Короткие истории

— Знаете, — человек устроился в кресле поудобнее, сложил руки на коленях и начал свой рассказ, — Я не очень люблю читать. Нет, не в том смысле, что я чтение не перевариваю как таковое. Меня в тексте часто напрягает один знак. Или знаки? Я так и не определился, но вообще, насколько я знаю, то это один знак, а не сочетание нескольких. — он вздохнул, посмотрел в сторону, и продолжил. — Многоточие. Или нет. Думаю, правильнее назвать это многоточие… — человек сглотнул ком в горле и слегка поёрзал в кресле. — Странный знак, вы ли не согласны? Удивительно, но мне кажется, что лишь наличие многоточия даёт предложению что-то пугающее. Не помню, когда я впервые увидел этот знак, но, наверное, явно не детство. Забавно, ведь до первого десятка я читал только народные сказки, хах, — на лице человека появилась улыбка, которая тут же исчезла. — Но что я хочу сказать, так это то, что когда я впервые увидел этот знак, во мне что-то встрепенулось, — человек облизнул сухие губы. — Мне кажется, что это неправильно. Неправильно так резко обрывать предложения. Лично меня это пугает гораздо больше, чем, например, внезапное начало разговора. Ну, знаете, такие моменты, когда стоишь, никого не трогаешь, а твой друг незаметно сзади подходит и в какую-то нежданную секунду начинает говорить с тобой. И от этого у тебя сердце в пятки уходишь, ты подпрыгиваешь, можешь буркнуть что-то. А вот у меня так с многоточием. И самое страшное, что я не только боюсь его видеть. Я его ещё и слышать боюсь. Типа, говоришь такой с кем-то, а он резко замолкает. И не говорит. Не люблю недосказанность в речи, знаете, — человек сделал несколько притопов ногой, ещё слегка поёрзал в кресле и, вздохнув, сказал: — Всё. Я думаю, что я закончил. — А что вы ещё ощущаете, если видите многоточие? Объясните, пожалуйста, поподробнее, — попросил психолог. Он придвинулся вместе с офисным креслом ближе к столу, навострил уши, чтобы внимательно слушать своего посетителя. — Ну, даже не знаю, — ответил человек и скривил какую-то непонятную гримасу, похожую на лицо человека, который задумался, но при этом очень и очень возмущён. Эта гримаса, словно была скорчена так, будто человек произнёс это с сарказмом, хотя, какой сарказм может быть в такой-то фразе? Однако, он тут же вернул прежнее, слегка встревоженное выражение лица, ещё раз вздохнул и посмотрел в потолок. — Я бы сказал, что внутри меня появлялась какая-то паника. И чем дольше я смотрел на многоточие, тем больше паника во мне нарастала. Хоть я никогда особо и не задерживал своё внимание на этом знаке, но я уверен, что ещё чуть-чуть и я бы, наверное, либо упал бы в обморок, либо вошёл бы в состояние истерики, хе, — человек вновь улыбнулся, но, как и в случае с той непонятной гримасой, он быстро вернул лицо в прежний вид. Он отвёл взгляд от потолка и посмотрел на пол. Человек полностью затих. Видимо, он не собирался продолжать, но психолог надеялся на продолжение описания столь необычной боязни. Он посмотрел по сторонам, после чего уставил свой взгляд прямо на своего посетителя. Его руки дрожали, он не сводил глаз с пола. Человек легонько двинул ногой, оставив подошвой небольшой чёрный след на полу. Психолог покрутил у себя в голове весь монолог и не мог понять одного. Человек, который боится резких обрываний в речи так внезапно замолк. Казалось, будто именно из-за осознания того факта, что он сам не всегда способен грамотно заканчивать предложения, человек так нервозно себя вёл: постоянно подтаптывал ногой, нервно стукая длинными бледными пальцами по коленям при этом продолжая сверлить взглядом линолеум. Психолог слегка кашлянул и произнёс: — Я так понимаю, это всё? Человек поднял взгляд на психолога. Мокрые глаза блестели от света лампы, устремлённого прямо в его сторону. По щеке покатилась слеза. Человек медленно открыл рот, словно пытаясь что-то сказать, но он понимал, что в любом случае, он начнёт заикаться, обрывать свою речь, оставлять свои мысли недосказанными. Он убрал руки с колен и закрыл ладонями своё лицо. Послышался всхлип. За ним послышался стон. И каждый раз, стон обрывался. Обрывался очередным всхлипом, который также обрывался очередным стоном. Руки человека стали дрожать сильнее. Задрожали ноги. Задрожало всё тело. Человек сидел и дрожал от этих небольших судорог, что каждый раз, внезапно появлялись в какой-то части тела — в плече, в стопе, в груди, в шее, но каждый раз, каждый раз эти судороги также внезапно обрывались. Всхлипы и стоны перешли в рыдания, которые постоянно обрывались и начинались вновь, заставляя человека дрожать и плакать ещё сильнее. Психолог неподвижно сидел и наблюдал. Да, он не раз наблюдал, как его клиенты в какой-то момент начинали плакать. Он думал, что привык к такому, но смотря на сегодняшнего посетителя, вера в то, что он привык исчезла. Рыдания были громкими и обрывистыми. Казалось, психолог настолько проникся рассказом человека, что сам начал боятся обрывистых фраз, обрывистых звуков… Обрывистых мыслей. Наконец-то, психолог встал с кресла, обошёл стол и подошёл к человеку. Психолог положил руку на плечо человеку. Рыдания слегка утихли. — Страшно… — сквозь слёзы сказал человек. И сказал он так, что его рыдания возобновились с новой силой. Психолог легонько похлопал по плечу человеку и понимающе кивнул. Человек всё ещё плакал…