Хранитель равновесия

      — Почтенный, мне вовсе не нужно зелье от лихорадки! Ну где вы у меня ее нашли? Сварите только травяной сбор на гранатовом соке, чтобы восстановить кровь. И никакого снотворного, ради Света!       Маленький лысый человечек в светлом балахоне и красно-белой головной повязке целителя возмущенно фыркнул в ответ и уже набрал воздуха для очередной речи о неразумных чужестранцах, воображающих, будто что-то понимают в медицине. Этих горячих тирад Раэн выслушал уже три — по одной на каждое новое средство, которое ему пытались скормить, и слушать еще одну не было никакого желания.       — Сделайте, как он говорит, почтенный, — послышалось от двери.       Толстячок шумно выдохнул, бросил на строптивого пациента последний негодующий взгляд, развел руками и колобком выкатился за дверь.       — Да хранят вас боги! — от души поблагодарил Раэн и с интересом посмотрел на вошедшего.       Раньше они точно не встречались. Можно было не запомнить лицо, настолько обычное, что отвернись — и через несколько минут не узнаешь этого человека в толпе. Но внутреннюю силу, которой от него веяло, так просто не забудешь.       Худощавый сероглазый мужчина, одетый просто, но опрятно, как обычный горожанин, спокойно выдержал его взгляд и поклонился, приложив ладонь к груди.       — Рад служить дорогому гостю, — сказал он с легким местным выговором. — Как вы себя чувствуете, уважаемый?       — Вашими заботами, дорогой хозяин, лучшего и желать нельзя, — отозвался Раэн, не погрешив против истины.       Час назад он проснулся в чистой светлой комнате, где все просто дышало удобством и надежностью. За время беспамятства его раздели и обтерли раствором ароматизированного уксуса, бережно смыв грязь и кровь. Постиранная и починенная одежда лежала рядом, а стоило Раэну сесть в кровати, как дверь распахнулась, и парнишка лет четырнадцати осведомился, угодно ли гостю принять целителя.       Спросили об этом явно из вежливости, потому что целитель тут же появился и принялся окружать Раэна ревностной заботой. Мази, порошки, пилюли и притирания, средства от потери крови, от лихорадки, от плохого сна, слабости и разлития желчи, для восстановления правильного течения энергии в теле… Еще немного, и Раэн бы не выдержал, высказав достопочтенному коллеге все, что думает о его манере пичкать пациентов ненужными лекарствами. Так что хозяин дома, если это он, появился очень вовремя.       — Благодарю за гостеприимство, — добавил Раэн и все-таки отдал должное искренним стараниям лекаря. — У вас очень умелый целитель.       — Один из лучших в Салмине, — со спокойным достоинством подтвердил вошедший, присаживаясь на резную скамеечку рядом с кроватью. — Могу я еще что-нибудь сделать для вас, уважаемый господин?..       — Раэн. Арвейд Раэн, маг и целитель, — вежливо улыбнулся чародей и добавил, соблюдая правила вежливости, принятые у Ночной Семьи: — Случается, друзья зовут меня Бродягой.       — А враги?       В серых глазах, нечасто встречающихся на Восточном континенте, тлели насмешливые искорки и нечто еще, что Раэн пока не смог распознать.       — По-разному, — в тон собеседнику сообщил целитель, удобнее устраиваясь среди горы пестрых расшитых подушек. — Но для приличного общества большинство этих слов не годится.       Сероглазый улыбнулся, и его неприметное лицо словно засветилось изнутри неожиданным обаянием.       — Забавно, — уронил он. — Я, пожалуй, и не припомню, когда мое общество считали приличным. Что ж, меня зовите Крысоловом. Это годится и для друзей, и для врагов.       Ага, значит, все-таки Ночная Семья. Только они, представляясь, не называют обычного имени, пока не узнают собеседника получше.       — Рад знакомству, господин Крысолов, — отозвался Раэн. — И чтобы не случилось недоразумения, позвольте сразу сказать, что я не принадлежу к Ночной семье. Просто иногда оказываю услуги добрым знакомым.       — Понимаю, — кивнул Крысолов. — Рад приветствовать вас в Салмине, почтенный Раэн. По душе ли вам наш город?       Раэн неопределенно пожал плечами. Тот еще вопрос, конечно… Назвавшийся Крысоловом неторопливо встал, ушел в соседнюю комнату и вернулся с небольшим серебряным кувшином и парой стаканов. «Левша, — невольно отметил Раэн. — Или недавно повредил правую руку, теперь бережет». Склонившись над столиком рядом с кроватью, Крысолов наполнил стакан густым красным вином. Узкокостный и жилистый, как большинство восточников, он действительно напоминал бездомного кота, осторожного, давно одичавшего зверя из тех, что и крысу придавят с отработанной четкостью и с таким же бродячим псом не побоятся схлестнуться. Тертая порода, опасная, жизнью со всех сторон битая… Раэн с благодарностью взял стакан, пригубил. Вино сейчас очень кстати, силы надо восстанавливать побыстрее.       — Как мне город? — задумчиво сказал он. — Пожалуй, так сразу и не скажу. Наверное, это зависит от того, что в нем сейчас происходит. Не поделитесь ли новостями, господин Крысолов?       — Просто Крысолов, — чуть заметно усмехнулся салминец. — Какой из меня господин? А в городе у нас теперь тихо. Вот уже второй день, как тихо.       — А до этого?       — А до этого было шумно, — меланхолично откликнулся ночной брат, снова присаживаясь. — Недолго, правда. Вам с чего начать?       — Да как вам сказать, господин Крысолов. То есть, извините, просто Крысолов. — Раэн безмятежно встретил проницательный взгляд салминца. Не было никакой нужды таиться от этого сероглазого котяры, но и особо откровенничать незачем… — Представьте, что я в Салмину приехал сегодня, а не неделю назад. Вот про эти дни и рассказывайте.       Все он прекрасно понимал, стоит лишь в глаза посмотреть. Одна только одежда Раэна, пропитанная каменной пылью, потом, кровью и подземной вонью, чего стоила. Но любопытство пока благоразумно держал при себе. То ли расспрашивать посланника гильдии Крысолову было не по чину, то ли ждал подходящего момента. И по-прежнему лихорадочно блестела непонятная искорка в глубине слишком уж спокойных, равнодушных до наигранного безразличия глаз.       — Как скажете, почтенный, — кивнул Крысолов и размеренно продолжил: — Хотя рассказывать особо нечего. Как нам жилось раньше, вы знаете, наверное? — Раэн кивнул. — Ну вот. А дней пять назад жрицу у нас в городе убили. Госпожу Лаому, настоятельницу малого храма. Возвращалась откуда-то вечером, да лихому человеку и попалась. Храмовые псы взбесились, конечно, всю Салмину кинулись перетряхивать, только без толку. Я так думаю, вряд ли это кто-то из местных. Не похоже. Ее весь город знал, славная девушка была. Говорят, порезали ее страшно… Так храмовые начали хватать всех, кто под горячую руку подвернулся. Городскую тюрьму в один день забили, а она ведь у нас пустая стояла. И велено было всем добрым людям сидеть по домам, не высовываясь, даже торговлю прикрыли. Паломники боялись из гостиниц выйти. Да что там, службы в храмах при закрытых дверях шли, только для своих. Одной страже по улицам невозбранный проход.       Рассказывая, Крысолов смотрел куда-то в пространство мимо Раэна, размеренно и четко роняя слова. Однако Раэн не обманывался: сомнительно, чтобы от прищуренных глаз салминца ускользнуло хоть малейшее изменение в лице гостя.       — Ну, а еще через два дня что-то там у них случилось, и вся стража с улиц исчезла, словно их демон унес. Патрулей несколько осталось, да и то не в каждом конце города. А потом…       Он запнулся, то ли подбирая слова, то ли мысленно возвращаясь на эти несколько дней назад.       — Что потом? — поинтересовался Раэн, потягивая прохладное вино.       — Слухи поползли, — бесцветно ответил салминец, по-прежнему не глядя на него. — Странные такие слухи. Будто с Хозяйкой Салмины случилось что-то совсем непонятное. И определенно нехорошее, поскольку больше ее уже никто не видел. И стражи опять-таки не было. Это потом уже узнали, что большинство храмовых просто смылись из города быстрее, чем тараканы от щелока. А тогда народ повалил на улицы, и началась…       — Резня, — уронил Раэн, чувствуя, как леденеют губы.       — Резня, — тихо согласился Крысолов, пристально разглядывая солнечный блик на дальней стене. — И я вам, почтенный Раэн, своей шкурой клянусь, что Ночная Семья вовсе была и ни при чем. Очень уж нас мало осталось в славном городе Салмине. А иначе, кстати, резни могло и не быть. Наверняка бы не случилось. Ну, сами посудите, к чему нам кровавые реки? Это ведь никак делам не способствует, а совсем наоборот. Но горожане решили по-другому. И опять же, будь стражи побольше… А так их просто смяли. Он жестко усмехнулся, наконец-то оторвав взгляд от стены, и в упор посмотрел на Раэна. — Глотните-ка еще, почтенный, а то на вас лица нет. Видели когда-нибудь, что толпа может сделать с человеком? Похоже, видели. Но кто бы мог подумать, что наши тихие горожане настолько не любят закон? И ту самую стражу, что так старательно берегла их покой?       Раэна передернуло. Что бывает с жертвой озверевшей толпы, он действительно знал. Перед глазами на мгновение встало лицо десятника, который пришел за Халидом. И лица двух его подчиненных. Совсем молодые, еще безусые лица. «Они отправляли на смерть людей, — безжалостно напомнил он себе. — Десятки, сотни людей. И далеко не все из обреченных заслужили свою судьбу. Они помогали Сулиет, кто за звонкую монету, кто ради яростной идеи. Так или иначе, они все были такими же преступниками, как и человек, сидящий напротив, а может, и большими. По счету отнятых человеческих жизней эти юнцы, наверное, обогнали Зеринге. Да, они не убивали сами, своей рукой. Они всего лишь отдавали обреченного, уже познавшего смертельный ужас человека на казнь. И считали, что их руки чисты».       — Сколько? — с трудом шевельнул он онемевшими губами.       — Сотни полторы-две, — ровно отозвался салминец. — Было бы и больше, да среди наемников оказалось много неглупых парней. Неглупых и нетрусливых. Они сначала в казармах попытались отсидеться, а когда в окна факелы полетели, завалили входы и ушли. Под землей ушли, старыми катакомбами. Даже несколько десятков своих по городу отбили. Их, конечно, все равно бы не выпустили, катакомбами за городскую стену не выйдешь, а народ у нас упрямый и злопамятный. Но время храмовые выиграли, а там на их счастье подоспел высокочтимый наиб с отрядом. И стало в Салмине тихо. Вот уже второй день живем в полной благости.       — Наиб ир-Дауд?       — Он самый. Серьезный человек, и люди у него как на подбор. Тоже серьезные. Так что шутки с волей у нас быстро кончились.       — Так, значит, наиб сейчас в Салмине? — спросил Раэн и вспомнил, как шел два дня назад по пустому городу, над которым струились дымные столбы — не бывает бунта без пожаров да грабежей. Крысолов молча кивнул.       — Тогда, уважаемый, позвольте вас попросить еще об одной услуге.       — Все, что смогу, почтенный Раэн, — учтиво склонил голову Крысолов.       — Пусть кто-нибудь отыщет в отряде светлейшего ир-Дауда наемника по имени Халид ир-Кайсах. Скажите ему, что вы от чужестранца, которому он подарил нож в гостинице «Черный лев». И приведите сюда. Это можно устроить?       — Для дорогого гостя можно устроить все, что он пожелает.       Легко поднявшись, Крысолов направился к двери. Однако у самого порога обернулся. Раэн вопросительно поднял брови. Казалось, ночной брат так и выйдет, не произнеся ни слова, но, поколебавшись, он судорожно вдохнул, выдохнул и посмотрел на Раэна, лихорадочно блеснув глазами.       — Могу ли я вас кое о чем спросить, почтенный?       — Спросить — можете, — спокойно встретил его взгляд Раэн. — Но ответа я не обещаю.       — Я видел вашу одежду, — с явным трудом проговорил Крысолов. — Вы ведь были в подземелье? В храмовых катакомбах?       — Это и есть ваш вопрос? Мы оба знаем, что я там был.       Раэн допил вино из серебряного стакана, уже согревшегося в ладонях. Салминец на несколько мгновений закусил губу, а потом все-таки решился:       — Мой брат… Он пропал три месяца назад. Я знаю, что он мертв. Но я хочу знать другое. Как? Что это было?!       Серые глаза требовали и умоляли одновременно, Раэн видел, как побелела полоска шрама на смуглой щеке, как бьется тонкая жилка на горле.       — Не стоит, Крысолов, — мягко произнес он, не отводя глаз. — Право, не стоит. Ваш брат мертв, и этого не изменить. Я сочувствую вам.       Салминец упруго шагнул к нему от двери. Раз, другой…       — Почтенный Раэн, прошу вас! Я должен это знать. Буду вашим вечным должником, только расскажите мне все. На коленях умоляю!       Он еще раз шагнул и качнулся, действительно собираясь опуститься на колени. Раэн поспешно выставил вперед ладонь.       — Ну что вы, незачем! Я… Я просто не знаю, как сказать… Хорошо. Эти слухи о чудовище — правда. Все, кто пропал за последние полтора года и не был казнен, погибли в катакомбах.       Раэн на мгновение прикрыл глаза. Груда костей в тупике. Пожелтевших, тщательно обглоданных костей. Пустые черепа, дочиста очищенные вездесущими серыми тварями, ребра, берцовые кости… А вот этого Крысолову знать определенно не нужно. Он ведь даже похоронить брата не сможет — лишенное плоти тело попросту не опознать в бесконечных кучах останков. Салминец ждал, напряженный, как тетива натянутого лука, и Раэн заставил себя солгать, смутно надеясь, что ложь была не слишком большой.       — Поверьте, Крысолов, это была легкая смерть. Быстрая и безболезненная. Существо, которое Сулиет заточила в катакомбах… Оно убивало, чтобы выжить самому, но жертвы не мучило.       Острая боль мучительно прострелила виски и затылок, багровыми огнями вспыхнула перед глазами, затмив комнату, Крысолова, солнечный день… Раэн едва не застонал. Что ж, неудивительно. Ложь не для него, и за ней непременно следует наказание, а убедить себя самого в том, что аккару всегда и со всеми был милосерден, не получалось…       — Вы уверены?       — Я был там, — кивнул Раэн, молясь, чтобы ночной брат не обратил внимания на двусмысленность этого подтверждения.       — И вы убили его?!       — Нет. Я его выпустил.       Яростная вспышка в серых глазах, побелевшие губы…       — Я выпустил его, — устало повторил Раэн, наблюдая, как медленно рождается понимание во взгляде собеседника. — Он провел полтора года в катакомбах. В темноте, голоде и надвигающемся безумии. Невольным палачом на службе Хозяйки Салмины. Он тоже имел право на свою долю мести.       — Сулиет?! Это… оно ее убило?!       — Да. И я не думаю, что с ней он был так же милосерден.       Узкие губы ночного брата тронула злая улыбка, и Крысолов низко поклонился, прижав руку к груди.       — Хорошо! — выдохнул он. — Я ваш должник, почтенный Раэн. Мой дом — ваш дом! Отдыхайте, я пока займусь вашим поручением.       Дверь за ним мягко закрылась, оставляя Раэна в одиночестве. Любопытно, как удалось Крысолову уцелеть в городе, вычищенном Сулиет старательнее, чем рачительная хозяйка драит свою кухню? Раэн вспомнил другие, похожие на эти глаза. Что-то у них было неуловимо общее, у этих двоих, родившихся на разных континентах и в разные эпохи, одного из которых и человеком-то нельзя было назвать. То ли манера двигаться — точная и стремительная, то ли полная расслабленность опытного хищника в моменты покоя, то ли холодные искры уверенности в глубине одинаково серых с отливом старого серебра глаз.       Раэн усмехнулся, вспомнив их последний разговор с Витольсом. Расскажи кому угодно — не поверят и правильно сделают! Нежить такой силы заботливо укрывает жертву одеялом, добывает лекарство и поджаривает печенку на костре, разведенном для удобства раненого человека. Да он бы сам не поверил. Древний кровосос, по доброй воле называющий свое имя? Дичь!       А какой щелчок по самолюбию! Растянувшись на кровати, Раэн насмешливо улыбнулся в пустоту. Как ты там обещал Фарису? Приехать, найти, убить, уехать? Простенькая работа — охота на чудовище! Перед глазами упорно стояло лицо Сулиет — спокойное, безмятежное, непредставимо милое.       И груды чистеньких костей в боковом тупике храмового подземелья.       Раэн тихо рассмеялся. Смех перешел во всхлип. Охота… Охота на чудовищ. Кто здесь был чудовищем? Он стиснул пальцы, не замечая, что все еще держит стакан, и опомнился, только когда тонкое серебро смялось в его ладони, словно сырая глина. Тоненькая девочка с глазами старухи, что же ты наделала?       Десятки, сотни смертей в наглухо закрытых катакомбах. Сгусток эманаций смерти, долгие месяцы копившийся в подземелье. Роскошный подарок, преподнесенный древнему существу, с незапамятных времен спящему под Салминой. И кровавая волна, что прокатилась по городу. Боль, ужас, смерть… Выброс темной энергии, направивший всю эту Силу в нужное русло как раз накануне ритуала почитания Младшей Сестры!       Похоже, в этот раз ей предстоит проснуться гораздо раньше. И намного более сильной, чем обычно. Настолько сильной, что она вполне может не пожелать уснуть на очередные десятилетия. Веками, если не тысячелетиями, жрицы Салмины поддерживали тонкий энергетический баланс, не позволяя Младшей Сестре проснуться окончательно. Но теперь, когда в небе стоит предсказанная Ушадцем комета, чаша весов рискованно покачнулась.       Раэн глухо застонал, уронив стакан мимо столика прямо на ковер и бессильно уткнувшись лицом в подушку. Что же ты наделала, девочка с веснушками! Что ты натворила!       Вот и новый кусочек мозаики-головоломки: теперь ему известно еще одно имя Спящей в Камне, а заодно и место исполнения пророчества. Только заплачено за это знание слишком дорого.       Раэн снова с бессильной горечью вспомнил молодых стражников, умиротворенно посапывающих под его чарами. Он готов был присягнуть перед кем угодно, что из города вовремя убрались как раз те, кто служил Сулиет за тяжелую монету, а честные солдаты вроде того десятника остались, чтобы погибнуть под палками, кухонными и мясницкими ножами, просто быть затоптанными и разорванными на куски. Да, Хозяйку Салмины следовало остановить. И он успел вовремя. В самый последний момент. На грани чего-то страшного, непоправимого по самой своей сути. Но цена!       Из глаз текли злые бессильные слезы, впитываясь в пестрый шелк подушки, и Раэн даже не думал останавливать их. Что дороже на весах справедливости: жизни преступников, негодяев, подонков или жизни честных парней, защищавших покой своего города? И почему этот город так поступил с ними?! Да потому, что нельзя остановить тьму в человеческих душах другой тьмой, силой, страхом и кровью. Им не нужен был закон и порядок Сулиет, но установить свой закон они тоже не хотели. Проклятые люди! Никогда ему не понять их, тех, за кого он постоянно рискует жизнью и шкурой. Неблагодарные, подлые, жестокие твари! Прожорливое, жадное, похотливое стадо!       Стиснув зубы, он снова застонал в подушку от горькой тоскливой ненависти к людям и презрения к себе за такие мысли. Он вспомнит, он обязательно вспомнит и других, отмеченных божественной искрой разума, любви, великодушия, но это потом. А сейчас нужно дождаться Халида и уйти из этого гостеприимного дома, чья роскошь оплачена Ночной Семьей. Уйти по улицам, еще пахнущим болью и страхом, кровью и смертью. Уйти, чтобы придумать, как вытащить этот проклятый город из Бездны, в которую Салмина сама себя упорно сталкивала столько времени.       Охота на чудовище — снова вспомнилось ему. Что ж, эту партию он если не выиграл, то хотя бы свел вничью. Только все сильнее казалось, что определение чудовища стоит пересмотреть. Чем, к примеру, не чудовище весь этот чистый, тихий и спокойный город, где так приятно и безопасно было жить?       — Определенно, меня тошнит от Салмины, — прошептал Раэн, проваливаясь в тяжелый сон. — И самое мерзкое, что все только начинается. А прежде, чем оно закончится, я наверняка возненавижу этот город от самых глубоких подземелий до храмовых шпилей. Я вообще не уверен, что его стоит спасать. И знаю самое меньшее двоих, что со мной согласились бы. Их тоже от Салмины с души воротит. Поразительный город… Похоже, собрат-целитель все же подлил мне снотворного. Или это Крысолов постарался? Он-то со мной вино не пил. Плевать… Скорее бы появился Халид. Первое, что я сделаю, когда выберусь из этого дома, найду какую-нибудь харчевню, где до меня никому нет дела, и напьюсь. До галлюцинаций. До потери памяти. И пусть все летит в Тридцать Третью Преисподнюю, на самое дно, где безусловно и заслуженно обитает теперь душа Сулиет. Интересно, а ее саму никогда не мутило от родного города? Теперь уже не узнаю. С удачной охотой тебя, хранитель… С удачной охотой.

* * *

      Закутавшись в теплую шаль, Наргис тихонько пробиралась по ночным коридорам дворца, молясь благим богам, чтобы никого не встретить по дороге. Конечно, амулет все так же надежно укрывал ее от чужих взоров, но, кроме глаз, есть еще уши. Да и столкнуться с кем-нибудь можно, а от этого чародейская невидимость не защитит. Марей, узнав тайну серебряных птичек, восхищенно поцокала языком, но призналась, что сама ни сотворить подобного, ни продлить срок действия амулета не может. Очень уж тонкая работа!       Что ж, если боги, которым за дни досталось от Наргис множество молитв и обещаний, ее услышали, все будет хорошо и так. Прежде, чем уехать с письмом к ее дядюшке, Маруди дотошно выяснил распорядок дворцовой охраны, а Марей утащила у стражника тонкий серебряный кругляш на шнурке — пропуск с магической печатью, которая позволяла ходить по дворцу и саду, не подняв тревогу.       Стражника, наверное, наказали, и Наргис было перед ним очень стыдно, однако другого пути выбраться из владений Аледдина она не видела.       Потом, как они и договорились, Маруди повез письмо, а Марей и госпожа Аруджи забрали свою награду и покинули дворец. Никаких препятствий им не чинили, да и с чего бы? Трюкачи — люди вольные. Не захотели остаться при светлейшей госпоже, которая одарила бы их милостями, сами виноваты! Служанки, которые ухаживали за Наргис, только вздохнули с облегчением, очень уж им надоели капризы почтенной гадалки. Арба с волами, двумя женщинами и собакой растворилась в огромной Тариссе, как крупинка соли растворяется в котле супа, и Наргис вздохнула свободнее. А ночью она дождалась, пока служанки в соседней комнате уснут — благо здесь к ней такую строгую охрану не приставляли — торопливо оделась, выскользнула из комнаты и пустилась в тайное путешествие по дворцовым коридорам, все ближе и ближе подбираясь к выходу. Конечно, сами ворота не для нее, они огромные, в одиночку тяжелые створки не откроешь, да и стража рядом с ними бдительная. Но если дождаться смены караула и незаметно пройти вдоль стены в левую сторону две сотни шагов, там будет калитка, через которую во дворец доставляют кухонные припасы. Открывается она ключом, поэтому через час после полуночи Марей будет ждать за стеной, чтобы волшебством открыть калитку снаружи.       Да, опасно! И если бы фокусница отказалась помогать, Наргис в голову не пришло бы ее упрекнуть. Но Марей сама предложила! Без нее ничего бы не получилось, и Наргис просто таяла от благодарности к отважной и хитроумной названой сестре. Очередной коридо был освещен слабее других, лампы здесь коптили, словно их заправили не совсем чистым маслом, и Наргис едва не закашлялась. Прижала руку ко рту, потерла горло… Тщательно следя за временем, в очередной раз уколола руку, напоив амулет кровью. Свернула за угол, перевела дыхание… Еще немного — и она окажется на свободе!       Темная тень отделилась от стены, шагнула наперерез Наргис, и знакомый голос мягко сказал:       — Какой прекрасный амулет, никогда не видел столь изысканной работы. Но если светлейшая госпожа пожелала прогуляться по дворцу, ей нет нужды прибегать к таким хитростям. — Выйдя на свет, почтенный Айро помолчал, глядя на онемевшую от ужаса Наргис и так же ровно добавил: — Я буду счастлив проводить госпожу, куда она пожелает. И прежде, чем вы решите отказаться или утаить истину, позвольте предупредить, что безделушка, которую одолжила у стражника почтенная Марей, вам не поможет. Плохим я был бы джандаром, если бы не знал, что творится в моем дворце. Итак, светлейшая Наргис, вы согласны мне довериться?