Весь мир

— Ве-е-ельт, придурок!!! Пусти-и-и!!! Больно-о-о!!!.. — Потерпишь. — Зар-р-раза! Я же тебя… оуфс-мбм-буль-буль… Загорелая и цепкая, больше похожая на орлиную лапу, мужская рука чуть ослабляет захват намотанных на кулак длинных тёмно-каштановых волос. И тут же, не отпуская пышного пучка, за волосы же, как следует притапливает голову их обладательницы. Другая рука, не особо церемонясь, несколько раз проходится по погружённому в воду миловидному личику. Твёрдые бляшки мозолей безжалостно царапают нежную кожу; облачённое в простую льняную рубашку и шерстяную юбку гибкое тело отчаянно бьётся в умелом захвате, силясь освободиться. Но руки мужчины неумолимы, не позволяют вырваться. Рубашка девушки на груди заляпана кровью, в воде возле лица расплывается алое пятно… ух, вот так бы совсем утопил поганку!!! Да только утопишь её, пожалуй… на свою же голову… Орлиные руки за волосы вытягивают голову девчонки из воды и бесцеремонно разворачивают лицом к лицу. Холодные тёмные глаза небрежно и как-то оценивающе оглядывают испуганно-недоумевающе-рассерженную мордашку, обильно залитую текущими с макушки водяными струями. Возле гневно дрожащих ноздрей струйки становятся розовыми. — Хм, уже лучше. — Кхе… тьфу… Убью гада!!! — девчонка кашляет, отплёвывается от воды, бешено сверкает глазищами. — Ты как со своей госпожой обращаешься, висельник галерный?! Маленькие кулачки с силой рассерженного котёнка обрушиваются на широкую, похожую на крутой бок боевого корабля, грудь мужчины. — Пока ещё никак, — лёгкие, дробно молотящие по мощным пластинам грудных мышц удары бессовестно игнорируются. — На вот, приложи…. госпожа. Девчонка выхватывает из его рук намоченную в том же озерце тряпицу и прикладывает к переносице. Алые пятна на груди её насквозь промокшей рубашки расползаются в одно большое розовое. Юбка тоже местами мокра, её подол и область коленок выпачканы свежей грязью. В комплекте с растрёпанными (тоже мокрыми) волосами и заплаканным лицом с чуть припухшим носом со следами недавнего кровотечения смотрится довольно жалко. — Паразит… — слышится из-под компресса сердитое и почти жалобное всхлипывание. — За волосы-то зачем было так хватать? — Прости, госпожа, — голос мужчины серьёзен и даже почтителен. Но где-то на его дне, словно на дне ловчей ямы, остро щетинятся колья ядовитого сарказма. — Профессиональная привычка. — Привычка у него… — длинный сердитый всхлип. — У-у-у, наёмничье племя, привыкли в беззащитных селеньях куролесить… — осторожное шмыганье разбитым носом, из которого, хвала богам, уже больше не течёт кровь. — Ты ж меня чуть не утопил, гад ползучий!!! — Следовало бы. Думаю, в следующий раз… — Ну-ну! — голос её сочится, прямо-таки истекает не менее ядовитым ехидством. — И куда ты после этого пойдёшь — с рабским-то клеймом и только что прикончивши свою хозяйку? До первого патруля стражи?..