***
Следующее воспоминание. Я сидела на руках матери, вертя головой и рассматривая окружающих. Двое высоких, мощных мужчин склонились надо мной. Один был с щетиной, тёмными карими глазами и чёрным ёжиком. Опытным путём установила, что ёжик жёсткий и колючий. Это мне не понравилось, волосы теребить я любила. Зато глаза ласковые, добрые, со смешинками. И голос такой приятный, обволакивающий, сладкий, но не приторный, с улыбкой. А второй был гладко выбрит, глаза серые, какие-то безжизненные, многое повидавшие, а волосы седые, чуть отросшие, но жёсткие. А ведь молодой. Чуть старше того, задорного. И голос холодный, но что-то проскальзывало в нём такое… будто за толстым слоем льда выглядывает солнце. И получается такой приглушенный, холодный свет. — Серж, Тони, — позвал кто-то из отцов, и оба отошли. Это мои крестные? Серджио и Антонин Долоховы? Какие разные. Братья? Интересно. Что же случилось с одним из них? А сразу за ними появились Снейпы. То ли Эйлин сына привела, то ли Северус — мать. Непонятно. Очень приятная, но болезненная женщина. Заботливая и мягкая. А Северус стоял рядом и смотрел на меня. Молча. С мытой головой. Я не выдержала, повернулась к будущему Мастеру и поманила к себе. Тот удивился, но, бросив взгляд куда-то за меня, подошёл ближе. А я внимательно посмотрела на юного Снейпа и протянула к нему ручку. С пальчиков сорвались маленькие оранжевые искорки. Детская магия очень непредсказуемая, но её можно направить. И на очень сложную магию. Всё зависит от сознания. И поэтому в руки будущего декана Слизерина упал небольшой кулон-котелок. Чёрный с болотным зельем. И зелье бурлило. Результат стал неожиданностью даже для меня. А радости у всей округи было немерено. — Теперь только попробуй разочаровать или обидеть Кассиопею, — заметил отец, стоявший рядом с нами. — Ни в коем случае, Лорд Лестрейндж! — откликнулся Снейп, в восторге рассматривающий мой подарок. — Сильная и умная девочка, — улыбнулась Эйлин, тоже рассматривая моё творение. — И чертовски талантливая. — Взрывать котлы, — усмехнулась мама. Я недовольно мявкнула, но улыбнулась. Котлы я почти не взрывала, Мастер старался. Следующие к нам подошли Малфои. Нарциссу я уже видела. Красивая у меня тётя. Она и через десяток лет, и через два будет такой же красивой. Похожа на фарфоровую статуэтку. А вот Люциус. — Тю! — возмущенно-обвинительно воскликнула я, касаясь длинных платиновых волос. Дешёвая копия отца. Длина точно такая же, даже мягкие, но не такие! Мама тихо рассмеялась, отец хмыкнул. Я переводила обиженный взгляд с одного на другого и обратно. У меня и так два идентичных отца, а тут ещё и этот! — Ню! — И что это значит? — выгнул изящную бровь молодой Малфой. — Волосы твои ей не нравятся. Особенно после Рабастана с Рудольфусом, — ядовито заметила Белла. А затем пред моими очами предстал Регулус Блэк. От его синих волос я не могла оторваться. Нет, не иссиня-черные, а именно синие. — Мя? — красавец между собой прочим. — Привет, малышка, — усмехнулся мне Блэк. — Добрый вечер, Беллс, Рабас, Руди… ммм… а его…? — Ня! — я требовала внимание к себе. Во-первых, чтобы рассмотреть глаза, во-вторых, чтобы рассмотреть красивую нашивку на мантии. Наследник Блэк. И ещё волосы. Не такие длинные, как у отцов или дяди Люца, но и не короткий ёжик. Зато кудряшки. Пушистик. Мне понравилось. По очереди к нам подходили Нотты, не Малфои, но тоже аристократы; Эйвери, маленький он какой-то и худой, ну ладно, труднее попасть; Яксли, человек-среднячок настолько, насколько это возможно; Розье, миссис Розье — красавица, сошедшая с обложки глянцевого журнала, честное слово, они Инь и Янь; Мальсибер, страшный, но немного неуклюжий и забавный; Крэббы и Гойлы, если всё это совместить, то грузовик не увезет, понятно, почему Винсент и Грегори такие шарообразные; Джаксон, человек-щепка, с таким цепким неприятным взглядом; Крауч, паренёк-гений с соломенными даже на ощупь волосами и горящими жаждой знаний глазами; Руквуд, как и следует невыразимцу, ничем не приглядывался, кроме жутко умных глаз и красивого завораживающего голоса; Трэверс, неприятно пахнущий целебными зельями и кровью.***
— Уи-и! — я каталась на Цербере. Нет, не на Пушке и ему подобных. Так звали ньюфаундленда, или, по-простому, водолаза папы Басти. Чёрный, пушистый, добрый, ласковый, игривый. Он и Дарлан, пёс папы Руди, любили меня катать на спине. Вообще, это не совсем ньюфаундленды, а их магических подвид. И достают отцам до груди. Да, Иза больше, но моему фамильяру тысяча лет и это чисто магическая кошка. Но папы у меня под два метра. Поэтому навернуться с такой высоты страшно. Я ведь маленькая. Тут три-четыре моих роста. Поэтому за мной постоянно ходила мама и… Серджио в виде волка. Да, крестные у меня Истинные оборотни. Правда, обращается только Сергей. Но по рассказам остальных я знала, что Антонин — медведь. Дальше садов меня не выпускали, а сады были территорией мамы. Она там разные растения выращивала. — Осторожнее. Стой, — рыкнул волк Церберу. Тот послушно остановился. — Ню! — возмутилась я, но Долохов уже обращался. — Белла, это милорд, — тихо сказал он. Я умолкла. Это уже не шутки. Сумасшедший Реддл проклинал за лишний звук, а я не хочу навлечь беды ни на себя, ни на маму с крестным. — Цербер, Дарлан, в детскую, — быстро отреагировала мама, но стоило псам развернуться в сторону двери, как в ней появился Он. Высокий, бледный, худой, в чёрной мантии, глаза почти полностью красные, длинные тонкие пальцы небрежно, но крепко сжимали палочку. Не змееподобная нежить, но видно, что душа многократно разделена. Умеет он нагонять страх. Я вцепилась в шерсть Цербера, испуганно взирая на гостя. Что он тут делает? Что?! Почему он пришёл?! — Милорд, — в унисон поприветствовали взрослые и это испугало ещё больше. Они поклонились. Мама, ядовитая мама, дерзившая всем и всюду, постоянно хватающаяся за палочку, так легко общающаяся с Истинной Тьмой. И Сергей, холодный, неприступный, непоколебимый, несгибаемый. Поклонились, позволив Ему командовать собой. И я даже не хочу знать, как это получилось. — Я хочу видеть тебя сегодня на собрании, Беллатриса, — когда-то красивый, завораживающий голос сейчас резал слух, пугал до дрожи. Нет, Тёмный Лорд на затылке Квиррелла это совсем не то, что сейчас стояло передо мной и приказывало моей матери. Матери, у которой маленький ребёнок, между прочим! — Да, Милорд, — послушно откликнулась Белла, вновь поклонившись. — Где Рудольфус? — В ритуальном зале. Он вышел, а я посмотрела на женщину. — Тише, тише, малышка, не надо, не плачь, — она подхватила меня на руки и прижала к груди, гладя по голове и целуя. — Всё хорошо, всё будет хорошо, Солнышко. Я и не заметила, как слёзки прокатились по щекам. Не хочу, не отдам! — Не! — я обхватила маму за шею. Не ходи, не подчинись! Почему Он есть?! Почему командует мамой?! Почему?! Так страшно. Он страшен. И это ещё был слегка недоволен. Не хочу оказаться объектом его злости. Как Драко мог желать присоединиться к Нему?! К этому чудовищу. Успокаивалась я долго. Это был первый раз, когда я заплакала. Первый раз, когда кто-то оказался сильнее родителей, кто смел приказывать им. Я беззвучно плакала, смотря на маму, на пап, на крестных, на друзей родителей, и осознание того, к чему приведёт их Лорд, не помогало успокоиться. А потом мама ушла, со мной остались Нарцисса и Эйлин. Примерно через минут десять в детскую вползла Нагайна. Длиннющая кобра-людоед, пугающая всех Пожирателей без исключения. Напугала она и тётю, и крестную, но не меня. Я и так была выжата, как лимон, чтобы пугаться ещё и Его фамильяра. — Почему ты плачешь? — спросила змея, поднимаясь на хвосте. Обе дамы палочки достали, но не использовали. Нападение на своего фамильяра Тёмный Лорд не оценит. — Мне страшно, — я бы удивилась, но не было сил. Говорю, точнее шиплю, разборчиво и ладно. — Кто тебе напугал? — искренне спросила Нагайна. — Твой хозяин,— я потерла глаза, стирая слезы. — Почему?— удивилась моя необычная собеседница. — Он… — я всхлипнула. — Он убьёт маму, папу и папу. — Нет, — мягко возразила Нагайна. — Он просто поговорит. — Сейчас, да, но потом, потом я останусь без родителей, — змея коснулась раздвоенным языком щёк, успокаивала. — Из-за него они попадут в тюрьму. Навсегда. Змея позволила себе погладить, а я смогла наконец успокоиться. — Том защищает своих друзей. Он поможет и тебе, — Меня начало клонить в сон. — Спите, Миледи, у вас ещё всё впереди, спите. Уснула я в обнимку с Нагайной. Не Иза конечно, но спокойствие всё же пришло. Тем более, что Дарлан позволил уснуть на нём.***
Следующим моим воспоминанием стало очередное недособрание-недопосиделки Пожирателей Смерти у нас дома. И угадайте, кто владел всеобщим вниманием? Правильно, я любимая. Меня развлекали, явно наслаждаясь детским смехом и восторгом, что-то пили, весело переговаривались и просто отдыхали. — Солнышко, — позвал меня Руквуд, когда очередь придумать мне игру перешла к нему. — Хочешь лисенка? Я захлопала в ладоши, всем своим видом выражая согласие. Как у невыразимца получилось сотворить плюшевого фенька в столь расслабленном состоянии и с алкоголем внутри, я не понимаю, но животное получилось как настоящее. А когда я дотронулись до него, то и вовсе ожил. Ладно, ожил он из-за меня, но всё же. В восторге была не только я, но и остальные. — Ладно, это переплюнуть будет трудно, — заметил дядя Люц, доставая палочку. И в следующее мгновение возник белый павлин с раскрытым хвостом. Я засмеялась, повалившись на ковёр. Несложная анимированная иллюзия, но помешанность Люца на павлинах просто юморила. Следующей стала Белла, и в гостиной расцвели огромные цветы такой красоты, что у многих отвисла челюсть. Я забралась на один фиолетовый цветок, и он стал катать меня, повинуясь палочке мамы. — Солнышко, — папа Басти окликнул меня. — Держи. Он протянул мне странный шарик размером с маленькую дыньку, состоящий из множества каких-то золотистых деталек разной формы: кружки, квадраты, треугольники, шестерёнки, сердечки, палочки, крестики, шарики, кубики, пирамидки, снежинки и прочее. Над этой непонятной штуковиной папа и возился весь вечер. Я стала задумчиво вертеть в руках новую игрушку, стараясь найти ей применение. Под моими пальчиками части шарика начинали перемещаться, меняя форму с идеального шара на не, но непонятное. Я упрямо продолжала теребить непонятку, пока у неё не появился хвост. Вскоре один большой шарик превратился в маленький шарик с дли-инным хвостом. — С-с-с! — прошипела я, показывая своё творение окружающим. Оно было совсем не тяжёлым, почти невесомым, и легко могло двигаться. Поэтому змейка у меня полезла и поднимала голову. — Какая умница! — я грелась в лучах заслуженной славы. Фигура была до жути проста, но мне всего лишь чуть больше года! Омрачила этот праздник жизни настоящая змея. Нагайна прибыла. А затем и сам Лорд. Только он теперь не вызывал тот страх, как в первый раз. Он был спокоен. Небрежно отмахнулся от начавших вставать и быстро трезветь соратников, мол, сидите, и зашипел. — Кассиопея? Ты меня понимаешь? — Да-а… — неуверенно ответила я, оглядываясь на родителей. Что-то тут не так. Лорд на секунду позволил себе удивиться. — Шипишь ты лучше, чем говоришь,— заметил он. — Спасибо, — я улыбнулась. — Я пугаю тебя?— а вот тут моя улыбка увяла. Нагайна рассказала. Больше некому. — Твоя магия и будущее, которое ты несёшь,— совершенно серьёзно и не менее честно ответила я. — Будущее? Какое будущее? — Без родителей. — Глупости, Лестрейнджи никогда тебя не бросят,— возразил Лорд и… черты его лица стали разглаживаться. — Я знаю, они любят меня, так же как тебя,— Он рассмеялся. Но не тем ужасающим смехом Волан-де-Морта, а красивым и чарующим смехом Тома Реддла. — Они не любят меня. — Но они делают то, что хочешь ты,— заметила я, чисто детская логика. — Они делают то, что хочу я. Я думала, он засмеется или разозлится, но никак не задумается. — У вас прекрасная дочь, — заметил он уже обычным своим человеческим тоном, резко контрастирующим с довольным шипением. И ушёл. А Нагайна осталась. — Поиграем?— спросила я змею, и та согласилась.***
— Ма! Па! Па! — я хочу на ручки, я хочу внимания, а они разговаривают о Тёмном Лорде! — Несправедливо! Нагайна тихо засмеялась, ласково лизнув щеку. — Подожди немного. Тут от общей группки отделилась мама. Какая она бледная. Что случилось? — Тише, Солнышко, пойдём, — мать подхватила меня на руки и прижала к груди. Сердце билось сильнее обычного и пахло страхом. Да что же произошло?! Я завозилась, пытаясь оглядеться, понять, что происходит. — Том! — вдруг в ужасе воскликнула Наги, вставая на хвосте. — Что случилось? — Я его почти не чувствую! — сегодня? Неужели? Но значит ли это… — Наги, но ведь связь не до конца исчезла. Значит, ещё живой, — змея несколько секунд смотрела на меня, а затем заскользила к выходу. Я прижалась к маме. Мы ушли в детскую, играли, но обе были далеко не спокойны. И, как в подтверждение наших опасений, особняк тряхнуло. — Что…? — но договорить маме не дал Цербер. Он просто выбежал в комнату и бросил перед мамой какую-то штуку. — Это Жнецы. Им нужна Касси. Белла, прошу, — и запись оборвалась. — Цисси! — перед нами появился небольшой чёрный смерч. — На нас напали. Позаботься о Кассиопее, умоляю! — повинуясь рваному взмаху палочки, смерч вытянулся в струнку и исчез. — Трикси! — домовушка появилась тут же. — Отнесешь Кассиопею в Малфой-мэнор. Отдать только Нарциссе. Прости, малышка. Надеюсь, ещё встретимся! Последнее, что я видела, — это боль в глазах мамы и её резкий разворот. Это тот самый день. Это он. Но в Малфой-мэнор я так и не попала. Зелёный луч ударил в домовушку, а меня отбросило назад. Дальше всё было как в тумане. Помню только немолодую девушку, держащую меня на руках и неприятно ухмыляющуюся, и лицо… Грин-де-вальда, кажется. Но… он же в Нурменгарде! — Допрыгались Лестрейнджи, — я не смогла стереть эту нахальную улыбку и превосходство в голосе. — Я отомщу, — тихо поклялась себе, когда меня оставили на пороге дома Грейнджер. А где-то далеко отсюда так же лежал ещё один сирота, оставшийся без родителей по воле Тёмного Лорда.***
Надо ли говорить, что проснулась я в полном раздрае? Эти пять воспоминаний принесли с собой осознание того, что у меня есть родители, которые меня любили. Я встала, прошлась босиком по теплому ковру, раздвинула шторы. Рассвет только занимался. — Всё хорошо? — Нет, — мне было очень, очень плохо. Хотелось выть. Не иметь и не помнить родителей это легко, а помнить, осознавать любовь, любить и знать, что они угасают среди дементоров — это совсем другое. Я распахнула окно и оперлась на подоконник. Ноги не держали, задыхалась. Свежий морозный воздух хоть как-то помогал. — Что случилось? — кошка вспрыгнула на подоконник и прижалась к руке. — Родители. Я их вспомнила. — Тише, тише, не надо, не плачь. Всё хорошо, всё будет хорошо, — я упала на подоконник, давясь слезами. Эти слова. Так успокаивала меня мама. Красивая, дорогая, добрая, любимая, самая лучшая мама. Я заскулила, сползая на пол, свернулась клубочком и выпустила когти. Больно. Как же больно. Будто меня вспороли и теперь сжимают и разжимают сердце. — Ты ещё увидишь их, — мелодичный знакомый голос вселял надежду. Я открыла глаза. Всё расплывалось от слез, но очертания огненной птицы я уловила. Что-то тёплое и пушистое прижималось к спине. Я всхлипнула, а феникс сел рядом. — Позволь тебя помочь, Гермиона, — я вновь всхлипнула и отвела руки от груди. Фоукс коснулся там, где находится сердце, а затем запел. Мой дух! доверенность к творцу! Мужайся; будь в терпеньи камень. Не он ли к лучшему концу Меня провел сквозь бранный пламень? На поле смерти чья рука Меня таинственно спасала И жадный крови меч врага, И град свинцовый отражала? Кто, кто мне силу дал сносить Труды, и глад, и непогоду, — И силу — в бедстве сохранить Души возвышенной свободу? Кто вел меня от юных дней К добру стезею потаенной И в буре пламенных страстей Мой был вожатый неизменной? Он! Он! Его все дар благой! Он есть источник чувств высоких, Любви к изящному прямой И мыслей чистых и глубоких! Все дар его, и краше всех Даров — надежда лучшей жизни! Когда ж узрю спокойный брег, Страну желанную отчизны? Когда струей небесных благ Я утолю любви желанье, Земную ризу брошу в прах И обновлю существованье? * Слёзы высохли. — Спасибо, — я коснулась перышков феникса губами. — Спасибо. Смотря на огненный след, я думала, что феникс пусть и успокоил, но сил не вернул. — У тебя истощение. Несильное, но ощутимо. То, что ты называешь усталостью и апатией. — Прости, — я слабо улыбнулась фамильяру и прижала к себе. — Что бы я без тебя делала? — Угробила бы себя. Ну, раз я у тебя есть, то о таком исходе можешь не беспокоиться. О чём тебе стоит беспокоиться, так это о том, как ты объяснишь явление Феникса на территорию поместья Малфоям. Я тихо засмеялась, встала и пошла приводить себя в порядок. Да, глаза заплаканные, но и всё. Ну и внешность опять Лестрейндж. Ладно, на это придётся забить. С магическим истощением колдовать не рекомендуется. — Особенно тебе. Спустилась я к завтраку самая последняя. И тут же подумала, что следовало всё же стать Грейнджер. Мастер явно был к такому не готов. — Люциус… — прохрипел Снейп, не отрывая от меня взгляд. Мальчики уткнулись в свои тарелки, переглядываясь. — Здравствуйте, Мастер, Лорд Малфой, тётя Цисси, Драко, Гарри, — я чуть замялась на Малфое-старшем. Хотела его дядей Люци назвать, но такого разрешения я ещё не получала. Да… воспоминания и их влияние. — Здравствуй, Гермиона, — улыбнулась тётя. — Садись. — Гермиона? — переспросил Снейп, пока я устраивалась возле Драко. — Да. Позвольте представиться. Наследница Гермиона Кассиопея Пандора Лестрейндж, к вашим услугам, — я склонила голову в поклоне, отмечая запах фруктов. О, а вот это интересно! Да, действительно, на столе стояла вазочка с фруктами. И овсянка была тоже с фруктами. Пока мой Наставник приходил в себя, я отдавала должное кулинарным способностям Малфоевых домовиков. Вкусно. Интересно. В Хогвартсе, у Уизли и тут, — везде вкусно, но по-разному. — Гермиона, мы можем поговорить? — Конечно, Мастер, — интересно, зачем. Он вывел меня из столовой, провел по коридорам и завёл в непривычно тёмную комнату. Даже кабинет. — Давно ты стала Лестрейндж? — спросил Снейп, заперев дверь. — Нет. Суток, наверное, ещё не прошло, как я узнала, — немного повертела головой и нашла себе место. Небольшой чёрный кожаный диванчик. — Это ваш кабинет? — Люциус всё же сводил вас к гоблинам. Как много вы знаете? Да, я тут частый гость. — Я… ну, у родителей триада, я Наследница Лестрейндж и Блэк. У меня двое крестных, братья Долоховы, один в Азкабане, другой неизвестно где. Крестная, ваша мать, мертва. Простите. Один дядя в Азкабане, другой мертв. Тётя Андромеда вряд ли будет мне рада. Остаётся только тётя Цисси. О родственниках со стороны отцов, если они есть, я ничего не знаю. Лестрейндж-мэнор разрушен, пусть и не полностью, но соваться туда я опасаюсь. Он десять лет стоял в запустении, черт знает, что там за это время завелось. В плане денег я обеспечена. И 40% от числа всей суммы вам капнуло. Только ли гость? — Значит, в этом плане вы почти полностью осведомлены. Родни со стороны Лестрейнджей у вас нет. Хорошо. Я ещё крестный Наследника. И не надо намекать на то, на что вы намекаете. — Что случилось с крестной и крестными? — Мать всегда была болезненной. После вашей пропажи заболела окончательно. Новости, что приносил Серджио, не помогали. Ритуал Руквуда не показал, жива ты или нет. А потом, во время очередной вылазки, поймали Антонина. Серджио тогда оставил нам некоторые накопленные средства и сказал, что уезжает. Что Англия как принесла самых дорогих ему людей, так и отобрала. Не знаю, куда он переехал, но больше о нём не было слышно. Вскоре после этого мать и умерла. Сердце не выдержало. Я опустила голову. Нет, не сейчас. Только не сейчас. — Я была у Грейнджеров, — тихо сказала я. — На нас напали Жнецы. Это было сразу после исчезновения Волан-де-Морта. Может, это они и подставили родителей. Я не знаю всего хода битвы, мама сразу отправила меня к тёте Цисси с домовушкой. Но не вышло. Меня выдернули в последний момент. Потом, кажется, заколдовали. Помню только лицо… Грин-де-вальд. Это точно был он. — Ты уверена? — Да! — я вскинула голову, не замечая опять выступивших слёз. — Это был он и его Жнецы! Я помню этот день, как будто это было только что! Он! Не важно, что он должен сидеть в Нурменгарде! Он должен быть мёртв! — Тише, Гермиона, тише, — Мастер сел рядом со мной, приподнял за плечи и прижал к себе. — Я понимаю, что ты чувствуешь, но сейчас… — Сейчас. О, нет, сейчас я слишком слаба для того, чтобы тягаться с ним. Но я не подпущу никого к нему. Но он ответит за всё. Он мой. — Как ты можешь помнить? — Перед тем, как Гектор вернул меня к жизни, я попросила показать мне моих настоящих родителей. Он согласился, но сделал это позже. Сегодня. Во сне он отправил меня вновь переживать те два года. Я помню и улыбку мамы, и мягкость волос пап, и встречу с крестными, и тебя, и мой подарок тебе, и родственников, и синие волосы дяди Рега, и других Пожирателей, и то, как они играли со мной, и первую встречу с Тёмным Лордом, и как шипела с его фамильяром, и как шипела с Лордом, и как он умеет улыбаться и смеяться, — всё. Снейп сидел, не шевелясь, почти не дыша, и слушал меня. — Помнишь? — Не просто помню. Чувствую. — Ты могла вырасти моей сестрой… — я в недоумении подняла голову на Мастера. — Мы почти не встречались, но я относился к тебе, как к младшей сестре или кузине. Может, потому что мама относилась к тебе как к дочери. Он извлёк откуда маленький котелок с бурлящим синим зельем. — Всегда его с собой ношу. Как напоминание, что был когда-то счастлив. Он меняет цвет, в зависимости от моих эмоций. Красный — злость, розовый — нежность, бурый — ярость, зелёный — ожидание, светло-зеленый — отчаяние, болотный — гордость, жёлто-зелёный — ревность, голубой — горе, синий — смятение, жёлтый — радость, золотой — счастье, оранжевый — благодарность, бежевый — страх, пурпурный — стыд, фиолетовый — разочарование. — Ты тогда гордился мной? — Даже не представляешь как! — Спасибо, — я уткнулась ему в плечо. — Я клятвенно обещал не разочаровывать и не обижать тебя. — Я это запомню. Но ты всё равно мой Мастер. Оставайся таким, какой ты есть. Так ты мне больше нравишься. — Хорошо… Солнышко, — я рассмеялась. Расти кузиной Северуса Снейпа? Для многих это, наверное, было бы худшее наказание. С тем Снейпом, который у нас уроки ведёт, да. Но это ведь всего лишь оболочка! Вон он какой, мягкий и ранимый. — Может вернёмся, а то боюсь, они решат, что ты меня прибил тут по-тихому. Или… — Вам лучше не заканчивать, мисс Грейнджер… — Я Лестрейндж, Мастер! Но да, на людях лучше остаться Грейнджер. М-да. Вы правы.***
— Тётя Цисси, может, навестим дом на Гриммо, 12? — Что? Ты действительно этого хочешь? — Я ещё и Наследница Блэк. Почему-то. — Ладно, — вздохнула Леди Малфой. Я кивнула и побежала предупреждать мальчиков о своём отсутствии. Нарцисса должна была предупредить… больших мальчиков.***
— Как тут… тяжело, — выдохнула я, оглядываясь. — Ох, — бедная Нарцисса. Она ведь видела этот дом в дни рассвета рода. Какого ей сейчас? — Цисси, — дальше в холле висел портрет женщины. Истинная Леди. Леди Блэк. — Давно тебя не было. А кто это? Дальше я не слушала. Думаю, меня можно понять. Дикий грохот в заброшенном доме напряжет любого. Я выхватила палочку, обратилась в слух и нюх и убедилась, что фамильяр рядом. — Явно боец. Не беспокойся, это… — это вышло, и я чуть не задохнулась. — Рег?! — Цисси… э… привет… Я решила, что палочку достала палочку не зря, а дать удрать Блэку значит… — Петрификус Тоталус, — не сильный, но достаточный, чтобы тот замер, не упав, ну и говорить мог. А теперь месть. — Пушистик! Я преодолела расстояние между нами и убедилась, что волосы… — Ню! — Ч-что? — уловив мой обиженный взгляд, спросил Блэк. — Волосы. Они не такие пушистые, как раньше. — Мы раньше не встречались… — Гермиона, покажи — отсмеявшись, попросила тётя. Я пожала плечами, закрыла глаза и переменила внешность. Уже быстрее, но всё с тем же звоном. Привыкаю, наверное. — Солнышко! — я резко распахнула глаза и с улыбкой посмотрела на ожившего дядю. — Жива. — Фините Инкантатум. Как и ты. И, как я вижу, неплохо жив. И какого черта я Наследница Блэк? — Да? Хм, Рег, надо навестить гоблинов. То, что у Рода есть Наследница — прекрасно, но… — Я ещё и Наследница Лестрейндж, — Леди Блэк кивнула. — Ну, так и будешь держать нас в пыльном коридоре, Рег? — напомнила о себе Леди Нарцисса. Мы быстро переместились в гостиную. Чистую гостиную. Удивительно. Кикимер, тут фильм ошибся только в его адекватности. Нам подали чай и печеньки. Но один взгляд на тётю Цисси и у меня зародилась идея. Всё же я Наследница, значит могу немного покомандовать. — Кикимер, — позвала я. — Чем Кикимер может помочь Миледи? — И ты туда же! — недовольно пробормотала я, а затем добавила. — Кикимер может принести горячий шоколад и конфет. — Теперь у меня нет сомнений, что ты дочь Беллатрисы, — заметила Вальбурга. — А раньше были? — я подтянула к себе вазочку с конфетами под недовольным взглядом дяди и тёти. — Вы взрослые. — Что?! — чуть не задохнулась от возмущения Леди Малфой. — Да будет тебе известно, что все Блэки сладкоежки. Независимо от пола и возраста, — не менее возмущён был и Блэк. — А я маленькая Блэк! На одну треть. — Вот именно. — У меня всё детство не было доступа к сладостям! Я жила в семье людей, которые запрещали мне есть любые вкусности! — продолжала шуточную перепалку я, даже не пытаясь скрыть улыбку. — У какие таких людей? Я коротко пересказала своё детство, начиная с похищения и заканчивая откровениями Грейнджеров. Во-первых, всё равно придётся рассказать им всё, во-вторых, хотелось кому-то рассказать. Родным. «Как быстро стал для тебя родным человек, которого ты знаешь минут десять». «А наше знакомство началось с проклятья», — я улыбнулась и погладила Изу. — «Наверное, я странная.» «Ты просто особенная». — Грин-де-вальд? — хмуро спросил Регулус. — Грин-де-вальд. Седой, один глаз покрыт бельмом, другой голубой, шрам рассекает бровь, бледный, как смерть. Хотя нет, Смерть не настолько бледный, — между прочим, имею все основания так говорить. — А ещё он мой. — Твой? — Убью его я. Это не обсуждается. — Гермиона, не ты одна пострадала из-за него. Не одной тебе он испоганил жизнь. Не у одной тебя он убил родственников. — Во-первых, родители не мертвы. Им сейчас хуже. Во-вторых, это не моя блажь, это моя обязанность. — Не одна ты хочешь… — Я не хочу. Я клялась, что отомщу и была бы рада отдать его на растерзание жаждущей крови толпе. Но он Предатель, а значит моя жертва. — А ты тут причём? — А я уже умирала. — Это невозможно! — Возможно, — осудила пыл сына Вальбурга. — Кикимер не просто так называет её Миледи. Ей дан доступ за Грань, а Смерть благословил на… — Я карающая рука Гектора, — кивнула я. Не так просты портреты. Надо будет расспросить, что они из себя представляют. — Должна убивать Предателей. Такова цена за то, чтобы не позволить Гарри и Драко хоронить ядро в одиннадцать лет. — Они всё же твои якоря, — вздохнула тётя. — Не хотелось мне в это верить. — Почему? — удивилась я. — Якорь и ядро связаны магией ядра. Первое время они очень трудно обходятся без друг друга. А смерть одного из них приводит к очень печальным последствиям. Если умрёт якорь, то к ядру вернётся вся та магия, что переходила к якорю. А это может столкнуть в бездну. Если же умирает ядро, то якорь может быть утянут вслед за ним, а может оборвать связь и сильно потерять в магии, что чаще всего приводит к сильнейшем истощениям. Это помимо сильной эмоциональной связи. Я кивнула. За Гарри охотится Волан-де-Морт, за мной, судя по всему — Грин-де-вальд. Опасения Леди Малфой вполне обоснованы. Мы не только подвергаем его опасности самим фактом нахождения рядом, но и своей связью. — Прорвёмся, — успокаивающе сказала я, улыбнувшись. — Какие знакомые нотки, — неопределённо сказал портрет, смотря на меня. — Где-то я их уже слышала. — В суде, — подсказал ей сын, а затем повернулся ко мне. — Знаешь, кто лучший Адвокат Дьявола? — Сам Дьявол? — Вот таким и был твоим отец. Рудольфус умел убеждать. Все слышали эти нотки, все понимали их значение, но верили. Холодные улыбки могли вызвать животный ужас у его жертв, блеск в глазах — заинтересованность и внимание, — я слушала, затаив дыхание. — Он вертел эмоциональным фоном человека как хотел. Ставил на колени, заставлял ломать себя. Лестрейнджи умели и любили пытать, возводя это в ранг искусства. С таким смаком и так завораживающе. Блэки говорили о пороках родителей, но я чувствовала, как поднималась горячая волна с каждым их словом. Я хочу это видеть. По телу пробегали табуны мурашек, когда я представляла сиё действо. — Как? — во рту пересохло. — Расскажите. — Просто, — Регулус побледнел, но улыбался. Явно не здесь и не сейчас. — Мне предоставилась возможность видеть один раз, когда все трое были в пыточной. Их методы несравнимы, но эффект один. Жертва жалела о невозможности смерти. Белла… о, я никогда не видел её такой прекрасной, как тогда. Точные изящные движения палочкой, полусумасшедшая улыбка, кинжал, вычерчивающий очередной жуткий узор. Она танцевала между мужьями, что-то шептала им. А Рабастан. Это тот редкий случай, когда реально различить с братом. Руки по локоть в крови, а на лице кровожадная улыбка. Одно движение хоть рукой, хоть палочкой, и жертва взвывала. Он питался этими звуками. Рудольфус же занимался прелюдией. О, он мог словесно высечь, вселив всем уверенность, что прав. Уничтожить, втоптать в грязь — и всё изящно, всё легко и с долей презрения. Редко он опускался до оскорблений или ругательств. Но я не видела сумасшествия в воспоминаниях. Нет, всё цивильно. Неужели эти садисты раскрывались только в пыточной и перед жертвой? А в остальном… да, они были нормальными людьми, любящими родителями, преданными последователями и гениальными специалистами. Я улыбнулась. — Они это любили, да? — я смотрела в свою чашку и улыбалась. — Не то слово. — Кого они пытали? — Не знаю, по какому принципу они отбирали себе жертв, но не всех. — Гектор говорил, что мои родители были карающей рукой Магии, — я вновь улыбнулась. «Мне бы следовало испугаться твоему восторгу и этой улыбке, но почему я согласна на такое допущение?» «Неповинных не трону». «Очевидно, поэтому». — Пушистик, — я перевела взгляд на дядю. — Они были… примером подражания? — Лорд часто советовал новичкам учиться у них «искать наслаждение в своём деле». И я даже не уверен, какой он смысл вкладывал. — Лорд… кстати, давно собиралась спросить, как ты узнал? — О Лорде? — Нет. О секрете его бессмертия, — Рег явно напрягся. — Откуда ты знаешь? — Я много чего знаю. Но вот чего я точно не знаю, на что ты рассчитывал. — Уничтожить… этот предмет. — А где ты найдёшь яд василиска? Или тебе поддаётся Адское пламя? — Не-ет… — Тогда на что ты рассчитывал? — Яд можно купить. — Получилось? — тяжёлый вздох был лучшим ответом. — Нужен свежий. — А с чего ты взял, что он был один. — А что, нет? — в ужасе уставился дядя на меня. — Ещё один — у дяди Люца, другой — у нас в сейфе, третий — в школе, четвёртый — в какой-то лачуге, а пятый — передвигается на своих двоих и мыслит. Всего 6, седьмой шляется в лесах Албании, а ещё назревает восьмой. — Он с ума сошёл! — Да ладно! Ты только сейчас понял? — Но… но… — Смерть такого не простит. И зацепит всех, ты же понимаешь. — Что ты хочешь? Уничтожить? — Нет, объединить. — Думаешь, возможно вернуть ему рассудок? — Даже если не удастся, будет намного легче его отправить к Гектору. Ему явно будет получить всё целиком. — Как ты это представляешь? — Просто. Говорят, отец был самым молодым Мастером Ритуалистики? — И гениальным. Да, ты права. Но он в Азкабане. Пожизненное. — Почему он молчал на суде? — На него и брата наложили Силенцио. На всякий случай. — Хорошо. Значит, надо их возвращать в родные пенаты. Побег или добиться пересмотра дела. — Как добиться? — оживилась Нарцисса. — Их подставили, значит они не пытали Долгопупсов. — Естественно не пытали! Круциатус! Слишком скучно. — Так вот. Можно попробовать вернуть память Фрэнку и Алисе, и хороший адвокат. Надеюсь, Лорд Малфой не пожалеет своих связей, а деньги у нас есть. — Не беспокойся, не пожалеет, — в тёте явно проснулась Блэковская кровь. — Эта самая лёгкая часть твоего плана. Как ты собираешься вернуть память Долгопупсам? — Сначала на них надо посмотреть и поэкспериментировать. Хуже не будет, а если станет лучше, то мы одним выстрелом убьем несколько зайцев: добьёмся пересмотра дела родителей и Крауча-младшего, Долгопупс будут у нас в кармане, Мунго, а точнее родственники других больных с такими же проблемами отдадут любые деньги за подобное лечение, ну и плюсик к репутации. — Неплохо. Истинная Лестрейндж, — кивнула Вальбурга. — Вы ничем не рискуете, но хотя бы с мёртвой точки сдвинетесь. — Отрицательный результат тоже результат, — я с каким-то мрачным удовлетворением допила свой шоколад. — И вообще, что-то волшебный мир забыл о Лестрейнджах и Блэках. Непорядок. — Действительно. Рода, приближенные к королевской семье, одни из самых влиятельных на протяжение всей своей истории, а сейчас… — вздохнула Леди Блэк. — Да и Люциусу скучно одному. В гостиной возник полумрак, но глаза Нарциссы и Регулуса сияли в нем. Я усмехнулась. Блэки. За таких союзников можно и побороться. А они мне ещё и кровные родственники. «Умеешь ты… впечатлять. Даже Блэков проняло, что Тьма уже в полной боевой готовности», — ворчала мысленно Иза, прижимаясь ко мне.