Мы, ставшие тьмой

      Жар течёт через Джин, и Джин и есть жар.       Первое время — минуту первую, может, дольше, а может, много короче, космос не имеет времени и не признаёт секундных стрелок, — Джин ещё пытается бороться. Пытается отталкивать лезущую ей в лицо, в горло и под кожу густо-алую тьму, думает о том, что за спиной у неё джет, а в нём — такие беззащитные, такие хрупкие, такие драгоценные друзья. Больше, чем друзья: семья, которую нужно защитить любой ценой.       Потом ей становится страшно.       Джин не дышит. В космосе нечем дышать по определению, и девушка, не понимая, почему до сих пор не задохнулась, поневоле пьёт лёгкими тёмно-алое нечто, вбирает его в себя всё больше, всё глубже. Лёгкие переполняют, сердце переполняется чуждой энергией — и Джин разбивается на осколки, тщетно пытаясь вытолкнуть в безвоздушное, безмолвное пространство свой отчаянный крик.       Разбивается, а потом снова медленно собирается воедино, становится целой и продолжает быть живой.       Алая тьма бушует у Джин за спиной, набрасывается на джет и пожирает его. Такая липкая, что даже проворные Питер и Курт вязнут в ней, не в силах увернуться и избежать общей участи. Такая плотная, что и Хэнку не вырваться из её хватки — алое нечто облепляет Маккоя прочно, укутывает словно коконом, вонзается в тело миллиардами игл и там и остаётся. Совсем рядом в вязкой тьме задыхается Рэйвен, задыхается и видит, как с остальными мутантами происходит то же самое. Как у Скотта под очками гаснет яркая лазерная черта — гаснут его пронзительные глаза; как алая чернота окутывает Ороро, словно грозовое облако, внутри которого, надёжно запертые, из последних сил ещё пытаются бессильно блеснуть разряды молний; как кренится вперёд Хэнк, роняя голову на приборную панель, и Рэйвен силится протянуть к нему руку, встряхнуть и разбудить его, но рука словно налита свинцом, и поднять её невозможно.       Последнее, о чём думает Рэйвен перед тем, как темнота поглощает её окончательно, — о том, как они с Чарльзом всех подвели, подвели и предали.

***

      Джин приходит в себя медленно. Очень, очень медленно, едва сознавая, что происходит. В какой-то момент она просто желает оказаться рядом со всей остальной командой, рядом со своими друзьями — и рядом тут же из ниоткуда возникает Курт. Бережное прикосновение трехпалых ладоней, глухой хлопок — и вот Джин уже внутри так хорошо знакомого ей джет, под кожей у неё медленно гаснет неистовый жар, а над ней хлопочет взволнованный Скотт.       Заботливо хлопочет, а сам выглядит так, будто вот-вот свалится без сознания. Белый-белый, как бумага, и руки у него прохладные, а лазерные отсветы глаз под очками, наоборот, кажутся непривычно, лихорадочно яркими.       — Я в порядке, — говорит юноше Джин, но язык проворачивается как-то нелепо, совсем бесполезно, и вместо слов выходит невнятная каша. Девушке это чертовски не нравится; Джин хмурится и пробует ещё раз: — Со мной всё хорошо, — и в этот раз получается на порядок лучше. Ещё немного потренироваться, и можно будет совсем членораздельно разговаривать. Как в старые добрые времена.       У Рэйвен в неясной тревоге пульсируют вены, а язык ничуть не послушнее, чем у Джин, и тоже похож на безжизненную вату. Но и этим языком женщина упрямо твердит очнись, очнись и снова и снова встряхивает Хэнка за плечи. Маккой всё так же лежит головой на приборной панели, не шевелясь и не приходя в себя, и лицо его — лица нет совсем, он пустой, безжизненный, только лампы приборной панели бросают на синюю кожу цветные отсветы. На глазах у Рэйвен вскипают слёзы; но, оглядываясь через плечо, сквозь пелену слёз она видит, что юные мутанты все живы и в сознании, хоть и выглядят озадаченными, ошарашенными, раздавленными тем, что только что с ними произошло, тем, что только что на них набросилось. На другом конце кабины жмутся к стене спасённые люди, перепуганные как никогда раньше. Усилием воли Рэйвен заставляет себя думать о спасённых людях. О миссии, которая по-прежнему остаётся неоконченной, пока их джет, никем не управляемый, бестолково болтается в космосе.       О том, что ни одной проблемы они не решат, если так и продолжат висеть посреди космоса в растерянности.       Рэйвен мягко, почти нежно тянет Хэнка за плечи, выпрямляя его в кресле. Его кожа, когда женщина касается крепкой шеи Маккоя, вопреки опасениям, не отзывается могильным холодом и на ощупь даже не тёплая — раскалённая, и это вселяет надежду, позволяет верить, что ещё можно всё исправить. Рэйвен смахивает застилающие глаза непрошенные слёзы — прекрати реветь, идиотка, ещё никто не умер, и не умрёт, если ты возьмёшь себя в руки — и, окончательно принимая управление джетом на себя, командует: — Возвращаемся домой.