О проблемах высокого интеллекта.

Мисс Вирджиния Роу, к несчастью, была женщиной, глубоко обремененной интеллектом. Нет-нет, никакой ошибки, что вы. Интеллект пер из нее так, как вылезает мякоть из раздавленного помидора: щедро и во все стороны. Мисс Роу безошибочно угадывала слова в воскресных ток-шоу (одно с крутящимся барабаном, второе – с троицей в мусорных мешках, иногда позолоченных), была неоспоримым чемпионом в решении испанских, японских и эстонских кроссвордов (за что смело окрестила себя полиглотом), и, конечно же, с одного взгляда определяла, кто с кем спит – без данного навыка в современном мире было не выжить. Возможно, именно эта суперспособность подтолкнула ее на роковое решение: открыть собственный магазинчик. Да не где-нибудь, а в Сохо. Да не просто магазинчик, а под завязку набитый розами, ромашками, плюшевыми игрушками и цветами, чье название было больше похоже на отрыжку, неумело замаскированную под интеллигентный светский смешок. Да и сесть в этом магазине, нахлобучив на себя розовую вязаную кофточку, и вылупить свои глазищи, как сова с запором, наблюдая за толпой прыщавых, сопливых, влюбленных, разведенных, виноватых, туповатых и крайне хамоватых людей. И вовсе она не собирала сплетни. Просто информация – это жизнь. И, судя по мисс Роу, прожить она собиралась еще лет триста к своим пятидесяти двум сорока шести тридцати девяти. Внешне это была эффектная импозантная женщина, лишь слегка смахивающая на кучу плавленого сыра. Чтобы подчеркнуть свое сходство с Кирой Найтли, мисс Роу выбирала глубокие синие тени, помаду цвета «Закат девственности» и слегка оранжевую пудру, – она читала, что азиатки нынче в фаворе. Интеллект, не помещающийся в ее уморенной трудами мыслительными голове, завился в медные кудряшки и встал колом, видимо, в назидание простым смертным. Издалека мисс Роу была похожа на разноцветный восклицательный знак. И вот сейчас эта прекрасная женщина, всегда готовая открыть свой завод по производству «Необходимых Именно в Эту Минуту Замечаний», не знала, что сказать. Перед ней стоял человек, больше похожий на смесь зефира и голубого неба Коста-Рики. Он неловко мял свои пухлые ручки, смотрел искренними, как и ориентация, глазами, и, кажется, слегка смущенно подсвечивался. Вопрос про радужные кокосы родился, сформировался и погиб где-то в середине шевелюры мисс Роу; тем не менее, импульс был задан, и рот Вирджинии на автомате открылся. И закрылся, когда все зубы проветрились, – ни единого звука она так из себя выдавить и не смогла. Зато их прекрасно смог выдавить незнакомец, не забывая издавать смущенные звуки вантуза в жерле унитаза. – Видите ли, – скромно пролепетал он, и майская роза, проигнорировав такую мелочь, как календарь, расцвела у него за спиной, – мой муж, он… змеюка подколодная. В прямом смысле этой чудесной идиомы. – Замечательно, – на автомате одобрила мисс Роу, – будет, из чего барсеточку пошить. Человек-зефир посмотрел на нее тем самым взглядом, который доказывал, что мозг – это дело наживное, да и не обязательное вовсе. – Он очень-очень хороший, – лучезарно улыбнулся Зефир (трансформатор в соседнем переулке не справился с конкуренцией и выключился смертью храбрых), – самый внимательный, чуткий, хоть и не любит этого показывать, а еще… – Слегка склизкий и скользкий, – уверенно закончила мисс Роу, которая полагала, что червяки и змеи очень дальние, но родственники. Зефир на мгновение замялся. – Ну, иногда, – согласился он, и это была самая неловкая подробность в жизни мисс Роу. Она мощно кашлянула (словно танкер протаранил борт соседнего судна) и внимательно уставилась на Зефира, перехватывая инициативу в свои цепкие лапки. – Итак, любезнейший, – она подняла бровь, – чего изволите? Азирафаэлю вдруг бессовестно захотелось поинтересоваться, не состоит ли эта леди в родстве с Вельзевулом, или, на крайняк, Азазелем. – Цветов, – изрек очевидное ангел (роза позади него билась в экстазе), – но таких, которые способны оживить самое черное из всех сердец… – Это вам корвалол нужен. – …впрочем, нет: они должны растопить многовековой лед с последних кругов Преисподней… – Магазин электроники вверх по улице, микроволновки с функцией разморозки сейчас по акции. – … и прямо-таки кричать: ты свет моей загубленной жизни, – Зефир счастливо закатил глаза, и в кудряшках мисс Роу со скрипом заработали шестеренки. Конструкция на голове прелестной леди опасно зашевелилась, и Азирафаэль стратегически попятился. – Есть у меня для вас кое-что, – заговорщицки пробасила мадам, подмигнув сначала левым, потом правым, а потом и обоими («для востроты моменту») глазами, – это и кричит, и сипит, и пыхтит, а главное – сеет любовь. Азирафаэль чуть не захлопал в ладоши от счастья. Позади него раздался грохот: это роза, не сдержав наплыва чувств, вывалилась из горшка и как раненный партизан поползла к ангелу, клянясь в вечной верности. – Вот, – мисс Роу извлекла из-под прилавка что-то, отдаленно напоминающее дитя любви лопуха и сосны, и быстро сунула его ангелу, – пересадите в горшочек, поливать будете два раза в день, и будет вам счастье. Много счастья. И любви. – О, это именно то, что нужно! – Только на солнце не выставляйте. Она не любит солнца. И общественного внимания. – Есть ли у этого чудесного растения название?! – Конопля, – показала большой палец мисс Роу, – а горшочек-то под пиджачок уберите, уберите… Счастливый Зефир долго кланялся, пытался всучить деньги (первый раз в жизни мисс Роу добровольно отказалась от переплаты), напоследок зачем-то благословил (два раза, поганец) и, наконец, покинул магазин. Майскую розу, намертво обвившуюся вокруг его ноги, было не отодрать; мисс Роу, скрипя вставными челюстями, произнесла роковую фразу «За счет заведения». (А потом размазывала тушь, тени и сопли, стремясь воссоздать «Звездную Ночь» в миниатюре). В Сохо начинался новый день. Мисс Роу почувствовала, что с такими клиентами даже ее могучему интеллекту не справиться. Какие-то они… непостижимые. И влюбленные.