили она приготовила меч, по-настоящему достойный потомка Дурина, ничем не уступающий оружию предков. Даин удивился этому, но ничего спрашивать не стал. Эллет знала его племянника многим лучше, поэтому хорошо помнила о желании Фили стать достойным его рода.
"Ты не померк в их величии, Фили. Ты стал одним из них." — подумала она, а после отправилась к близстоящей гробнице Торина, позволив прежде осторожно коснуться рукой ледяного камня. Знак прощания.
Сложно было решить, какой дар будет достоин Торина, погибшего как король-под-горой. Однако, поразмыслив, она заказала у лучших ювелиров венец. Символ власти и признания Торина народом, что было ощутимо в бою. Гномы воспряли духом, когда только увидели своего короля, сражавшегося с ними рука об руку. И они были готовы умирать за него.
"Прощай, Торин. Я была рада знать такого великого гномьего короля и буду помнить о тебе."
На сердце стало немного легче, когда она покинула гробницу рода Дурина и за ней закрылись её двери. Уходя, она будто бы слышала их голоса, но слов разобрать не сумела. Теперь бывшие соратники и друзья Фанавэн должны были, как она считала, найти приют на небе, став одной из тех звёзд, что бы в ночи освещали путникам дорогу и вели их в Эребор — одно из величайших королевств не только прошлого, но и настоящего. "Сияйте ярко, друзья!"
***
Найти покои Кили в одиночку, зная только примерный путь, было не очень легко. Впрочем, уже стоя у нужных дверей, Фанавэн подумала, что обязательно попросит одного из стражников, охранявших их, провести её до того зала, где её ждали десять гномов и полурослик. Она покинула их не более чем на полчаса, но поставила в известность, куда и зачем пойдёт, чтобы они не волновались.
— Ещё одна эльфийка, — сказал один стражник другому, поморщившись. Он явно не предполагал, что будет услышан. — Что-то они к нам зачастили.
Второй же промолчал и только открыл двери для Фанавэн и поклонился. Видимо, только он был осведомлён о её визите и знал о статусе. Отвесив ему короткий поклон, эллет вошла.
Спальня Кили мало походила на королевскую и была довольно простой, но, пожалуй, лучшего гномы пока не имели. Зато там был камин, поддерживающий тепло, и кровать была больше обычной. Мебели было немного, кроме вышеперечисленного ещё только письменный стол и несколько стульев, а на полу лежал расписной ковёр. Единственным, что напоминало о происхождении Кили, был гобелен с его родословной, берущей начало от самого Дурина.
Тауриэль вскочила, едва увидела Фанавэн в проходе, и выпустила руку возлюбленного, отчего тот проснулся. Но пока молча смотрел на двух гостей, не подавая виду.
—
Моя королева, рада видеть вас в добром здравии, — тихо молвила эллет не поднимая головы. Фанавэн подошла к ней поближе и мягко приобняла. Это было будто бы касание матери, такое нужное Тауриэль, потерявшей родителей очень рано, в миг печали. Она уже знала, что ей и Кили было не по пути, что было видно по её взгляду, осанке, по покрасневшим от слёз глазам и искусанным губам.
—
Я тоже, милая, — она погладила эльфийку по волосам. Хотелось поддержать её. —
Дай мне побыть немного с Кили, ладно? А потом мы с тобой поговорим обо всём, если ты не против.
—
Как прикажете, ваше...
—
Это была просьба.
Рыжеволосая эллет скоро скрылась за дверью и тогда Фанавэн присела у постели Кили. Улыбнулась ему. Заметила, что на щеках его появился румянец и ушла прошлая мертвенная бледность, что уже было хорошим признаком. Он шёл на поправку.
— Как ваше самочувствие, мой друг? — спросила она, осторожно коснувшись его руки, будто бы боясь навредить.
— Уже лучше, — ответил он хриплым голосом. Конечно, выздоровление требовало больше времени и он был довольно слаб. — Оин мне очень помогает.
— Это хорошие новости, — она достала из сумки мешочек. — Я решила одарить каждого на прощание, поэтому вот, — она протянула ему. Кили приподнялся на локтях, что далось ему с трудом, но всё же принял свой подарок из рук эльфийки. Он был немного тяжеловат, что ощущалось, когда его берёшь. Там был рог, сделанный по всем правилам гномов, тяжёлый и внушительный, рубашка с вышитыми по краям символами рода Дурина и перстень с камнем, похожий на тот, что служил для Кили напоминанием от матери.
— Спасибо, — сказал он и выдавил из себя улыбку. Глядя ему в глаза, Фанавэн заметила то, что в полумраке комнаты оставила незамеченным. Кили выглядел много взрослее, ведь для правления ему достались смутные времена. Смешинки, которые всегда сквозили во взгляде и в голосе, потухли навеки. — У вас всё? — она не стала злиться на него за грубоватую прямоту, наоборот, улыбнулась. Понимала, что сейчас гному предстояло пережить страдания, которых он не заслуживал и к которым не был готов, ведь титул короля прочили Торину или Фили, но не ему.
— Я знаю, что тебе сейчас нелегко физически и морально, но позволь мне поведать тебе одну маленькую тайну. Дать совет, если хочешь, — она подождала, пока Кили кивнёт, готовый слушать. — Это может прозвучать обидно или глупо даже, но ты должен отпустить её, — она мимолётно взглянула на дверь. — Предпочесть долг любви очень сложно, но ты являешься королём и без тебя твой народ падёт.
— Вы бы смогли отказаться от любви ради королевства?
— Отказ — слово слишком сильное. Никто не сможет помешать тебе хранить воспоминания, любить в душе, — произнесла она и утёрла слезу, что покатилась по щеке. — Моё сердце болит за вас. Мне жаль, что так произошло.
Кили и сам пришёл к мысли, что должен будет попрощаться с возлюбленной скоро, но всё не мог этого сделать. Однако мучить её, всё больше привязывать к себе, не отпускать, было бы самым настоящим преступлением против их любви. Он должен был дать ей понять, что любит и будет любить, пусть и тайно.
— Когда вы уезжаете? — поинтересовался он, оставив невесёлые мысли.
— На рассвете.
Это было символичным временем для возвращения домой. Когда солнце едва-едва покажется из-за линии горизонта, начиная новый день и давая новую надежду. Она была как никогда нужна Лихолесью, утопавшему во тьме, что исходила от Дол-Гулдура. Но теперь Трандуил был вместе со своей женой и был готов сражаться за то, чтобы там царил покой и умиротворение. Им предстояло изгнать тёмные силы из своих земель и восстановить порядок и они этого хотели.
***
— Эй, перестаньте кидаться едой! — крикнула Фанавэн, вернувшись к друзьям. В её отсутствие они не скрывали своего обычного поведения и забыли о вежливости.
Однако Ори случайно попал в неё кусочком хлеба. Удивительно, но после непродолжительной паузы эллет рассмеялась и бросилась в погоню за гномом, который такого явно не ожидал. В итоге они носились друг за другом в течение минут пяти. Всё это сопровождалось смехом друзей. Наконец, Ори выдохся и был пойман, наказан щекоткой. И это было так забавно и весело, что скоро все бегали по залу. Безобразие, бедлам и переполох, но уж очень нужный.
— Ты врезался в меня! — крикнул Ори Двалину, который уже был достаточно пьян.
— Нет, это ты врезался в меня! — заявил он и громко расхохотался. Похлопал друга по спине и пошёл за новым бокалом эля, который был бы уже лишним в любой другой день, но не в тот. Напиться и забыться — хорошая идея.
Позже они приступили к десерту и Фанавэн приготовила для всех вкуснейший травяной чай, для каждого подобрала подходящий рецепт с некоторыми особенными элементами, ведь вкусы у всех были различны. Но эллет неплохо знала, что и кому подойдёт, поэтому сумела всем угодить.
— Вот это чай, а не та дрянь, которую варит эта ваша старушка Накл! — радовался Балин, который нередко прежде просил Фанавэн приготовить чай. Он помогал расслабиться, не усыпляя, но успокаивая, и всегда был очень разным.
Отовсюду звучал смех и все двенадцать друзей разделяли одно и то же настроение. И тогда они были едины как уже никогда больше бы не были. Оставались считанные часы до того, как эльфы бы покинули Дейл, но в этот миг они потеряли счёт времени. Они, ВСЕ они вместе, создали собственную историю, вложили в путешествие много самих себя. Весь остаток вечера было время для объятий и рукопожатий, время прощаний.
Выйдя к воротам, гномы, эльфийка и хоббит, наперебой рассказывали друг другу истории, которые ещё не успели прозвучать в чертогах Эребора. У них оставалось немного времени чтобы подвести черту, поставить точку в большом путешествии к Одинокой горе.
На улице царил серый полумрак. Свежая предрассветная прохлада сочеталась с редкими порывами холодного зимнего ветра, отчего, казалось, кололо в носу. Был всё ещё заметен тонкий лунный свет, убегающий и почти призрачный. В этом моменте было столько красоты, которую могла разглядеть только светлая душа. И всё вокруг ещё находилось в сонном плену.
Иной раз возвращение тяжелее, иной — прощание. Теперь был второй случай. Всех охватила печаль, которую никто не захотел высказать, чтобы не испортить впечатление от встречи. Возможно, последней, но все надеялись, что нет. Но уныние — глупо, если кто-то прощается, чтобы однажды встретиться вновь. Пусть минет много времени, но они все всё равно останутся друзьями.
— Это путешествие было просто удивительно, вы были удивительными, — сказала Фанавэн, прощаясь с друзьями.
Пришло время для эллет, когда она должна была покинуть компанию друзей. На её душе, казалось, заскребли кошки, и ей прощание давалось особенно тяжело. Сдерживала слёзы, ведь считала этот миг важным, но не хотела портить его никому ненужной грустью. И несколько раз обнимала всех, шепча что-то доброе, напутственные слова.
— Вам ещё предстоит огромная работа, — сказала она гномам. — Помните, что часть восстановления — возвращение к старому, к прошлому. Но это лишь только часть сложного процесса. Но я верю, — она сделала особенное ударение на последнем слове, — что у вас всё получится.
— Разрушения не кажутся такими уж страшными, когда работаешь с друзьями, — произнёс Бофур и немного неловко шаркнул ногой, потупил взор, стесняясь.
Остальные гномы обступили его, тормоша, обнимая, по-дружески пиная его. Конечно, им были приятны его слова и они не могли не показать этого, пусть и в своей манере. Фанавэн, вновь наблюдая за всем этим со стороны и старалась запомнить эту картинку, навсегда запечатлеть её в памяти.
— Я люблю вас, — молвила Фанавэн, широко улыбаясь. Последний раз обняла каждого из них, задержавшись дольше, чем того позволяли нормы приличия. Заставила Бильбо, который пустил слезу, успокоиться, немного его встряхнув за плечи. — Мы всегда можем увидеть свет друг друга, когда закрываем глаза, — заговорщицки шепнула она ему на ухо.
Все гномы выстроились в стройный ряд, как делали и при приветствии, и поклонились ей. И она одарила их последним взглядом. Прежде чем она развернулась, чтобы уйти, из глубины горы послышался звук, насыщенный и таинственный. Рёв того самого рога, который Фанавэн преподнесла Кили. Он вышел к ней, поддерживаемый двумя гномами, чтобы помахать на прощание. Эллет кивнула, одарила всех тёплой улыбкой.
На пути от горы она не оборачивалась. Глаза застилали слёзы, которые полились уже тогда, когда никто из её друзей не мог этого увидеть. Но она была по-настоящему счастлива знать их.
— Надеюсь, мы ещё увидимся, — сказал Бильбо и Балин, расслышавший его слова, стукнул его кулаком в плечо. Не сильно, но отрезвляя.
— Не унывайте, мистер Бэггинс! — поспешил он подбодрить друга.
— Эй, о чём вы толкуете!? Пойдёмте обратно, а то холодает! — некоторые гномы последовали совету Двалина и сразу же ушли, а кто-то стоял до того момента, пока фигура эллет не перестала быть заметной.
Для отряда всё закончилось. Здесь он распался, выполнив свою миссию. Но они навсегда остались важными друг для друга существами. Не важно, где бы они встретились снова и встретились бы вообще, они бы приняли друг друга, опрокинули пинту-другую пива или бокал вина, эля или чего ещё угодно, и поговорили бы о связывающем их приключении.
***
Трандуил встречал жену у входа в Дейл. Сразу увидел по её выражению лица, на котором отразилась смесь печали и радости, каково было её настроение. Не стал задавать вопросов, которые были бы неуместными, лишними. Только подал ей руку, помогая усесться на лошадь.
—
Мне нужно время, чтобы избавиться от этого чувства, — сказала Фанавэн. Её душа была истерзана, но такими были испытания, уготованные для неё судьбой. И эллет не могла с ней спорить. Грустно взглянув в сторону Одинокой горы, она постаралась успокоить сердце, грозившееся вот-вот вырваться из груди, ведь его часть оставалась там. —
А пока...поехали домой? — она, преисполненная доверием, буквально повисла на его плече, давая себе немного слабости. Трандуил натянул поводья, отдал подданным приказ трогаться, поехал впереди своего поредевшего войска.
—
Устала?
—
Невероятно.
—
Тогда поспи хотя бы немного, а я посторожу твой сон, — предложил он, проведя тыльной стороной ладони по её волосам. Очень нежно и лично. И она послушно отдалась его рукам и уже совсем скоро впала в благоговейную дрёму.
В небольшом отдалении от них скакал и Леголас, что удивило бы многих, в компании Тауриэль. Эллет была разбита своим вынужденным расставанием с возлюбленным. Она слышала весь разговор Кили и Фанавэн и решила уйти тихо, оставив только письмо. Нашла Леголаса, который предлагал вернуться в Лихолесье вместе с ним, а после отправиться на Север, навстречу приключениям, теперь согласившись. Её больше ничего не держало и она могла последовать за ним куда душе угодно.
Тауриэль выглядела поникнувшей, но это было естественно в её трагичной ситуации. И она чувствовала себя ужасной, давая надежду безответно влюблённому Леголасу. Любовь эльфов, случающаяся лишь раз и навеки, стала настоящим бременем, ощущавшимся почти физически. Но их тропы были у них под ногами и они должны были увидеть их в подходящее время.
—
Однажды...всё будет хорошо, — шепнул ей Леголас, несильно сжав её руку, чтобы поддержать. Просто, зато честно, искренне. И она поверила, захотела поверить.
***
По возвращении в Лихолесье королю и королеве предстояло много работы. Не только по очищению своего королевства от зла, но и по улучшению своих отношений, что тоже было нелёгкой задачей. Однако они знали, что справятся, ведь теперь они снова были друг у друга. Небеса, наконец, ответили на зов и не были равнодушными к их счастью.
Эллет пришла одной ночью, что была незадолго до пира по случаю начала весны, в покои супруга. Они сидели рядом, разбираясь в свитках и письмах, что казались бесконечными, и так им было очень комфортно. В сердцах воцарился долгожданный покой, значивший очень многое.
—
Я тебя люблю, — сказал вдруг Трандуил, прервав долгое молчание. Фанавэн подняла на него полный непонимания взгляд, не расслышав сказанного. —
Я тебя люблю, — повторил он, выделяя теперь каждое слово.
Хватило одного короткого взгляда, чтобы трепетать. Всё читалось во взгляде пронзительных голубых глаз.
—
Я тоже люблю тебя, — ответила она с нежной улыбкой на губах и поднялась, чтобы обнять его. Но Трандуил захотел другого, поэтому, приподняв её подбородок, оставил на губах невесомый, лёгкий поцелуй.
Они растворились в друг друге той ночью. Любовь, возникшая многие столетие назад, вспыхнула с новой силой, невиданной им двоим ранее. Нет в мире ничего более хрупкого, чем открытая нараспашку душа, но они были осторожны, берегли друг друга.
Теперь Фанавэн, пройдя самые сложные из своих испытаний, не страшилась настоящего. У неё было то, ради кого и ради чего жить, было то, что она берегла в сердце: любовь и дружба. И это сделало её сильной и по-настоящему свободной. Её судьба была в её собственных руках, она могла выбирать, куда её направить.
