я твоё никогда, цветущее васильками

Полы камеры были холодными, словно лёд, несмотря на тонкий слой соломы. Запах гнили забивался в ноздри и заставлял глаза слезиться, в то время как под ногами туда-сюда бегали толстые крысы, отыскавшие здесь приют. Киран наблюдал, как в почти полной темноте, поблёскивали их крошечные, словно бусинки, чёрные глаза. Стены были влажными, покрытыми склизкими растениями, напоминающими мох или лишайник, поэтому он не рисковал прислоняться, чтобы не подцепить заразу. В них так же торчали огромные железные вставки, от которых тянулись короткие цепи, что удерживали заключённых. Вдоль правой и левой стен тянулись нары, не имеющие матрацев или соломенных тюфяков. Голые, наверняка больно впивающиеся в рёбра, они не вызывали приятных чувств. Воздух в помещении был затхлым и тяжёлым, поскольку сюда почти не поступал кислород. На рассвете сумрак не ушёл, а только стал гуще, скопившись вокруг единственной, почти догоревшей свечи. Именно здесь, в городской тюрьме, содержали всех, кто не мог оплатить свои долги. В камере, помимо него самого, сидели двое мужчин и одна женщина. Они молчали, изредка позвякивая по полу и стенам цепями. Женщина, одетая в неплохую одежду и с недавним макияжем на лице, практически не двигалась и не поднимала глаз. Наверное, она провела здесь не больше самого Бладелла. Рядом с ней сидел мужчина, похожий на обычного рыночного торговца, ничем не примечательный, но очень печальный. Чуть дальше по левой стене развалился неприятного вида пожилой мужчина, который кривил губы в ухмылке и сверлил всех мутным взглядом. Все видимые участки его тела и лицо были покрыты ужасными струпьями. Он был болен и, скорее всего, чем-то заразным. Мужчина часто заходился в приступах кашля, которые буквально выкручивали старое и худое тело наизнанку, а затем вновь принимал невозмутимый вид. Бладелл брезгливо морщился, кутаясь в свой плащ, который он успел натянуть прежде, чем прибывшие с долговыми чеками торговцы добились его ареста. Он настолько не подходил окружающей обстановке, что самому становилось смешно. Юноша был одет в хорошую, хоть теперь уже и испачканную одежду. Его бриджи были сшиты лучшей швеёй города, но сейчас это не имело никакого значения, как и расшитая мелким кружевом рубаха. Он сидел здесь уже несколько долгих часов, которые показались Бладеллу бесконечными. Что его удивляло, так это молчание остальных заключённых, которые изредка бросали на него любопытные взгляды, но продолжали делать вид, будто их вовсе здесь нет. Он долго вглядывался в их разномастные лица, откровенно нервничая и ёрзая на месте. Повсюду раздавались звуки: тихие и оглушительные. Он смог разобрать звуки удара капель о пол, отдалённый смех, стенания и недвусмысленные похотливые стоны. – Разве это и есть – тюрьма? – обратился он ко всем сразу и ни к кому конкретно. – А ты, юный лорд, думал, что тут у каждого личные апартаменты? – глухо рассмеялся старик, покрытый струпьями, и сплюнул прямо на пол сгусток кровавой слюны. – Ишь, какого франта к нам занесло! Его голос был сиплым, а акцент говорил о том, что он явно не местный. Так же в глаза бросалась его явная усталость от реальности и окружающей обстановки. – Но, откуда доносятся все эти звуки? – решил он ещё раз попытать счастья и получить вразумительный ответ. – Откуда звуки, мальчик? – он махнул рукой, улыбаясь и показывая остатки гнилых зубов. – Эти звуки доносятся из остальной части тюрьмы. Не вся она состоит из грязных камер. За что тебя сюда отправили? – Я был должен торговцам, – коротко ответил Киран, не особенно желая говорить именно с ним. – Денег на оплату не было, поэтому констебль привёл меня сюда. Бладелл вспомнил утро следующего дня, после побега жены и её тётки. Он встал с постели совершенно разбитым, с болью в горле и резью в сухих глазах. Юноша недолго бродил по комнате, а затем вернулся под одеяло, решив, что болезнь даст ему отсрочку. Они украли всю одежду, кроме той, что была на нём, и пыльного бархатного плаща, что так и остался висеть на одном из крючков. Киран нащупал под рубашкой тонкую золотую цепочку, какую модно было носить каждому молодому юноше, а затем взглянул на обручальное кольцо. Более ничего не осталось, а это не несло теперь никакой ценности для него. Он был рад тому, что кольцо Алекса тоже всё ещё было у него. Как память о самом счастливом периоде его жизни. Затем его дверей столпилось больше десятка различных торговцев, что принесли счета из множественных лавок, магазинчиков, ателье и баров. Ему пришлось выйти и обратиться к ним с просьбой об отсрочке до завтрашнего дня, после чего они разошлись. Вот только на следующий день его навестил местный констебль, безо всяких разговоров и церемоний отправивший юношу прямиком в тюремную камеру для должников. – Я тоже здесь за долги, – устало протянул мужчина, походящий на торговца. – Моя жёнушка недавно скончалась, забрав с собою и ремесло, которое давало нам хлеб. Мне пришлось взять в долг, чтобы прокормить себя, но отдать я уже не смог. Сумма смешная, но ничего не поделать. – Моя сумма довольно велика, – ответил Киран, только сейчас в полной мере осознавая, что его могут приговорить к большому сроку. – Но, если мою жену-аферистку удастся поймать… – Милый мальчик, ты не доживёшь до этого момента, – прокаркал старик, вновь заходясь в кашле. – С большими долгами это место можно покинуть только в деревянном ящике. Из-за того, что его тело корчилось в конвульсиях, по камере пошёл ужасный смрад, и Киран зажал нос ладонью. Тут, наконец, оживилась единственная дама. Она подняла голову и долго глядела на Бладелла, прежде чем подползти настолько близко, насколько позволяла цепь. Женщина села рядом с ним. – Давно ты в городе, парень? – спокойно спросила она. – Меня зовут София, я здесь совсем недавно. – Я в городе чуть меньше года, мадам. Сам я не местный. – Ну вот, – усмехнулась она, положив руку на его плечо. – Значит, не стоит считать себя выше остальных здешних обитателей. Все мы в одной лодке, поэтому я дам тебе совет, прежде чем ты основательно тут задержишься. – Я не могу здесь остаться, – с ужасом прошептал Бладелл, ещё раз окидывая камеру взглядом. – В самом деле, не можешь? – женщина произнесла это без каких-либо эмоций. – Не хочу разбивать твои юношеские мечты, но есть вероятность, что ты вовсе не выйдешь на свободу, малыш. Важно научиться выживать. – Никогда я здесь не останусь! – испуганно воскликнул парень, сбрасывая её ладонь с плеча. – Это невозможно! Я не могу! Та подождала, пока первая волна паники отступила, и мягко погладила юношу по предплечью. Её движения не были приятными, но хоть немного привели его в себя. Женщина осторожно продолжила свой рассказ. – Это ещё не худшая тюрьма из тех, в которых ты мог оказаться. Здесь можно жить неплохо, если оплачивать дополнительные услуги. Если захочешь перебраться в более комфортную камеру, потребуется отдать тюремщику что-то ценное. Можешь отдать своё кольцо мне, и я всё тебе расскажу… – Нет, я его не отдам! – Киран пришёл в себя, понимая, что его вынуждают отдать последнее, что имело для него хоть какую-то ценность. – С чего бы мне это делать? – С того, что его всё равно отберут, – женщина равнодушно пожала плечами. – Если отдашь его мне, то я расскажу, как выжить в этом прекрасном пансионате для отверженных мира сего. Бладелл долго сверлил кольцо взглядом, размышляя о целесообразности доверительного отношения к незнакомой женщине. Спустя какое-то время, он стянул его с пальца, и протянул ей, решив, что иметь здесь хоть какого-то друга будет не лишним. Пальцы дрожали. Грудную клетку пронзила внезапная тянущая боль, как только дорогое сердцу украшение опустилось в ладонь Софии. Она быстро спрятала его в полы платья и взглянула на юношу уже куда более заинтересованным взглядом. – Ну, давай проясним, сколько денег у тебя с собой? – С собой? – переспросил Киран, не понимая, что она имеет в виду. – У меня нет ни гроша. – Ни гроша? Но как ты тогда собрался выжить, мой мальчик? Здесь нет благотворителей. – Но если бы у меня были деньги, разве не заплатил бы я по счетам, чтобы не оказаться здесь? – Ты так молод и очарователен, и мне будет жаль, если ты здесь сгинешь. Ты, наверное, сбежал в город за хорошей жизнью, как и многие другие. Мой тебе совет, малыш, обратись к семье, если она у тебя имеется. Пусть они найдут средства и заберут тебя домой, пока это место не высосало из тебя все жизненные силы. – Нет, я не стану, – растерянно заявил он. – Они не приедут за мной, потому что я бросил их. – Наверняка, погнался за любовью, – протянула женщина, призадумавшись. – Но я уверена, что они смогут тебя простить. Все мы совершали свои ошибки в молодости, это нормально. – Я женат, поймите, – воззвал к здравому смыслу Бладелл. – У меня есть обручальное кольцо, а мою жену зовут Бэтти Бладелл. Они обязаны найти её и мои деньги. – Совершенно неважно, какой кретин заключил брак между парнем, не достигшим зрелого возраста, и аферисткой. Неважно так же, за кем ты примчался в этот город. Ничто не важно, даже ваши клятвы перед богом, малыш. Все когда-то женятся и выходят замуж, а затем становятся старыми и никому не нужными, – она умолкла, уставившись на свои жилистые руки. – Мой отец тоже не одобрил моё увлечение красавцем-моряком, от которого я практически принесла в подоле. Пришлось уезжать, прятаться вместе с грудным ребёнком в этом безразличном ко всему городе. Долго младенец не протянул, но это развязало мне руки, потому что мой моряк так и не пристал к городской пристани. О, малыш, я видала много мужчин и женщин за свою недолгую жизнь. Уверена, ты считаешь меня престарелой, но это не так. Алкоголь, беспорядочные половые связи и паршивая жизнь делают человека уродливым. Киран ужаснулся, понимая, что напрасно принял женщину за ту, кто попал сюда по ошибке. Она ясно дала понять, что судьба её не была лёгкой, а в этой камере она явно не в первый раз. Долго всматриваясь в черты её лица, юноша смог уловить красоту линий. Она была красивой, когда-то давно, в своей беспечной молодости. Так же красива и юна, как и он сам сейчас. После этого Бладелл твёрдо решил, что не желает становиться похожим на неё или на болезненного старика, что не сводил с него прищуренных глаз. Не успел он что-либо ответить, как в смежном коридоре раздались тяжёлые шаги, говорящие о приближении тюремщика. – Продавай обручальное кольцо, сколько бы он тебе ни предложил, – прошептала женщина, отползая обратно на своё место. – Не вздумай торговаться, мой мальчик, если хочешь когда-либо увидеть небо. В замке провернулся ключ, и Киран увидел грузного пожилого мужчину с сединой на висках. Он был одет довольно бедно и, ко всему прочему, неопрятно. Хотя об опрятности в данном месте вовсе ничего не слышали. Юноша смотрел лишь на ключи, что были пристёгнуты к ремню его брюк, позвякивая друг о друга в такт тяжёлым шагам. Там же находилась крепкая дубинка, которой, он был уверен, уже не один раз награждали за непослушание. Он осмотрел каждого, кто находился в камере, останавливаясь взглядом на Бладелле, а затем прошёл вглубь. – Добрый день, милорд, – ухмыльнувшись, обратился он к Кирану. Его жёсткие, маленькие глаза быстро заскользили по его лицу, будто прицениваясь. – Вижу, тебе здесь не по себе, но ты ещё привыкнешь. Если же желания привыкать не спешит появляться, то можешь обеспечить себе более благоприятные условия. За это придётся заплатить. Остальных тоже касается. – Сколько это стоит? – неестественно дрожащим голосом спросил он, сам удивляясь нахлынувшему страху. – Довольно таки много, если хочешь комнату и нормальную еду. – У меня есть только…кольцо. Я хотел бы его продать и оплатить этими деньгами всё предложенное. – Возьму в три раза дешевле, чем оно стоит на самом деле, – он выхватил кольцо из его руки и, порывшись в набедренном кошеле, опустил в ладонь парня четыре монеты. – Но это же нечестно… – Здесь я устанавливаю правила, – грубо отозвался тюремщик, оборачиваясь к остальным, и мерзко ухмыльнулся. – Ну, ещё кто-то желает поделиться со мной своими богатствами? Киран мгновение молчал, а потом решил сразу же отдать и цепочку, поскольку не был уверен в том, что ему удастся долго сохранять её в таком месте. Он протянул её тюремщику, на что тот кинул в его ладонь ещё несколько монет. Затем мужчина оглядел камеру и презрительно фыркнул, понимая, что остальные платить не собираются. Он свистнул, и в камере появился молодой паренёк, который быстро приблизился к Бладеллу, чтобы ослабить цепи. Затем, женщина, что говорила с ним, протянула тюремщику тряпицу. В ней что-то было завёрнуто, но парень так и не смог разглядеть, что именно. Мужчина кивнул, и призванный из коридора мальчишка ослабил цепи и на её ногах. Их вывели из камеры и повели по длинному, тёмному коридору. Затем последовал крутой спуск по лестнице, от которого у Кирана закружилась голова. Когда юноша вошёл в новую камеру вслед за тюремщиком, он не поверил своим глазам. Небольшая комната была заставлена узкими кроватями с тонкими матрацами, а чёрные стены без каких-либо обоев отличались от прежних лишь тем, что не воняли сыростью. Почерневшая кухонная утварь была расставлена по тумбам вдоль одной из стен, представляя собой, своего рода кухонный уголок. – Это твои новые апартаменты, – пробасил тюремщик, проталкивая его внутрь. – Это? Но как же… – Это всё, что есть, парень, – угрюмо продолжил мужчина, в нетерпении нахмурившись. – Если что-то не нравится, отправишься в общие камеры. И вещей назад не получишь. – Могу я хотя бы написать письмо? Получив разрешение, юноша быстро написал на листе бумаги послание. Благо, что грамоте он обучился ещё в деревне, не то пришлось бы платить ещё и за то, чтобы его написали. Тут за всё необходимо было платить. Он долго думал, кому написать, и решился. Письмо, написанное мягким и аккуратным почерком, должно было быть доставлено Эвердину. Сначала Киран был уверен в том, что друг Алекса приедет и вызволит его из этой западни, но тот не спешил с ответом. Дни шли, и Бладелл стал понимать, что письмо либо вовсе не дошло до адресата, либо было проигнорировано им нарочно. Эвердин, наверняка, уже нашёл себе иное увлечение. Вода в тюрьме была не просто грязной, а отвратительной. В ней часто встречались крупные фрагменты чего-то склизкого и дурно пахнущего, а учитывая её стоимость, куда более выгодной стала покупка выпивки. От неё тяжелела голова, но не болел желудок. Киран из последних сил держался, перебарывая собственную брезгливость. Здесь все ели из одной посуды и спали на одних постелях. Народу в камере было много, но не настолько, как в остальных помещениях тюрьмы, где содержались неплатёжеспособные заключённые. Окна были наглухо заколочены, не пропуская не только воздух, но и дневной свет. Что больше всего удивляло его в этом заведении, так это открытые с утра до вечера двери. Каждый имел право на свободные перемещения по тюремным комнатам, пока не наступали ночные часы. Это место было тюрьмой, но служила она для удержания, а не исправления всех опасных элементов, её наводнявших. Многие верующие имели собственные молитвенники, чем неизменно вызывали смешки у прочих, куда более порочных личностей. Помимо этого, здесь имелось помещение, которое все называли баром. Многие коротали там свои вечера. Киран часто поражался, понемногу выбираясь из своей камеры в общие помещения, что ко многим мужчинам приходят их жёны, да так и остаются жить подле них, никем не изгоняемые. Те же, кто не имел твёрдого супружеского плеча, вызывал в тюремные казематы самых настоящих проституток. Он столбенел, когда слышал очередные женские вопли, сообщающие о том, что на свет вот-вот появится очередной младенец. Появится, да и уйдёт в вечное забытье, не успев вдохнуть ничего, кроме затхлого тяжёлого воздуха. Дети местных заключённых редко выживали, да и сами они часто подхватывали какую-нибудь заразу и медленно увядали, пугая остальных своим внешним видом. Юноша пару раз спускался к бару, но так и не решался сделать заказ или заговорить с кем-либо, поскольку его обитатели одним своим видом напоминали о том, что здесь доверие – это непозволительная роскошь. Он вслушивался в беседы, занимая себя мыслями о чужих судьбах, большинство из которых ничем не отличались от его собственной. Бладелл всё чаще вспоминал свой родной дом, ветви жимолости, что оплетали подоконник спальни и терпкий летний ветерок, игравший оконными ставнями. На душе было горько. Ему так отчаянно не хватало свободы: чистого голубого неба, усыпанного редкими облаками, свежего весеннего ветерка в лицо, что постоянно трепал волосы на загривке, и солнечного света. О, ему недоставало даже проклятых городских ливней, что на время приносили с собой робкую свежесть и смывали все грязные запахи! Когда он задумывался о том, что в городе, должно быть, всё уже украшено к праздникам, становилось совсем невыносимо. Невесомый и далёкий колокольный звон вызывал в юноше депрессивные мысли, и он нередко задумывался о том, что следующий год он выдержать не сможет. На судебном заседании он буквально замер, оглушённый неутешительным приговором, и с тех пор даже ел с большой неохотой, в осколке некогда целого зеркала рассматривая круги под глазами и неестественную бледность лица. Единственной надеждой по-прежнему оставался Эвердин, но с каждым днём она угасала, подобно фитилю догоревшей свечи. – Милый, ты бы выбрался в бар, – причитала София всякий раз, как заскакивала в его камеру с приветливой улыбкой на лице. – Нельзя же вот так постоянно пялиться в стену, так умом тронешься. – О, я выйду, – процедил до упадка сил раздражённый Бладелл. – Ровно тогда, когда мне сообщат, что я могу покинуть это место навсегда. – Малыш, – она усмехнулась, шершавой рукой потрепав его по начинающим отрастать волосам, и закурила невесть откуда взявшуюся трубку. – Я к тому и веду, уж поверь мне. Здешний бар – это лучший способ навариться на идиотах, чтобы потом самому себя выкупить. Я тут надолго не задержусь, уж будь уверен. В ответ на эти речи, Киран всякий раз начинал рассказывать, как пытался спуститься туда для того, чтобы кого-либо одурачить, но получал лишь пошлые шлепки по заднице и прочие приставания, от которых волосы вставали дыбом. Женщина лишь смеялась, уверяя его в том, что бегство от влиятельных мужчин и женщин, что часто наведывались в бар за кем-то неискушённым, было попросту глупым. Когда юноша начинал возмущаться, она с хитрым прищуром поясняла, что не обязательно с кем-то спать, достаточно лишь подразнить. Пару раз, София даже умудрялась предложить ему встречу с тем или иным мужчиной, окончательно убедившись в том, что привлекают его именно они. Бладелл багровел от злости, заслышав мизерную цену, и сразу же отказывался зарабатывать на освобождение столь унизительным образом. Однако деньги, что он выручил за проданные украшения, быстро подходили к концу. Тюремщик щербато улыбался гнилыми зубами, как только видел парнишку у дверного проёма камеры. Он знал, что вскоре сможет отправить его обратно, испытывая злорадное удовольствие от чужих страданий, или и вовсе потребовать плату чем-то иным, ведь юнец был по-настоящему холёным и симпатичным, даже спустя столько времени. Решившись хоть куда-то выбраться, чтобы немного проветрить мысли, Киран отправился на совместные молитвы, не собираясь, впрочем, вслушиваться в их смысл. Присевшая рядом София толкнула парня плечом, указывая в ту сторону, где расположилась местная элита. – Взгляни, – пробормотала она, ехидно ухмыляясь. – Тот бородатый мужик положил на тебя глаз, слово даю. Киран проследил её взгляд, уставившись на темноволосого крупного мужчину. Его борода была короткой и густой, а широкие черты лица придавали ему вид бандитский и крайне ненадёжный, если так же учитывать наличие длинного шрама, рассекавшего бровь ровно пополам. Тот заметил, что юноша смотрит на него, и едва заметно кивнул. Это Бладелла нисколько не порадовало, и он тут же нахмурился, отворачиваясь. София сдула со лба прядь волос, хлопнув ладонями по коленям. – Нет, ну вы посмотрите! – гневно зашептала она, умудрившись упереть руки в бока, на и без того узком сидении. – Кого вы изволите тут повстречать, милорд? Принца на белом коне, который умчит незаслуженно осуждённого юношу вдаль? Ты совсем рехнулся, если воротишь нос от Грея. Уж поверь мне, не многим он тут оказывает знаки внимания! – И чего ты прицепилась? – вдруг разозлился он, сузив глаза. – Если он такой замечательный, так и охмуряй его сама! Или что ты там обычно делаешь? – Я бы с большим удовольствием, воробушек, – рассмеялась она, бесстыдно поправляя лиф замызганного платья. – Да только, даже не будь он по мальчикам, у пожилой образины вроде меня не было бы шансов. – Ты вовсе не страшная, – непонятно зачем сказал парень, тут же стушевавшись под её взглядом. – Ну, то есть, я думаю, что ты была очень красивой. Твои черты лица… – Да, я была красивой, – мягко улыбнувшись, София бросила ещё один взгляд в ту сторону, где сидел мужчина, что носил фамилию Грей. – Но мне не нужны комплименты, потому что я знаю цену времени и прекрасно понимаю, что свою молодость давно отжила. Но что я тебе скажу с высоты своих прожитых лет, малыш, так это – крутись, как только можешь. Если это значит подлизаться к тюремному авторитету, то и это сделай. Жизнь одна, и не советую проживать её в этой дыре! – Так кто он такой, этот Грей? – вяло поинтересовался Киран. – В чём, собственно, его авторитет? – В деньгах и уважении, конечно, – хихикнула она, вновь потрепав юношу по волосам, прекрасно зная, что ему это не нравится. – Он серьёзный бандит, малыш, а не какой-нибудь должник-забулдыга, коих тут откровенное большинство. Помимо прочего, он уже не раз отсюда сбегал, и никто так и не выяснил, как ему это удалось. Киран задумчиво перевёл взгляд на господина Грея, что теперь сидел к нему спиной, и задумался о том, что это могло бы быть ключом к свободе. Достаточно лишь убедить мужчину взять его с собой, только о расплате за подобную услугу думать совсем не хотелось. Он, по правде говоря, никогда не представлял себя с кем-то другим. С тех самых пор, как у них с Алексом была близость, допускать мысль о чём-то подобном в отношении другого мужчины, казалось ему негласным предательством и отвратительной мерзостью. Осмотрев свою одежду, Бладелл с сожалением отметил, что та давно уже покрылась пятнами грязи и сора, невесть откуда налипшего на ткань. Юноша выглядел отвратительно и вряд ли мог кого-то очаровать, учитывая, что грязной была не только одежда, но и он сам. Его тело чесалось, требуя горячей ванны, а волосы, некогда блестевшие сами по себе, теперь походили на пакли. Однако красивые черты немного осунувшегося лица всё ещё вызывали в окружающих интерес, и это, впервые за пребывание в тюрьме, оказалось ему на руку.

***

– Эй, парень, – в дверном проёме ставшей новым пристанищем камеры, вдруг возник низкий мужчина, ничем не примечательный и серый, и прервал торопливые попытки Кирана привести себя в порядок. – Мистер Грей желает видеть тебя в барной комнате, он послал меня, чтобы передать приглашение. – Желает увидеть меня? – растерянно повторил юноша, но затем быстро подобрался. – Я спущусь чуть позже, когда наступит ночь. – О, уверяю, она уже наступила, – решительно заявил незнакомец, щёлкая пальцами по дверному косяку и наводя на Бладелла нечитаемый взгляд. – Я провожу тебя, чтобы ты, не дай бог, не свернул свою шею на тёмной лестнице. Это ровно то, за что я получил деньги, так что, идём! У юноши не оставалось никакого выбора, кроме как пригладить растрёпанные волосы и двинуться вслед за теряющим терпение мужчиной, услужливо освещающим путь. Они спускались по узкой лестнице, когда провожатый замер на месте, заслышав тяжёлый вздох Кирана. Тот не понял этой остановки, поэтому с недоумением уставился на мужчину, лицо которого скрасила мерзкая ехидная улыбка.