C'est dur kan on est seul

Яркий свет бьёт по глазам, и Максансу хочется сделать шаг назад, чтобы спрятаться от него. Он слышит шум толпы, но с трудом может разглядеть хоть что-то, и это пугает ещё больше — он не может зацепиться ни за что взглядом, ни может разглядеть ни одной детали, и все попытки дышать ровнее разбиваются в один миг, когда он спотыкается о какой-то провод, но никто не поддерживает сзади. Никого нет рядом. Он один. Он остался один. «Ты можешь приехать?» Максанс дрожащими пальцами набирает сообщение, но отправляет его совсем не тому, кому на самом деле хотел бы. «Его снова нет?» «Я не справлюсь один. Пожалуйста, помоги.» Максанс закрывает глаза. Закрывает глаза, когда произносит слова благодарности. Закрывает глаза, когда приходится смеяться — временами настроение действительно поднимается, но он давит из себя этот смех, потому что сил нет даже на улыбку. Закрывает глаза после того, как долго смотрит на свои сцепленные в замок руки и вспоминает, как, кажется, совсем недавно сжимал чужую хрупкую ладонь, которая дарила невероятное спокойствие и чувство защищённости. Пожалуйста, помоги. Ты так нужен мне. Максанс закрывает глаза, чтобы не плакать. На схёмках не было ни музыки, ни закадрового голоса... Но это ИХ песня. Максанс видел эту сцену тысячу раз, видел, как её снимали. Обнимал запыхавшегося после бега Акселя, целовал его влажные волосы. И знал, теперь абсолютно точно знал, что чувствовал Элиотт оставшись там в тоннеле. Но Аксель не бежал к нему, как Лука бежал к Элиотту. Максанс был один. Агата пыталась уберечь его, как могла. Максанс не выпускал из рук телефон, ловил на себе то ли осуждающие, то ли сочувствующие взгляды каста, но постоянно трогал телефон, успокаиваясь только благодаря сообщениям сестры. Но даже это не могло заставить его отвести взгляда от зала. Не могло заставить его перестать ждать, искать взглядом взъерошенную копну волос и любимые голубые глаза. Почему ты больше не любишь меня? Аксель остыл. Перестал звонить, чтобы рассказать о первой ерунде, которая пришла ему в голову. Перестал желать спокойной ночи. Отказался увидеться тогда на теннисе, сославшись на компанию друзей. Аксель исчез из его жизни и забрал с собой всё светлое и тёплое, что в ней было, оставив только тоску и отчаяние. Агата пыталась вытащить. Уводила прочь из толпы, шептала на ухо дурацкое стихотворение из детства, прижимала к своему плечу. И молчала, с трудом сдерживая слёзы, не находя в себе сил сказать любимому брату, что Аксель не придёт. Больше не придёт. Он смог выйти из роли, вернуть прошлую жизнь и оставить всё хорошее в тёплых воспоминаниях о своей лучшей роли. Смог, но не настолько хорошо, чтобы выдержать это, не настолько хорошо, чтобы снова увидеть Максанса и заставить себя ничего не чувствовать. Максанс ошибся. Максанс оставил в прошлом всё остальное. Всё, кроме своей глупой, наивной, но впервые настоящей любви. И теперь у него не осталось ничего. — Поехали домой, — он шёл за сестрой, словно покорный робот, больше не пытаясь сдерживать слёзы и улыбаться. Больше это было не нужно. В родительский дом. Сбегая ото всех, от самого себя. Агата сказала, что разбитое сердце не склеить; Агата обещала, что не отпустит его руку, пока боль не утихнет. Максанс сжимал её ладонь крепче и закрывал глаза, чтобы вообразить, будто его тело способно чувствовать хоть что-то, кроме холода. Тяжело, когда мы одиноки.