Хранитель равновесия

      — Я приехала… Наргис запнулась и беспомощно покосилась на почтенного Айро, который так и сидел на горе подушек.       — Светлейшая Наргис, вас смущает мой джандар? — легко догадался Аледдин о ее затруднении. — Если дело не только важное, но и тайное, я попрошу его уйти.       — Умоляю почтенного господина Айро о прощении, — с трудом улыбнулась Наргис, вспомнив, что нужно быть любезной. — Но тайна, которую я должна поведать светлейшему Аледдину, касается чести моей семьи. Я не вправе доверять ее кому-то еще.       — Разумеется, светлейшая госпожа! — Господин Айро встал, поклонился и сообщил: — Мой господин, я зайду к вам после ужина, если позволите. Много дел в городе.       — Идите, Айро, — благосклонно кивнул ему Аледдин и, стоило джандару выйти, снова повернулся к Наргис.       — Я попала в беду! — выдохнула она и сама удивилась: куда исчезли все объяснения и оправдания, что она готовила для Аледдина с того момента, как поняла обман его брата. — Страшную беду! И не знаю, что делать!       — Я слушаю вас, драгоценная.       Голос Аледдина был участлив, и сам бывший жених смотрел на нее ласково, но Наргис никак не могла забыть, с каким равнодушием он решал судьбу Маруди. Вот уж и правда воплощенная справедливость! Но никакого милосердия…       — Светлейший Аледдин… — Наргис помолчала, собираясь с мыслями, которые разбегались, как стая испуганных цыплят. — Ваш брат обманом принудил меня к брачным клятвам. Я произнесла их у алтаря, уверенная, что обещаю вам… Он пришел в мой дом, присвоив чужое имя… ваше имя! Уговорил меня бежать с ним и стать его женой… Вашей женой! А когда я поклялась перед ликом богов, он открыл мне правду и увез к себе домой…       Она всегда знала, что стоит начать признаваться в чем-то, и будет легче с каждым словом. Но не сейчас! Аледдин слушал внимательно и бесстрастно, на его лице, пугающе похожем на лицо Джареддина, не отражалось ничего! Ни гнева, ни презрения, ни жалости… Наргис рассказывала, и безжалостная память возвращала ее к ужасу и отвращению той ночи, потом — к страху, когда она осознала крепость ловушки, в которую попала, а еще потом — к надежде, которая не позволила сдаться, заставила сопротивляться до последнего. Она рассказывала, как Джареддин обещал ей настоящую свадьбу, роскошную и почетную. Как она обманула его и сбежала с помощью Маруди. Как скрылась в повозке трюкачей и приехала с ними в Тариссу, преодолев многодневный путь за одну ночь благодаря верности и заботе чинского мудреца…       Если бы она услышала эту историю от кого-то другого, непременно сочла бы вымыслом! Красивой увлекательной сказкой из тех, что служат забаве и поучению юных девиц… Аледдин молчал, и Наргис, наконец, тоже умолкла. Сплела пальцы на коленях, пытаясь сдержать противную мелкую дрожь, покосилась на бывшего жениха… Человека, который писал ей письма, достойные великих влюбленных. Таких, как Марут и Джани, что вошли в легенды. Ей казалось, что у них с Аледдином такая же любовь! Ну и пусть жестокая судьба их разлучила, любви это не помеха!       — Светлейшая Наргис, — негромко заговорил Аледдин. — Верно ли я понял, что мой брат не принудил вас взойти на ложе?       Наргис кивнула, мечтая провалиться сквозь землю от стыда. Хотя стыдиться-то ей как раз было нечего!       — Очень непредусмотрительно с его стороны, — уронил Аледдин. — Даже неосторожнее, чем называться моим именем. Хотя… Он же не назвал себя Аледдином ир-Джантари прямо?       — Он говорил, что Джареддин — его брат, — растерянно сказала Наргис. — Что мы уедем в Тариссу, где он управитель. Он говорил о себе как об Аледдине и не возражал, когда я называла его этим именем! А жрец, когда произносил имя жениха, закашлялся! Он лгал!       — Скорее, умалчивал, — бесстрастно возразил Аледдин. — И намеренно вводил в заблуждение. Мне жаль, светлейшая Наргис. О, как мне жаль, что этот человек носит со мной одно имя. Имя ир-Джантари, которое он опозорил подобным святотатством.       — Так вы мне поможете, светлейший?! — воспрянула Наргис. — Я приехала к вам, потому что он угрожал моим родичам. Он сказал, что погубит дядю и Надира, если я буду искать защиты у них! И он… вас ненавидит… — добавила она почти шепотом, отводя глаза.       Подумалось, что на Аледдина она тоже навлекла нешуточную опасность. Конечно, шахский наиб способен себя защитить, но все-таки он не чародей…       — Светлейшая и драгоценная Наргис, какой помощи вы от меня ждете? — спокойно спросил тот, о ком она думала. — Мне лестно, что из всех людей вы избрали меня, чтобы доверить эту тайну. И я признаю, что моя семья виновата перед вами. Мой брат обманул вас и оскорбил вашу добродетель, это непростительно. Однако брак был заключен по правилам. Девица берет в мужья того мужчину, с которым стоит перед алтарем, его имя при этом неважно.       — Но он обманул меня!       Слезы наполнили глаза Наргис, и она сдержала их огромным усилием воли.       — Он обманул меня… — повторила она шепотом, глядя на бесстрастного незнакомца, которого совсем не знала. — Я не хочу быть его женой. Я всегда… любила только вас. Когда вы прислали то письмо, в котором отказались от брака, отец начал искать мне нового мужа. Я подчинилась его воле, но только разумом, не сердцем… Аледдин, что мне делать? Я лучше умру, чем стану женой Джареддина…       — Успокойтесь, драгоценная Наргис. — Он глянул на нее так ласково, что Наргис на мгновение снова обрела надежду. — Я попробую помочь вашей беде. Мой брат поступил недостойно, мой долг — известить об этом государя нашего шаха. Пресветлый государь выслушает обе стороны и разберет это дело по справедливости. Если он признает, что вы были обмануты…       — Что тогда? — дрогнувшим голосом спросила Наргис.       — Тогда, возможно, вы получите развод.       — Возможно? Возможно?!       — Да, светлейшая Наргис, возможно, — терпеливо вздохнул Аледдин. — Конечно, до суда и приговора пресветлого государя вам придется вернуться к супругу… Или в дом вашего брата, если он на это согласится.       «В дом брата, — подумала Наргис, испытывая тихий и какой-то тошнотворный ужас. — Не мой дом… А брата! Я вышла замуж и больше не могу считать этот дом своим… И Аледдин говорит об этом так просто и спокойно, словно иначе быть не может…»       — Я не вернусь в дом ир-Джантари, — сказала она вслух. — Надир примет меня. Конечно, он меня примет! Иначе…       Она снова запнулась. Иначе — что? Да, Надир ее любит. Они всегда были близки. Правда, в последнее время отдалились, но истинная преданность проверяется не счастьем, а бедой. Надир ее не предаст! Но если вдруг он решит, что его сестре пора выйти замуж…       — Не отчаивайтесь, драгоценная Наргис, — попросил Аледдин, глядя на нее чистым спокойным взором. — Пресветлый государь справедлив. Я сам буду просить его дать вам свободу. А пока ваш брат или дядя приедет за вами, вы будете в моем доме в полной безопасности.       — Вы очень великодушны… светлейший… — Губы Наргис старательно тянулись в улыбке. Воспитанная девица непременно должна улыбнуться на такое любезное предложение. — Но что, если Джареддин… приедет за мной первым? И потребует вернуться к нему?       — По законам божественным и человеческим вы его жена, пока пресветлый государь не сказал обратного. Конечно, вам придется уехать с ним. Но это ненадолго, я уверен.       — Ненадолго… — повторила Наргис.       Мысли теперь не только разбегались, но еще и путались. Ясно она понимала только одно. Аледдин ир-Джантари, шахский наместник Тариссы, и вправду воплощение правосудия. О, если бы она была сиротой, которую обделили наследством, или обиженной девицей, требующей замужества… Лучшего защитника и судьи она бы не смогла пожелать! Но с таким же спокойным лицом и ясным взором Аледдин вернет ее ненавистному мерзавцу, просто потому, что так положено! Потому что Джареддин ее муж, пока шах не велел им развестись. А если он не велит?! Если в споре двух братьев шах встанет на сторону другого брата?! Не наместника, живущего вдали от двора, а придворного чародея? Который, между прочим, недавно спас шахзаде от тяжелой болезни…       «А что бы сказал Джареддин, если бы мир перевернулся, и я пришла просить о помощи его? — подумала Наргис, борясь с дурнотой. — Что бы он сказал, если бы я бросилась к нему, сбежав из дома законного мужа? Да, он негодяй, похититель, обманщик… Все, что он делал, он делал не ради меня, а ради утоления своих желаний! Но если бы я просила помощи, неужели он отдал бы меня другому? Тому, кто мне страшен и ненавистен?»       «Все, на что способен мой брат — это посылать тебе сладкие письма…- вспомнилось ей. А потом еще: — Тот, кто любит звезды и ветер, не видит за ними тебя… Я никому не позволю притронуться к тебе, ни одному мужчине на свете, и если ты не будешь моей, то не станешь ничьей».       «Но силой он меня все-таки не взял… — Мысли текли отрешенные, как-то разом успокоившись, Наргис глядела на Аледдина. Это было больно, так больно, словно она схватила охапку розовых ветвей, и острые шипы впились разом и в руки, и в грудь. — Я ошибалась. Я думала, что важна для Аледдина. Однако закон и справедливость для него важнее. Нет, не справедливость, а только закон! Нет справедливости в том, чтобы вернуть меня ненавистному мужу!»       — Светлейший Аледдин, я благодарю за то, что подсказали мне верный путь. — В этот раз Наргис не улыбалась. Незачем, все равно ее улыбки здесь никому не нужны, а учтивость… Да в Бездну учтивость! Она всегда старалась быть почтительной, любезной, послушной, благовоспитанной… И что, ей это помогло?! За глаза ее поливали грязью, а в лицо обманывали и предавали! — Но если кому-то и обращаться к пресветлому государю по этому делу, то моим старшим родственникам. Я намерена уехать в Гюльнарид, куда мой дядя отправлен служить наместником, и попросить у него защиты у него и Надира.       — Драгоценная Наргис, я не могу вам этого позволить, — мягко возразил Аледдин, и мир Наргис, в очередной раз перевернувшись, опять разлетелся на осколки. А бывший возлюбленный продолжал с бесконечной ровной убежденностью в своей правоте: — Дороги опасны, мне придется дать вам отряд сопровождения, но даже так я не буду уверен, что с вами ничего не случится. Вы можете написать письмо и спокойно подождать здесь, пока дядюшка и брат за вами приедут.       — Не могу! — Если терпение Аледдина было похоже на безбрежный океан, то у Наргис оно почти закончилось, оказавшись мельче лужи. — Джареддин заберет меня обратно! Как только он поймет, что я ускользнула, он отправит людей сюда и в Гюльнарид. Отправить письмо и дождаться ответа — это слишком долго, Джареддин успеет раньше!       — Он ваш муж, — сказал уже не просто незнакомец, а тот, кого Наргис даже представить себе не могла. — И судя по тому, что вы рассказали, он не намерен причинить вам вред. Вы и так совершили недопустимую и неслыханную дерзость, покинув его дом и отправившись в путь без надлежащего сопровождения. Вы можете ждать решения суда здесь или у него, но рисковать жизнью и честью я вам не позволю.       — Не позволите?! По какому праву?!       — По праву вашего родственника, моя драгоценная Наргис, — так же ласково и терпеливо улыбнулся ей Аледдин. — Пока шах не вынес приговор, Джареддин — ваш супруг, а я его брат. И как ваш деверь я обязан о вас позаботиться. Не беспокойтесь, в моем доме вас примут со всеми почестями, положенными моей возлюбленной невестке.       — Вы писали мне письма, Аледдин… — прошептала Наргис. — Вы клялись мне в любви…       Она до боли стиснула пальцы, пытаясь увидеть в ледяных синих глазах хотя бы искру…       — И я люблю вас по-прежнему, — сказал Аледдин, вставая. — Но больше не имею права говорить о своих чувствах. Прекрасная Наргис, вы всегда будете госпожой моего сердца, но я не стану тревожить ваше. Я всегда знал, что когда-нибудь это случится, и мне придется умолкнуть. Обещаю, больше я вас не побеспокою ни письмом, ни лишней беседой. Раз вы хотите избавления от моего брата — мой долг помочь вам в этом. А после — дать вам свободу и от своих бесплодных притязаний.       Он вышел, и Наргис еще несколько минут сидела оглушенная. Потом встала и тоже покинула комнату. В коридоре к ней подбежала служанка и повела обратно. Наргис шла, ничего не видя вокруг, едва сдерживаясь, чтобы не разрыдаться, не закричать, не сделать что-то еще — бессмысленное и не способное помочь.

* * *

      Утро обмануло все его ожидания. За ночь силы должны были вернуться, а Раэн чувствовал, как теряет последние. Пока он смирно лежал у прогоревшего костра, все было не так уж плохо, но стоило откинуть коврики и попытаться встать, как мир закружился волчком, теряя краски и звуки, а земля поторопилась уйти из-под ног. Чтобы выбраться из подвала по шаткой лестнице, потребовалось немало времени, а потом Раэн еще долго сидел на гнилой садовой скамье, пытаясь отдышаться. В ушах рокотал океанский прибой, перед глазами летали черные мошки.       Раэн через силу рассмеялся, но получился едва ли не всхлип. Выйти в город? Обессилевшим бродягой в изорванной и вонючей одежде? Хорошо, если его заберет первый же храмовый патруль и бросит в местную тюрьму для разбирательства, что бродяга успел натворить. А то ведь добрые люди Салмины наверняка могут просто прибить подозрительного чужеземца, чтобы не разносил заразу…       Вздохнув, он принялся накладывать самые простенькие чары незаметности, какие мог представить. То, что раньше требовало небрежного касания Силой, превратилось в тяжкий труд. Снова и снова он плел волшебную сеть, старательно и терпеливо, словно ученик-первогодок. Теперь пару часов никто не обратит на него внимания… Только далось это недешево. Когда Раэн закончил, по его спине струился холодный пот, руки дрожали, а перед глазами, стоило встать со скамьи, опять потемнело. Он едва не рухнул в очередной обморок, но обошлось, отделался гадким металлическим привкусом во рту — памяткой о потере крови. И это значило, что следует поторопиться.       Старая калитка скрипнула, выпуская его наружу. Раэн глянул на тусклое зимнее солнце и пошел в сторону сердца города — базарной площади, вокруг которой выстроились лучшие харчевни и караван-сараи. Сначала нужно найти убежище и отлежаться, остальное подождет.       Город Младшей Сестры встретил его безмолвием пустынных улиц и страхом, сочащимся из плотно закрытых ставнями окон. Это посреди белого дня! Предгрозовое напряжение залило Салмину от серого булыжника мостовых до верхушек храмовых башен, Раэн ощущал его кожей, как яд, растворенный в чистой озерной воде и превративший ее в липкую грязь гнилого болота. А еще… Нет, ему не показалось, то тут, то там над Салминой поднимались столбы дыма — в городе что-то горело.       «Прямо сейчас я никому не могу помочь, — напомнил себе Раэн. — Что бы здесь ни творилось. Я должен восстановить силы, а люди… Люди пусть справляются сами, это ведь их город».       Шаг за шагом переплетение полузнакомых улиц вывело его почти к базарной площади. Точнее, к харчевне, где он обедал перед встречей с Сулиет. И тут удача улыбнулась ему холодной усмешкой, напомнившей клыкастые улыбки аккару.       Возле крыльца, небрежно опираясь на резные перила, тихо разговаривал с молоденькой служанкой парень, рассказавший Раэну, где найти Халида. Теперь, когда эти двое, круглолицые и кареглазые, стояли рядом, уже подмеченное сходство просто бросалось в глаза. Брат и сестра, наверное…       Раэн устало порадовался, что не стал пакостить именно в этой харчевне. Даже чаевые щедрые сестренке оставил. Хотя толку от этого, он же тогда был под личиной. Зато братец наверняка его запомнил. Ах да, нужно незаметность скинуть!       Парень резко обернулся на звук его шагов и, не скрываясь, бросил ладонь на рукоять длинного кинжала, что висел у него на поясе. «Смотри-ка, — отметил Раэн так же устало, — в Салмине стали ходить с оружием. Что ж, этот хотя бы не даст сестру в обиду. Только стоило ли оно того?»       Еще несколько шагов он прошел тяжело, едва не шатаясь от слабости. А потом ноги отказались нести его дальше, и Раэн присел на ступеньки того же крыльца, возле которого стояла парочка. Вспомнил компанию, что пила вино у городских ворот… Если он ошибся, получится нехорошо. Очень неудачно получится! Но идти куда-то еще сил уже нет, придется рискнуть.       Девушка, глянув на него, испуганной птичкой порхнула внутрь харчевни, а парень хмуро поинтересовался:       — Ты что здесь позабыл, бедолага? Наш хозяин милостыню не подает.       Раэн усмехнулся. Вот, значит, как он выглядит. Что ж, хотя бы сразу не погнали, без разговоров.       — Старшего позови, — велел он, с трудом шевеля губами, онемевшими, будто на морозе.       Парень поставил ногу на ступеньку рядом с Раэном, прищурился, заглянув ему в лицо.       — Что-то я тебя не понимаю. Говорю же, здесь нищих не привечают. Иди-ка подобру-поздорову, пока хозяин тебя пинками выгнать не велел. Вон, постой за воротами, я тебе лепешку вынесу.       «Надо же, добрый! — восхитился Раэн совершенно серьезно. — Рисковать гневом хозяина ради какого-то нищего?! Но неужели не вспомнил?»       Он глубоко вздохнул, поймал взгляд недоверчивый хмурый взгляд парня и спокойно повторил:       — Позови старшего. Того, что со шрамом. Прямо сюда. Немедленно.       Наверное, стоило вложить в голос немного магии, но сил на это уже не было. Ничего, и так отлично вышло. Салминец даже не успел огрызнуться, ответ застрял у него в горле, а через мгновение он повернулся и бегом кинулся исполнять приказ.       Раэн глянул ему вслед и снова измученно усмехнулся. Что-что, а распоряжаться так, чтобы нельзя было ослушаться, его учили с детства, как только начал говорить. Право повелевать… Оно пропитало плоть и кровь его бесчисленных предков, чтобы передаться их потомку. Впрочем, почему бесчисленных? Ровно двести пятьдесят шесть поколений. Двести пятьдесят шесть императоров и императриц на троне Вечной империи. Нечего сказать, ну и бестолочь досталась им в наследники! Хорошо еще, что он четвертый сын и даже в страшном сне себя не увидит на троне… Ох, только бы продержаться еще немного…       И он продержался. Ненадолго проваливаясь в тревожное забытье, все-таки дотянул до возвращения посланного, который явился не один. Тот, кто был нужен Раэну, если только его опыт и наметанный глаз не врали, быстрым упругим шагом прошел по двору, остановился перед крыльцом и сидящим на нем чародеем. Парень, что его привел, замер чуть поодаль, присматривая за выходом на улицу. Глянув на Раэна, человек со шрамом ждал, не произнеся ни слова, и Раэн с трудом разлепил пересохшие потрескавшиеся губы. Бездна побери Ночную семью с их ритуалами и тайными словами. Надо же придумать такую бессмысленную красивость! Запомнить несложно, зато выговаривать непослушным языком долго!       — У красных роз шипы, а белые ночью не пахнут.       Не успел он договорить последнее слово, как понял, что угадал. Попал в середину мишени первым же безнадежным выстрелом!       Тот, кто пришел по его зову, коротко, со свистом втянул воздух сквозь зубы, как от удара, и медленно выдохнул. Смуглое лицо с росчерком шрама застыло, глаза расширились и впились в лицо Раэна, которого снова начал бить озноб. А потом человек со шрамом тихо и очень четко спросил:       — Что я могу сделать для вас, уважаемый?       — Горячего вина… — попросил Раэн, безуспешно пытаясь сдержать дрожь. — А потом лекаря и отлежаться.       — Вы ранены?!       Он быстрым опытным взглядом обшарил одежду Раэна, задубевшую от подземной пыли.       — Нет… Крови много потерял… — попытался объяснить Раэн.       Получилось непонятно, но это уже было неважно. Его собеседник махнул парню, тот подскочил, и они вдвоем подхватили Раэна, уже начавшего сползать на крыльцо. Свинцово-серые тучи закрутились вокруг чудовищной каруселью, затягивая хранителя в тяжелую липкую пелену, однако это уже было неважно. Он справился, дошел и теперь точно выживет.

* * *

      Вернувшись в спальню, она упала на роскошное ложе и все-таки разрыдалась. Две служанки, приставленные к ней, переполошились, принялись хлопотать, пытаясь утешить, и Наргис, не прекращая плакать, попросту выгнала их из комнаты. А потом долго всхлипывала, уткнувшись лицом в подушку и не думая ни о чем, кроме того, что мир в очередной раз рухнул. Хотя, если быть честной, мир ни при чем. Разбился не он, а глупые надежды и мечты, которые Наргис так долго лелеяла.       Вечером к ней вошла Марей. Посидела рядом, глядя, как Наргис лежит на кровати, уставившись в стену, положила руку ей на голову и погладила, а потом деловито осведомилась:       — Ну и что случилось? Жених оказался мерзавцем?       — Нет, — ровно ответила Наргис. — Он не мерзавец. Он прекрасный человек. Справедливый, великодушный. Хочет обо мне позаботиться…       Вот теперь слова лились так легко, что она сама поразилась! Марей кивала, слушая, а когда в спальню проскользнула Аруджи, Наргис и вовсе не заметила. Гадалка присела на кровать у нее в ногах и тоже принялась кивать и слушать. И с каждым словом Наргис становилось легче, так что она выложила все! Все страхи, мысли, подозрения…       — Я не знаю, кто он! — выдохнула она, садясь и глядя на двух женщин, которые за неделю стали ей почти родными. — Но это не может быть тот Аледдин, которого я знала! И я не понимаю, откуда взялся Джареддин?! И почему только я вижу, что с ним что-то неладно?! Марей, ты же волшебница, есть такая магия, чтобы у человека появился двойник?!       — Разная магия есть… — буркнула Марей. — Двойник — дело нехитрое, а вот чтобы люди вокруг думали, будто он всегда был — тут я и не знаю, как надо ворожить. На такое разве что боги способны!       — Или горная дева, — промолвила молчавшая до этого Аруджи. — Что уставились? Не слышали о таких? У нас в горах рассказывают историю, как одна глупая женщина не могла родить, а сына ей очень хотелось. Ну и нашла горную деву, чтобы вымолить ребеночка. Та долго отказывалась, потом сказала, что поможет, но если дело не к добру обернется, чтобы потом на нее не жаловались. Велела принести воды из чистейшего источника, землю родных гор, вишневых ягод, еще чего-то… Смешала это все, добавила своей крови и сотворила для женщины сына! Да не младенца, а сразу взрослого. Только глупая горянка не успела сходить к далекому роднику и набрала воды из обычного колодца, а колодец оказался грязным… Юноша был красивым и сильным, но полным зла. Он едва не погубил свою семью, а потом и все селение…       — И что дальше?! — взмолилась Наргис. — Чем закончилось?       — Убили его, — безразлично сказала Аруджи. — Что же еще?       — А ведь похоже… — протянула Марей. — Сотворила сразу взрослого, да? Вот почему ткань мироздания плывет и колеблется вокруг этих двоих! Попробуй-ка внушить людям, что они всегда видели двоих там, где сначала был один! И понятно, почему это в записях видно, слово запечатленное обмануть потруднее, чем сказанное.       — Но почему другие этого не видят? — растерянно сказала Наргис. — Почему только я?!       — Не знаю, — честно призналась Марей. — Но если шахский чародей не рожден женщиной, а сотворен волшебством, кажется, я знаю, кто мог это сделать.       «Госпожа Минри не ходит дорогами обычных смертных, — вспыхнуло в памяти у Наргис. — Тем, у кого в жилах течет кровь, не по пути с теми, у кого там горная вода и вишневый сок…»       — Минри? — выдохнула она, даже привстав. — Она — горная дева?! Она могла сотворить такое?!       Фокусница и гадалка посмотрели на нее одинаково — пристально и словно предостерегая.       — Госпожа Минри много что может, — тихо сказала Марей. — Очень много… Но сделала ли она именно это — тебе никто не скажет, кроме нее самой. Хм, что-то я не пойму. В сказке у женщины детей не было, потому ей сына и захотелось. А у почтенной матушки твоего жениха хоть один-то сын изначально был! Зачем ей второй?       — Не знаю, — вздохнула Наргис. — И ее не спросить. Безумна она… А госпожа Минри мне ничего не сказала.       — А с чего мы взяли, что это наиб — рожденный, а чародей — сотворенный? — поразмыслив, вопросила Аруджи. — Вдруг наоборот?       — Нет.— Наргис покачала головой. — В бумагах пропадает имя Джареддина, а не Аледдина. Значит, он вторым и появился. И еще… Я, кажется, знаю, зачем госпоже Лалин понадобился второй сын. — Она обхватила себя руками за плечи, мгновенно озябнув от жуткого предположения, и выдавила: — Аледдин болен. Говорили, что смертельно. Он отказался взять меня в жены, потому что целители ему обещали полгода жизни. Самое большее — год. Но прошло уже несколько лет, а он живет и даже управляет городом… Если Лалин хотела спасти ему жизнь, а горная дева вместо здоровья для больного сына подарила ей другого…       — Эти могут, — согласилась Аруджи. — Если та Лалин в договоре ошиблась, к примеру. Попросила не так или не то. Вот любопытно, а братцы-то знают, кто из них настоящий? Говоришь, чародей наиба ненавидит? А тот его?       — Аледдин? В нем нет ни любви, ни ненависти, — горько сказала Наргис. — В нем как будто вообще никаких чувств нету! Он говорит, что любит меня, но разве это любовь? Они как отражение… Отражение! Минри сказала об этом! Я спросила, как спастись от Джареддина, и она ответила: «Если хочешь лишить дракона одного крыла, присмотрись к другому. Ищи ответы на вопросы в зеркале, спроси у отражения». Она знала! Даже если это сделала не она, Минри точно знает, что один из двоих ненастоящий! Но… как лишить дракона крыла?!       — Отрезать, — брякнула Аруджи, и в спальне стало тихо-тихо.       — Я схожу с ума… — прошептала Наргис, когда молчание стало вовсе невыносимым. — О чем я думаю? О волшебстве, сотворенных двойниках, а теперь… о смерти? О том, как убить шахского чародея, чтобы… что? Если Джареддин умрет, что будет с Аледдином?! Что, если Аледдин жив только потому, что у него появился двойник? Одно я знаю точно, нужно бежать отсюда. Если Джареддин меня поймает, уже никогда не выпустит. Когти у него и вправду драконьи. Нужно бежать! А как? Аледдин меня не отпустит… И вас я бросить не могу…       — Ой, и как мы раньше жили? — фыркнула Марей и тут же серьезно кивнула.       — Бежать — надо. Ничего, сейчас что-нибудь придумаем. Как говорит почтенная Аруджи, что стала мне дороже родной тетушки, не родился мужчина, которого женщины не смогут обвести вокруг пальца.