Хранитель равновесия

      На следующий день Раэн с самого утра, едва перехватив кофе с лепешкой, закрылся в комнатушке, пристроенной к спальне. Прежние хозяева хранили там припасы и зимнюю одежду, а целитель устроил мастерскую, как он сам сказал Фарису. И даже позволил посмотреть, только что толку? Никаких знакомых инструментов в комнате не было, только стол с лавкой, масляная лампа да несколько баночек из темного стекла. Точно такие Фарис видел у дяди Нафаля и знал, что в них лекари держат снадобья, которые боятся света. Вот и все – какая же это мастерская?       Но когда Раэн там засел, велев не тревожить его ни в коем случае, Фарис принялся изнывать от любопытства, потому что в щель под запертой дверью то и дело виднелись яркие вспышки, словно в комнате били крошечные разноцветные молнии, то зеленые, то синие, то белые. А еще оттуда на всю спальню пахло то раскаленным металлом – опять! и без всякого очага! – то паленой шерстью, то розами…       Иногда Раэн выглядывал ровно настолько, чтобы взять у Фариса чашку кофе, что-нибудь съестное и кувшин воды. Что он с этой водой делал, оставалось полной загадкой, потому что воды в комнате, по прикидкам Фариса, уже хватило бы напоить две дюжины овец!       Наступил вечер, а затем и ночь… Раэн попросил уже целое ведро воды, а потом предупредил, что спать сегодня не будет, и кровать свободна. Фарис, который после первой ночи в этом доме устроил себе лежанку из досок, с радостью воспользовался предложением, но задремать долго не получалось. Попробуй уснуть, когда совсем рядом, за тонкой дверью, творится очередное волшебство, которое на этот раз даже не увидеть! И ни щели, ни окошка… Ему-то чародейские тайны без надобности, но хоть посмотреть бы! Вот птицу же Раэн от него скрывать не стал? И стрелы, расплавленные в очаге… А здесь что за тайна такая, если целитель ее прячет?       Что скрывать, было обидно. И за упущенное чародейство, и за то, что Раэн не рассказал о письме из Аккама. Сам ведь говорил, что Фарис ему нужен, что они вместе найдут подкравшееся к долине чародейское зло. И вот – молчит!       Утром все продолжилось. Таинственные вспышки под дверью, торопливые просьбы кофе и воды…       Фарис от скуки перечистил котелки и сковородки, до блеска намыл полы, обиходил кобылу… А потом сунулся в короб с едой, чтобы приготовить обед, и понял, что тот пуст. Хуже всего, что кофе осталось несколько зерен! А тот, что был намолот, Фарис только что допил!       Ну и что делать? Постучаться к Раэну и сказать, что еда кончилась? Фарис судорожно вздохнул – его окатило стыдом. Мало того, что он которую неделю живет за счет целителя, так еще по хозяйству от него помощи никакой. Мог бы и раньше заметить, что кофе почти закончился, тогда Раэн успел бы за ним сходить. А теперь… Он-то сам обойдется, но чародейство – дело сложное и тянущее силы, Раэн после вызова к больным всегда возвращается бледный и жадно ест…        Фарис вышел на крыльцо и через забор глянул на улицу, занесенную неглубоким снегом. От их дома к площади тянулась утоптанная дорожка, лишь слегка заметенная ночной поземкой. И не так уж далеко до харчевни – во-о-он желтеют уютным светом ее оконца! Притом ашара не запрещено показываться за пределами дома, просто не стоит этого делать без хозяина. Но на улице ни души! И если он быстренько обернется, никто не заметит! А Раэн… Ему Фарис потом сам расскажет, что пришлось нарушить его приказ.       Вернувшись в дом, он заглянул в глиняную банку на окне, где чародей держал деньги на еду. Меди там хватало, и Фарис выгреб все, чтобы не ходить два раза. Мало ли, когда Раэн закончит. Монеты жгли руки, словно напоминая, что не зря ему было велено сидеть дома, но тут уже Фарис разозлился на самого себя за подлый страх, крутящий внутренности. Что же, ему теперь нельзя пройти несколько сотен шагов по собственной земле?!       Он решительно накинул теплую куртку, спрятав под ней нож, висящий на поясе. Раэн велел с ним не расставаться, но ашара, взявшего оружие, любой встречный имеет право убить без раздумий и оправданий. А под курткой ничего не видно, она длинная.       Стиснув зубы и твердо зная, что если сейчас не переборет себя, то память об этом останется в нем навсегда, Фарис прошел по дворику, засыпанному свежим снежком, вышел на улицу и аккуратно закрыл за собой калитку. Оглядываясь вокруг, торопливо дошел до площади по хрустящему под сапогами снегу. Ему казалось, что последний раз он был здесь несколько лет назад, настолько чужим все стало вокруг. Только бы никто не попался навстречу! Повезло и в этом, на площади не было никого из взрослых, только несколько мальчишек, игравших в снежки, завидев его, бросились удирать. «Ну, хоть снежками не забросали, - про себя горько усмехнулся Фарис. – Или камнями. Мишень из меня отличная, ни убежать, ни кинуть в ответ…»       Везение продолжалось до самой харчевни, а потом кончилось, издевательски улыбнувшись на прощанье: уже толкая тяжелую дверь, Фарис услышал знакомые голоса... По спине прокатился ледяной озноб, но отступать было поздно.       «Терпи… терпи, — уговаривал он себя, плотно сомкнув губы и опустив глаза. — Ни на кого не смотреть, ни с кем не заговаривать… Просто взять, что нужно, и уйти… Терпи… Терпи...»       Дорога к стойке оказалась невыносимо длинной. А шумная компания в углу смолкла, когда Фарис встал перед стойкой, не поднимая взгляда и ожидая, пока с ним заговорят. Вот откуда он знал, что ашара, без позволения первым заговорившего с порядочным человеком, следует выпороть кнутом на площади, отмерив по удару за каждое сказанное слово?! А ведь помнил… Наверное, такие вещи знают и помнят все, ни на миг не сомневаясь, что с ними этого случиться не может.       — Ну, чего тебе? — буркнул хозяин заведения, без всякой нужды вытирая чистые сухие руки тряпкой.       Помнится, когда Фарис был маленьким, дядюшка Идрис, никогда не жалевший для ребятни медового печенья, донимал его шутками, что выдаст за внука кузнеца любую из дочерей. Оказалось, что теперь Идрису ир-Хаману хочется встретиться с ним взглядом не больше, чем самому Фарису.       — Почтенный Раэн просит прислать ему кофе и еды, как обычно, — выдавил Фарис, радуясь, что голос не дрожит, как он было опасался.       — Сейчас уложу.       Повернувшись широкой, как дверь, спиной, хозяин принялся складывать в корзину съестное и какие-то бутыли, затем кинул на стойку пару мешочков со специями и ушел в заднюю комнату. Судорожно вздохнув, Фарис скорее почувствовал, чем увидел, как рядом возник знакомый силуэт.       — Так-та-а-ак, — врастяжку произнес Сейлем, небрежно облокотившись на стойку. — А я-то думаю, чем это здесь так смердит? Где ошейник потерял, красавчик? А может быть, он тебе жмет? Скажи своему коновалу, у меня есть лишний, остался от шелудивой собаки. Хорошему псу не наденешь, а тебе в самый раз подойдет...       Фарис еще ниже опустил голову, стиснув зубы и заметив, как мимо него кто-то проскользнул и выбежал из харчевни. Компания Сейлема расхохоталась, кто-то застучал кружкой по столу.       — Смотрите, Камаль сбежал! - заулыбался, судя по голосу, Сейлем. - А я как раз хотел попросить, чтобы он тебе дал пару уроков, как ублажать хозяина. Кстати, твоему лекарю деньги не нужны? Могу подкинуть пару медяков, если пришлет тебя ночью...       — А ну, хватит болтать! — хмуро одернул его вернувшийся Идрис. – Тут приличные люди сидят, нечего воздух грязными словами пачкать!       Сделал он это как раз вовремя: у Фариса кровь уже не стучала в висках, а гудела, подобно рою рассерженных пчел. Почти невыносимо было понимать, что одним ударом он мог бы стереть мерзкую ухмылку с губ Сейлема! Совсем как в прошлый раз, когда заступился за беднягу Камаля. Но нельзя… «Лучше бы тебе поторопиться, Раэн, — подумал Фарис. — Не могу же я всю жизнь прятаться у тебя за спиной! Долго не выдержу! Или убью эту скотину, или искалечу. А потом убьют меня...»       — И вообще, шли бы вы отсюда, парни. Нет бы делом заняться, болтаетесь целыми днями по улицам да у меня сидите, — продолжал бурчать хозяин, ссыпая кофейные зерна в кожаный мешочек.       Фарис чуть-чуть перевел дыхание. — А правда, что нам тут делать? — неожиданно легко согласился молодой ир-      Кицхан. — Пойдем-ка на улицу...       — Но-но, — вскинулся Идрис, заподозрив неладное. — Мне здесь драка не нужна. Не хватало еще, чтоб из-за всякого дерьма лекарь на меня старейшинам жаловался.       — Ну что вы, дядя Идрис, — заулыбался Сейлем, выходя вслед за остальными. — Никто эту тварь пальцем не тронет. Кому охота пачкаться?       — С лекарем я потом рассчитаюсь, — немного погодя проговорил ир-Хаман, туго набив корзину и глянув на монеты, зажатые в руке Фариса. — И скажи ему, чтобы денег тебе в руки не давал, я их после тебя к своей честной выручке класть не стану. А теперь пошел вон, выродок.       Фарис, не поднимая глаз, молча сунул в карман куртки мешочки с приправами, перехватил поудобнее ручку увесистой корзины и выскочил на крыльцо, чувствуя, как пылают щеки. Никто его не ждал, двор был пуст. Только вот за воротами харчевни на улице стояли, разговаривая, две девушки в черных траурных покрывалах, и, увидев их, Фарис отступил в тень высокого крыльца, обогнул харчевню, вышел через ее задний двор и медленно, осторожно стал пробираться в обход улицы к дому Раэна. Одна из девушек была сестрой погибшего Малика, вторая — Лалина ир-Кицхан - его невестой. И Фарис дал бы еще раз привязать себя к столбу без всякой надежды на спасение, лишь бы не встретиться с ними.       Несколько заборов и живых изгородей, способных остановить разве что корову, он без труда перелез даже с корзиной. Еще немного, и вот их с Раэном дом! Подойти к нему мешал овраг, но Фарис уже прикинул, как его обойти, когда оказалось, что гадости, припасенные Судьбой на сегодня, еще не исчерпаны.       А впрочем, так ли уж неожиданно это было? Выйти из харчевни чуть раньше него, увидеть девушек и догадаться, что за все сокровища мира Фарис не пойдет мимо них — что в этом трудного? И тем более несложно сообразить, как именно он попытается вернуться. А потом забежать вперед — по улице это сделать куда проще, чем по заснеженным огородам — и подкараулить его в заброшенном тупике, куда уже несколько лет никто не заглядывает, кроме влюбленных парочек или придумывающих очередную каверзу мальчишек. Обиднее всего, что до цели осталось рукой подать: только выберись на улицу да пройди несколько шагов до калитки. Попробуй выберись!       Поджидали его трое. Конечно, сам Сейлем, с нехорошей усмешкой прислонившийся к дереву. Касим, брат Малика, стоял у калитки, надежно перекрыв ее необъятной ширины плечами. А третьим был Салих, старший брат Сейлема. Салих, никогда и нигде не расстающийся с пастушеским кнутом, кончиком которого на спор он мог снять жука, не повредив листик, на котором тот сидел. Он и сейчас поигрывал резной рукояткой, от которой сбегала вниз длинная кожаная змейка.       «А ведь правду говорят, что Салиха в детстве головой с лавки уронили, — почти весело подумал Фарис. — Он ведь так и сидел в харчевне…» Но придурковатый или нет, а брат Сейлема был опаснее всех. В умелых руках кнут — отменное оружие! И все-таки Фарису стало невероятно легко: сейчас, когда его собирались то ли убить, то ли искалечить, они были на равных. Не нужно испытывать вину, не нужно оправдываться...       — Иди сюда, ашара, — ласково позвал его Сейлем.       — А что это вы только втроем? — поинтересовался Фарис, пытаясь выиграть немного времени. Мысли, как с ним всегда бывало в минуту опасности, проносились четкие и стремительные. — Нужно было еще человек пять захватить...       — Для тебя хватит, — процедил задетый ир-Кицхан.       На него плевать, Сейлем не боец. Мощный, но неуклюжий Касим опасен только вблизи. Если хватит ловкости держаться подальше, его можно не бояться. Лишь бы не метнулась вперед хлесткая молния в руках Салиха! Боковым зрением держа Сейлемова братца, все так же гладящего до блеска вылощенную деревяшку, Фарис шагнул вбок, оказавшись у самой ограды, и, размахнувшись, перебросил через нее тяжелую корзинку. Жаль, если бутыли побьются. Можно было поставить корзинку и на землю, но… пусть эти трое решат, что он собирается прыгнуть следом. Освободившиеся руки он сунул в карманы куртки, и правой ладонью нагреб тяжелых медных монет, сколько смог захватить.       — Даже не мечтай, — проговорил Сейлем, отлипая от дерева.       Глаза у наследника рода ир-Кицхан блестели так лихорадочно, что Фарис впервые задумался, а не балуется ли сын старшины дурной травкой? Хотя раньше за Сейлемом такого вроде не водилось...       — Попробуешь бежать, Салих с тебя шкуру ленточками спустит.       — А если не попробую? – спросил Фарис, прислушиваясь, не захрустит ли снег под чьими-нибудь ногами.       Трое – плохо, но не так плохо, как пятеро, например. А в трактире Сейлем поил человек семь. Кое-кто из них раньше звал Фариса другом… И ведь они наверняка знали, куда и зачем пошли эти трое. Всей их дружбы хватило на то, чтобы не пойти за Сейлемом.       — А тогда, может быть, не спустит, — снова заулыбался ир-Кицхан-младший. — Если будешь послушным и хорошенько нас позабавишь, отделаешься парой оплеух. Ты как, будешь послушным, красавчик?       «Болван, — брезгливо подумал Фарис. — Трусливый наглый болван. Сказал бы ты мне такое раньше. А сейчас спрятался за этих двоих и тявкаешь, как шавка из-под забора. Пожалуй, убивать меня вы не собираетесь. Решили поразвлечься? Обойдетесь. Вот с Касимом не хотелось бы драться всерьез… Но вы же после пары оплеух не успокоитесь? Когда еще Салиху удастся поработать кнутом над человеком… В лучшем случае изувечите, а потом скажете, что это я задел вас, благонравных мальчиков».       Второй рукой он нащупал один из мешочков и запустил туда пальцы. Перец. Вот и славно.       — Может, разойдемся так? — спросил Фарис напоследок. Не из страха, не из благородства, просто очень уж не хотелось ему связываться с Касимом. В память о Малике, который одному из них был братом, а второму - другом.       — Салих, что-то эта мразь много болтает, — еще шире улыбнулся ир-Кицхан. — Поставь-ка его на колени.       Разойтись не получилось… Ну и ладно! За мгновение до того, как лента кожи обвила бы его ноги, Фарис прыгнул вверх и тут же отскочил вбок – в сторону Сейлема. Тот бросился навстречу, и Фарис влепил ему по носу, с неописуемым удовольствием услышав хруст – медь в кулаке отлично утяжелила удар. Сейлем глухо взвыл, схватившись за лицо.       А у Фариса осталась пара мгновений. Он потратил их, чтобы нырнуть под снова летящий кнут и швырнуть Салиху в глаза горсть молотого перца. Кнут все-таки резанул его вскользь по щеке, но старшему ир-Кицхану пришлось несладко – он принялся отчаянно тереть глаза руками, грязно ругаясь. Еще чуть – и удалось бы сбежать, но тут в него врезался разъяренным быком Касим, а с другой стороны подскочил залитый кровью Сейлем…

* * *

      К вечеру Маруди из города не вернулся, не пришел он и на следующий день, об этом Наргис рассказала тихая и словно потускневшая Мирна. Немолодой опытный воин, который при Маруди был помощником и советником в охранных делах, сказал, что джандар собирался отлучиться ненадолго. Встревожившись, Наргис попросила его заглянуть к Маруди в комнату, которую тот не запирал, считая, что плох охранник, который сам боится воров. Оказалось, что Маруди ушел в обычной одежде и с простым оружием, оставив дома и дорогую парадную саблю, и сундучок с немалым количеством монет, судя по весу и звону.       У Наргис, испугавшейся, что Маруди сбежал, немного отлегло от сердца. Ведь реши джандар бросить службу, забрал бы деньги, верно? Если только… если ему не было стыдно, что ушел без позволения, не предупредив. Ох, Маруди, только не натвори ничего!       Вздохнув, Наргис велела послать пару охранников в город, пусть наведаются в харчевни, где Маруди бывал, вдруг он там? Или хотя бы недавно заходил, и его заметили. Подумала – и еще одного отправила в дом почтенного купца ир-Хасима. Но приказала не пугать бедняжку Иргану и ее мужа, а просто передать, что госпожа ир-Дауд ждет госпожу ир-Хасим в гости, когда той будет удобно пожаловать. Иргану ир-Хасим – не Аллариль! Потакать безумию, пусть и тихому, Наргис не собиралась. Она выдавала замуж Иргану, вот ее видеть и желает.       Проводив старшего охранника, обещавшего немедленно все исполнить, Наргис накинула шаль и вышла в сад, залитый теплым золотом заката. Летняя жара уже сменилась осенней прохладой, лотосы давно отцвели, и крик попугаев казался тревожно-печальным. Зима никогда не приходит в Харузу по-настоящему, с морозами и снегом, но вскоре завянут и розы, и лилии, сад потускнеет, и гулять по нему станет совсем грустно…       Она прошла к розовому кусту и невольно улыбнулась – в рыхлой земле темнела очередная яма, а из-за веток выглядывала виноватая измазанная морда.       - Иди сюда, мой хороший, - позвала Наргис, присаживаясь на скамью. – Не бойся, я не буду тебя ругать. Что же ты там все ищешь, а?       Барс обрадованно вылез из кустов и немедленно сунул ей в руки холодный влажный нос. Наргис попыталась стряхнуть землю хотя бы с его ушей и морды, но добилась лишь того, что пес из бело-пятнистого стал равномерно серым.       - Надо бы тебя вымыть, - задумчиво сказала Наргис, гладя притихшего у ее ног Барса. – Ты и зимой станешь все так же копать?       Барс шумно вздохнул, будто подтверждая – еще как станет. И тут же насторожился, поставил торчком лохматые уши и напрягся всем телом. Наргис удивленно посмотрела в ту сторону, но густые кусты в сумерках казались непроходимыми, и когда из них появился человек, она даже не успела испугаться.       А потом уже и не смогла. Страх остался где-то далеко, как и все остальные чувства.       - Наргис… - выдохнул этот человек и медленно опустился на колени, не отрывая взгляда от ее лица. – Наргис моя…       Глухо зарычал Барс, но с места не сдвинулся, только его холка под пальцами Наргис окаменела.       - Наргис! – повторил пришелец отчаянно.       До боли и сердечной дрожи знакомые черты, синие глаза… Родные или чужие?! Наргис молчала, замерев и боясь пошевелиться, только всматриваясь в лицо, которое тысячу раз видела во сне, а теперь, наяву, боялась не узнать.       - Наргис… - безнадежно простонал Аледдин и закашлялся, прижав ладонь к губам.       - Ты?..       Она должна была вскочить, подбежать к нему, поднять с колен… Но вместо этого горько и упрямо повторила:       - Это ты? Точно ты? Тогда… скажи, что ты прислал мне в последнем письме. И… встань! Прошу тебя!       Он поднялся, отнял руку ото рта, снова посмотрел прямо в глаза Наргис, а потом через несколько невыносимо долгих мгновений, пока она не могла даже вдохнуть свободно, сказал:       - Я прислал тебе редкий нарцисс, белый с алой сердцевинкой. Наргис, любовь моя, если ты меня боишься, значит… я опоздал? Он был здесь?! Мой… брат?!       - Аледдин! – вскрикнула Наргис раненой птицей и бросилась к нему.       Три шага – много или мало? Она ждала целую вечность, чтобы их сделать, и теперь они показались невозможно длинными. Три шага – и вечность разлуки оказалась позабытой, словно ее никогда не было.       - Аледдин… - прошептала Наргис, пряча лицо у него на груди. – Ты пришел…       Сильные теплые руки обнимали ее за плечи, баюкали, как ребенка, а Наргис плакала, слезы текли свободно, без рыданий, заливая ее лицо и унося с собой затаенный страх, который она так долго не могла никому показать. Аледдин вернулся, и теперь все наконец будет хорошо! Ну не может ведь не быть, правда?       - Как ты… почему ты здесь? – проговорила она наконец, поднимая лицо. – Почему не написал, что приедешь?       - Прости, сердце мое, - улыбнулся он виновато. – Наргис, мои звезды и ветер… Прости! Я не мог тебе написать, побоялся, что письмо перехватят. И в сад к тебе прокрался как вор... Простишь ли?       Она знала, что должна ответить красиво и учтиво, как надлежит невесте, встречающей жениха. И слова подходящие сами просились на язык, не зря же прочитано столько книг. Что вором он стал давно, украв ее сердце… Или нет, она ведь сама это сердце отдала! Лучше сказать, что не может быть вором тот, кого давно ждут здесь как хозяина… Или…       Но Наргис лишь покачала головой и снова прижалась щекой к тонкой шерстяной рубашке, чувствуя тепло, идущее от Аледдина. Нет, она не хочет заемных слов и клятв, украденных у чьей-то любви, пусть и в самых красивых поэмах. Ничего чужого! И если невозможно выразить все, что она чувствует, значит, придется молчать. Лишь бы сердце не разорвалось от сладкого счастья.       - Наргис… - шепнул он снова, шевеля дыханием волосы на ее макушке. Любимый, долгожданный…       - Пойдем в дом, - попросила она, теперь уже сама заглядывая в его лицо. – Ты мой жених, никто не осудит. А если и осудят – все равно!       - Храбрая моя… - улыбнулся он снова и почему-то очень печально. – Хватит ли тебе смелости, моя Наргис? Я не пойду с тобой в дом, прости. Это слишком опасно для нас обоих. Джареддин следит за каждым твоим шагом, да и за моим тоже. У меня всего несколько часов, которые могут нам дорого обойтись.       - Джареддин… Ты знаешь? Ты все знаешь, да? – ахнула Наргис. – Как его остановить?! Это же против законов, и божественных, и человеческих! Он не должен… Я не хочу!       - Тише-тише, ненаглядная моя… - Он снова прижал ее, успокаивая, а потом зашептал на ухо: – Поэтому я и здесь. Поэтому – втайне. Никто не знает, что я приехал, даже моя мать на его стороне, не на моей. Наргис, душа моя, сердце мое… Уедем со мной! В Тариссе я хозяин, там добрый морской ветер почти излечил меня, и лекари говорят, что еще несколько лет – и здоровье совсем вернется. Любовь моя бесценная, ненаглядная… Я покажу тебе белые башни Тариссы, и мы будем жить в самой белоснежной из них! Ты станешь моей женой, как обещала, и никогда я не посмотрю ни на одну женщину, кроме тебя. Уедем, Наргис! Будь моими звездами и ветром, будь моей жизнью…       Горячий шепот обжигал, и Наргис таяла, плавилась в объятиях, которым не могла и не хотела ни в чем отказать.       - Уедем? – повторила она беспомощно. – Когда? Я должна написать дяде… и брату…       - Напишешь в дороге, - уверенно сказал Аледдин и коснулся губами ее лба. – Сердце мое, нам нужно бежать. Мой брат – страшный человек! Но даже он ничего не сможет сделать, если ты станешь моей женой сегодня же. Я все устроил, жрец уже ждет нас в храме, а возле храма – самые быстрые лошади на свете! К рассвету мы будем в Дарлае, сядем там на корабль… Он расправит паруса, как белые крылья, и умчит нас в Тариссу. Если… если ты все еще меня любишь, конечно. О, Наргис, не молчи! Может быть… ты выбрала его? Умоляю, скажи! Он сильнее меня, это верно. Здоров… И шах его любит… Наргис…       - Ты! Как ты мог такое подумать!       Она оттолкнула Аледдина и вырвалась, возмущенно смотря в застывшее лицо, на котором шевелились только губы.       - Никогда, слышишь?! Никогда я не пойду за ним к алтарю! – Наргис едва не разрыдалась снова от обиды. Неужели он мог подумать о ней так?! Неужели не поверил, что она ждала его все эти годы? – Будь проклят Джареддин, если встанет на нашем пути. В храм? Я готова! Прямо сейчас! В Тариссу? Хоть на край света!       Сладкая боль заливала ее изнутри, мешая думать, но обостряя каждое чувство. Сбежать из дома – позор? Пусть, она согласна быть опозоренной! Все равно хуже слухов, чем сейчас, о ней не пойдет. И притом, она ведь не наложницей покидает дом, не гулящей девкой! Аледдин отвезет ее в храм! А потом они уедут в Тариссу мужем и женой!       Белые крылья корабля, который унесет их к счастью, встали перед внутренним взором Наргис ясно, как настоящие, затмив все на свете. Все в том же сладком ледяном ознобе она снова шагнула к Аледдину. Барс, все это время лежавший у скамейки, снова зарычал, а потом жалобно заскулил.       - Прости, мой хороший, - обернулась к нему Наргис. – Я не могу взять тебя с собой. Не могу же, да?       Она просительно глянула на Аледдина, но тот виновато покачал головой и негромко сказал:       - Он не успеет за конями. Ты ведь не захочешь бросить его на полпути? Такой великолепный пес! Я пришлю за ним потом, обещаю.       - Слышишь, малыш? – Наргис шагнула к скулящему псу, наклонилась и порывисто его обняла, повторив: - Прости! Я за тобой обязательно вернусь! Или попрошу, чтобы тебя привезли. Ну прости, хороший мой!       - Наргис…       В голосе Аледдина послышалось нетерпеливое напряжение, и Наргис вздохнула.       - Я должна оставить хотя бы весточку, - сказала она умоляюще. – Меня же будут искать! Подумают, что похитили!       - И пусть думают именно так, - спокойно ответил Аледдин. – Пусть ищут тебя по всей Харузе, только не там, куда мы сбежим. Наргис, душа моя, если ты кого-нибудь предупредишь, Джареддину это станет известно сразу. Или тебе и вовсе не дадут уехать. Решайся сейчас, через несколько мгновений может быть поздно.       - Я… решила, - тихо, но твердо отозвалась Наргис. – Давно уже решила, когда поклялась… Я иду с тобой, Аледдин. Только… как мы выйдем? На воротах охрана… Как ты вообще смог сюда пройти?!       - За своей любовью я бы пошел даже дракону в пасть, - мягко улыбнулся Аледдин и протянул ей руку, которую Наргис взяла, понимая, что пути назад не будет. – Не бойся, душа моя, никто нас не остановит. Выйдем через калитку в конце сада, у меня есть ключ от нее.       - Ключ? Откуда?       - Чшшш… Я все тебе расскажу потом. У нас будет время, любовь моя. У нас будет столько времени, что хватит на все…       Обняв за плечи, он увлек ее на тропинку среди кустов, и Наргис пошла. Позади тонко и жалобно заскулил Барс, надрывая ей сердце. И Наргис бы сочла это плохим предзнаменованием, но больше не верила ни в приметы, ни в гадания, ни в темных джиннов! Ни во что, кроме тепла руки Аледдина, который вел ее за собой.