Don't let go of my hand...

- Да ты шутишь! - девчонка на вид лет пятнадцати шумно отпила коктейль из трубочки и скривила недовольное лицо, рассматривая метку на запястье друга - Вот уж сочувствую... - протянула она и пожала плечами, выкидывая бумажный стаканчик в ближайшую урну рядой со скамейкой в парке, где они и сидели. Ли Юран, довольно симпатичная, но добрым характером явно обделенная, тот вид людей, которые вечно суют нос не в свои дела и пытаются умничать имея при этом минимальный набор знаний. Чимин таких не любил, но та по каким-то причинам словно хвост ходила за парнем еще с первого дня их знакомства в детском доме. - С чего бы? - Пак морщится пряча метку за рукавом кофты и думает, что зря он согласился на предложение Ли прогуляться. Просто настроение было невероятно хорошее и как-то все само собой вышло - Чимина, неужели ты и правда такой глупенький - начинает гнуть свою линию девчонка, а Пак в очередной раз закатывает глаза и желает оказаться подальше отсюда, желательно поближе к его соулмейту, метку с которым они получили всего неделю назад - Он же отпрыск отверженных, такие как он не должны существовать - и Чимина накрывает, он первый раз в жизни думает, что ударить особу женского пола - это не грех, а особенно если это Юран, язык которой, кажется, вообще без костей. Чимин уже было хотел высказать все, что думал, но... - Из-за таких погибли мои родители - он только прикусил нижнюю губу. Да, он знал это. Мир идеальный до тошноты, все в нем правильно. В этом мире нет смертельных болезней или несчастных случаев, так же как и нет людей, тех пар, что отказывались бы от своего дитя, отдавая его в детдом, поэтому брошенных детей было очень мало. В основном это были "отпрыски отверженных", как их называли и не любили в общем-то, куда бы те не шли, ну и те дети, чьи родители погибли по вине самих отверженных, желая ступить за черту дозволенного им этим миром, поплатились многими жизнями и судьбами. Чимин тоже был из таких, его родители погибли в аварии, когда мальчику было три года. Их машина вылетела с моста. Мужчина, что был за рулем, отец Чимина, едва не сбил перебегавшую, почему-то поперек, женщину с ребенком за руку, та явно от кого-то бежала. Мальчик отлетел в другую сторону в итоге отделавшись переломом руки и ушибами, а женщину выкинуло с моста в след за машиной, то была мама Юнги, а он сам еще долгое время не понимал, что произошло. Их определили в один детдом - там они и познакомились, что странно Пак никогда не ненавидел отверженных, не чувствовал неприязни к Юнги, они сдружились сразу же, вот только находясь все время рядом - были полными противоположностями друг друга. Юнги вечно дразнили и не любили другие дети, такие как Юран, что страдали от ошибок глупых взрослых, что решили пойти против природы, против того, что сверху устанавливает законы для всего живого. Чимин решил быть его защитником, его ярким солнцем и мягкими объятиями, в которых оба ребенка, лишенные родительской любви, нуждались. Он решил быть с ним до конца. Но... Он почему-то никогда не задумывался о том, что могло бы быть все иначе. - Чимина-а? Эй?! Ты что уснул? - девчонка махала перед его глазами своей маленькой ладошкой и недовольно морщилась. Тот вздрогнул, будто просыпаясь от долго сна - Вот же - фыркнула в своей привычной манере и взяла так называемого друга, хоть Пак и не считал, что они настолько близки, чтоб так ее называть, за запястье, тыкая пальцем прямо в имя, выведенное на смугловатой коже - Это все очень грустно, но с судьбой не поспоришь... - она отпустила его руку, вставая со скамейки, видно собираясь уходить - Тяжело же тебе придется. Никому не пожелаешь всю жизнь прожить с тем, по чьей вине ты потерял все... Он любит... Он правда любит... Но почему же тогда внутри что-то больно трескается? Он всегда думал о том, что совсем не важно кем Мин является на самом деле, кто его родители, какого его состояние, что мир для него - это приятные и не очень запахи, это тепло или холод, это мягкие, гладкие, шершавые предметы... но не цвета совсем. Не яркость ясно-голубого неба, не гладь синего моря, не расстилающиеся поля зеленой травы, не высокие деревья или такие прекрасные цветы, которыми сам Пак мог любоваться часами. Мир, который так привычен для Чимина никогда не будет известен Юнги. Юнги ограниченный во многом, он изначально родился, чтобы быть одиноким, чтобы не видеть того, что происходит вокруг него, Юран была права? Он просто плод несчастья... Он думает, что так глупо поддался на общепринятое мнение, что в миг становится стыдно. Нет! Все чушь это! Он обещал быть до конца! Плевать ему, что говорят другие, плевать, что у него ничего нет, кроме его соулмейта - это уже больше, чем нужно. Это весь мир неправ, а Юнги ни в чем не виноват, ведь он тоже жертва. Ведь он не просил об этом всем. Сам Пак знает, насколько сильно Мин страдает по этому поводу, как сильно он ненавидит сам себя, поэтому он будет рядом, обязательно будет. Он соскакивает со скамейки и быстрыми шагами идет к нему, к тому у кого сердце свое нарочно оставил, отдал на сохранение и тот его сбережет, как самое важное и ценное в своей жизни, Пак знает. Вот только все чаще на глаза попадаются семьи, счастливо гуляющие по улицам, дарящие друг другу ласковые улыбки. И в этих семейных отношениях столько теплоты, сколько Чимин за всю свою жизнь не видал и что-то колет больно под ребрами, в горле горчит и давит. Он жмурится, чтобы не видеть, чтобы не думать о том, о чем не стоит... Он просто бежит к Юнги со всех ног... *** "- Мы переночуем здесь одну ночь и завтра днем снова в дорогу" - приятные прикосновения подушечек пальцев к мягкой ладошке и Юнги кивает, слыша, как Чонгук щелкает, видно включателем. Ему до сих пор не по себе и немного странно от всего происходящего, от всего того, что ждет их впереди. Кажется, словно их путь только начинается, на самом деле он начался в тот момент, как они познакомились, с того момента, как Чонгук позвал его поговорить наедине, с так любимой Юнги, ласкающей слух, музыке его любимого композитора. Да, все началось именно в тот день и так резко все закрутилось, словно в одном несчастном дне попытался вместиться как минимум месяц, но сейчас он здесь. Юнги не знает как далеко они уже уехали от города, не знает, как долго ехали, но он, вроде бы, даже успел вздремнуть в машине, вслушиваясь в музыку в плеере. В воздухе веяло прохладой, а за открытым окном не было и малейшего шума, кроме шелеста листьев деревьев, когда ветер их раскачивал. Он так и остается стоять посреди комнаты, пока Чонгук не берет его за запястье и не сажает на кровать, включая, видно для фона, телевизор. "- Ты проголодался? - на что получает кивок от Мина и улыбается, пускай слепой парень этого не видит совсем - Посиди немного, я выйду ненадолго закупить еды" - он уже собрался уходить, как почувствовал, что его схватили за рукав кофты. Тонкие пальцы Мина намертво вцепились в парня, заставляя обернуться и посмотреть на мягкие розовые губы. - Отведи меня в душ - просит парень и поднимается с кровати. Он выглядит и чувствует себя совсем беспомощным, ему правда неловко, но теперь они одну жизнь на двоих делят и все, что он может - это быть благодарным Чонгуку за все, что тот для него делает. А он делает... Спрашивает справится ли тот самостоятельно и получая в ответ обиженный и немного оскорбленный кивок, награждает Мина полотенцем, парой мыльных принадлежностей и чистой одеждой, провожая слепого парня в ванную комнату, настраивая ему воду. - Иди уже, я же не совсем беспомощный инвалид - пытается направить невидящий взгляд в глаза Чона, но вновь выходит криво и он "смотрит" куда-то в подбородок, чем вызывает улыбку у Чонгука и тот оставляет мягкий, короткий поцелуй на губах Юнги. Все это выглядит очень мило и глухонемой парень, наверное, счастливые в жизни себя не чувствовал, потому что обнимает того, с кем против мира всего пошел, крепко-крепко и ему кажется, что весь мир сейчас в его руках и большего-то и вовсе не нужно. Чонгук уходит, оставляя Юнги в номере одного, тот минут десять просто стоит под горячими каплями, пытаясь смыть с себя все напряжение, весь страх, что преследует его еще с того дня, когда крики людей дали понять ему, что они пересекли черту невозврата, что ад теперь стелется под их ногами ковром. Но это невозможно. Его не смыть, не отмыть, даже не притупить немного, он чувствуется колющими разрядами на коже - это просто маленькая толика их наказания, всего лишь маленькая часть - ответственность за чужие смерти. Они в какой-то мере стали убийцами, сколько же людей их ненавидит? Еще через пять минут, помывшись и натянув на себя чистую, приготовленную Чонгуком одежду, он выходит из ванной комнаты. На ощупь. Врезается в тумбочку, чуть не свернув с нее что-то похожее на вазу, садится на кровать, облегченно вздыхая. Все же крайне сложно ориентироваться одному в новом помещении. За открытым окном шумят деревья и редко проезжающие машины, в телевизоре что-то безостановочно говорят, а он падает спиной на кровать и, когда уже почти проваливается в сон, слышит, как по телевизору, приятным голосом ведущей, объявляют об опасности, призывают быть осторожнее и немедленно сообщить в полицию, если наткнутся на двоих людей, чьи фотографии, по видимому, были показаны на экране, после называя их с Чонгуком имена. И вот оно, то самое чувство, когда воздуха категорически не хватает, а грудь словно сдавило плотными, до сих пор сжимающимися, тисками. Он отчаянно пытается сделать судорожный вздох, а в голове эхом отдаются слова ведущей про то, что полиция уже во всю ведет их поиски, и что не стоит волноваться, но для своей же безопасности лучше лишний раз никуда не высовываться. В висках едко, то тошноты, пульсирует страх в перемешку с паникой, так ощутимо, что едва ли не оглушает парня, к горлу подкатывает неприятная желчь, его бы, наверное, уже вытошнило, вот только он даже не помнит, когда последний раз ел. Юнги подскакивает с кровати, вцепляясь пальцами в свои колени, тяжело и загнанно дыша, с огромным трудом пытаясь привести себя в сознание и лишь усилием воли отогнать панику подальше. Все хорошо, это еще не конец, у них есть шанс уехать как можно дальше, просто нужно бежать не останавливаясь, у них совсем нет времени на отдых, да и Чонгук уже вымотан, он точно был за рулем больше суток, но вот сколько точно парень не может сказать, скорее всего он уже с ног валится, ведь если Юнги удалось хотя бы немного вздремнуть в машине, то Чон глаз так и не сомкнул, и все же он ушел еще закупиться едой, вместо того, чтобы принять приятный душ и сразу завалиться спать под бок, охраняющего его сон, Мина. Откуда-то из вне, за дверью снятого ими номера, слышится треск и падение чего-то тяжелого от чего парень, сидящий на кровати, вздрагивает и переводит не видящий взгляд в сторону двери, когда слышит раздирающий все нутро, заставляющий заходиться сердце в бешеном ритме и вновь покрываться пеленой паники, крик. Началось... Нет, продолжается. Она уже здесь, быстрее любой полиции, страшнее самой лютой и безжалостной казни, ступающая по пятам. Ей все равно, как она сделает свою работу, насколько кровавое после будет поле ее казни и сколько жизней она унесет с собой - такие пустяки ее совсем не волнуют, она просто каратель. Слепая как Юнги, глухая как Чонгук и жестокая как весь этот мир, не знающая пощады и границ. Дверь резко открывается, с громким, трещащим стуком, ее ручка бьется о стену, наверняка оставляя на ней вмятину и Юнги отчетливо слышит шаги Чонгука, массивными кроссовками по скрипучему, деревянному полу. Тот бегает по комнате, шуршит сумками и только минуты через полторы подбегает к парню и, садясь около него на корточки, берет его ладонь в свои руки, сжимая ее и целуя холодные, длинные, такие эстетически невероятные, пальцы слепого, сам жмурится и расслабляясь, выводит на его ладони знаки. "- Нам надо уходить" - совсем коротко, а Юнги понимает - тот тоже видел новости, наверняка на первом этаже или в магазинчике, где он закупался был телевизор, ему и слышать не нужно было, только посмотреть на экран, улавливая взглядом две фотографии - " Прости Юнги, я..." - он не дописывает, отпускает холодную ладошку и утыкается в костлявые колени своего парня. Он так чертовски устал, он так хочет спать. Голова уже раскалывается, гудит, а глаза слипаются, тело едва его слушается и ему нужно хотя бы пару часов сна, хорошо хоть он успел прикупить несколько банок энергетика и вместе с продуктами закинуть их в машину прежде, чем подняться к Юнги и забрать его. Чонгук чувствует себя виноватым, не рассчитал, слишком поверил в свои силы, а теперь останавливаться уже поздно, не возможно даже, нужно только бежать, двигаться вперед не останавливаясь. На самом деле он и не собирается сдаваться, слишком большая цена его слабости. При смерти будет, но увезет подальше своего мальчика, спрячет его, чтоб никто не нашел, не достал до него своими гадкими руками, не прикоснулся к его счастью. Он убережет. Он обещал... Закрывает глаза, чуть приподнимая уголки губ вверх в легкой улыбке, когда ощущает любимые им пальцы в своих волосах. Они мягко проходятся по всей голове, перебирая черные, мягкие пряди, ласково массируют кожу, чересчур успокаивающе, словно усыпляя... Словно говоря, что все будет хорошо, что я здесь... я рядом... я с тобой и так будет всегда, просто сейчас нужно немного перетерпеть, но мы вместе, поэтому это не станет для нас проблемой. Вот только проблема в том, что человеческие силы не безграничные и даже энергетик Чонгуку слабо помогает. Он не спал уже двое суток, если считать и время до их отъезда и сейчас его хватает лишь на четыре часа езды, после которых он сворачивает в какую-то полузаброшенную деревушку, где едва ли кто-то даже телевизор смотрит. Время уже пять утра, а старые полуразвалившиеся дома, в хмуром рассветном тумане, смотрятся жутковато. Он останавливает машину, заезжая в какие-то слишком разросшиеся кусты, где их маленького четырехколесного друга будет не заметно, и глуша мотор, практически мгновенно отключается, даже не отстегивая ремень безопасности. Юнги какое-то время сидит в тишине, пытаясь прислушаться к звукам снаружи, но слышит лишь мерное и тихое посапывание сбоку, тянется к парню рукой и, обводя легкими прикосновениями его лицо: лоб, веки и губы, отмечает, что тот все же заснул. Улыбается сам себе и тяжело вздыхает, тихо открывая двери, так, чтобы не разбудить Чона. Он с особой осторожностью нащупывает рядом забор и, прикрывая за собой дверь автомобиля, двигается вдоль деревянного ограждения. Практически мертвецкая тишина вокруг немного пугает парня, но лучше уж так, чем слушать чьи-то задушенные болью крики, он шумно сглатывает, когда натыкается ногой на что-то твердое и, слегка наклонившись, ощупывает, видимо, клумбу, облегченно вздыхая. У Юнги внутри все кубарем, он даже толком не знает, что ему чувствовать - радоваться ли, что на какое-то время они оказались в безопасности или бояться, что их и здесь найдут. Сколько у них времени на отдых - знает только Бог, если он есть, конечно. Хотя последнее время парень категорически отказывается в него верить, их миром правит нечто иное, более ужасающее и, возможно, всемогущее. Он уже морально устал от всего этого... Делает еще шаг вперед, спотыкаясь о что-то железное по звонкому звуку и падает вперед, наваливаясь на нечто похожее на дверь, видимо, калитку. Та со скрипом открывается, позволяя незваному гостю упасть внутрь на голую, усыпанную мелким камнем, тропинку. Мин недовольно шипит, ободранные ладони с локтями начинает щипать сразу же, не давая толком понять, что произошло, а еще кажется, что он бедром зацепился за что-то острое, потому что то пронизывало пульсирующей болью. Он двинул ногой вперед, чтобы подняться, упираясь ладонями о землю, но сразу же взвыл от кольнувший боли в бедре, похоже "что-то" не хило его повредило. Парень схватился за больное место и кое как попытался все-таки встать, опираясь о все эту же калитку, лучше бы он остался в машине, дернуло ж его высунуться наружу, наверняка Чонгук будет очень беспокоиться и злиться, в первую очередь на себя, что не доглядел. Этого Юнги хотел меньше всего - принести лишних проблем парню, тот и так слишком много для него делал. - Кто ты? - звонкий, чуть низковатый голос разбил на мелкие осколки утреннюю тишину деревушки, как и мысли Юнги. Последний крупно вздрогнул, поворачивая голову в сторону голоса, тот шел изнутри калитки, видимо от самого дома. Тихое шуршание камня, видимо под чьими-то ногами, этот "кто-то" двигался прямо на Юнги, резко останавливаясь напротив - Твои глаза... Ты что, слепой..? *** Звонкая, до тошноты противная трель дверного звонка, наизнанку выворачивала и без того, сходящего с ума, Чимина. Он, в очередной раз зарываясь в свои жестковатые от регулярного обесцвечивания, розовые... слегка уже отросшие, волосы, пальцами и сжимая их, потушил очередную сигарету в переполненной бычками пепельнице, туда же сплевывая. Окно на кухне было открыто на растопашку, а он даже не ежился от окутывающего его тела, мороза. Ему было уже, по-правде, все равно, жутко хотелось спать, кажется он не ложился на кровать с прошлого четверга. Дремал где придется - в кресле, за столом на кухне, а то и вовсе однажды уснул в каком-то дешевом клубе на диванчике под громкую, раздирающую перепонки, музыку. Как ему это удалось - сам не знает. Метка на его руке уже не зудела, ее просто жгло нещадно огнем, временами так сильно, что иногда даже хотелось просто напросто отрубить себе руку. Пак тяжело вздохнул, очередная трель разнеслась по маленькой квартирке, сопровождаемая громкими несдержанными стуками, кажется, еще немного и дверь к чертям просто вынесут - Я, блять, знаю, что ты дома! Открывай! - по ту сторону двери рычат, низким, глубоким голосом, но почему-то Чимин в нем слышит только отчаянье в перемешку с еле скрываемыми слезами - Клянусь, Пак Чимин, я выломаю это ебучую дверь! - еще ряд бесконечных звонков, вместе с тяжелыми стуками. Парень по ту сторону, наверняка уже себе все руки отбил, потому что начинает пинать дверь ногами и только после этого Пак устало слезает с подоконника и идет в прихожую, лениво поворачивая защелку и открывая все-таки многострадальную дверь, та со скрипом бьется о стену, пропуская практически влетевшего во внутрь гостя, который берет хозяина квартиры за грудки и начинает яростно трясти, прижимая того к стенке и ловя на себе испуганный взгляд - Тэхен? - голос хриплый и подрагивающий, Чимин схватился за запястья парня, чтобы немного ослабить его хватку, но помогло с трудом, тот только сильнее встряхнул Пака. - Это ты... Это все твоя вина! Ты, блять, во всем виноват!