Сказочник

Прибывших галадрим быстро разместили в поселении – каждый тэламарец считал своим долгом приветить нежданных спасителей. Самого Келеборна привели в дом, где жили вожди. После легкой трапезы (с едой в Тэламаре было туго) и непродолжительного отдыха вожди Тэламара и Келеборн собрались в зале советов. На столе стояла только вода в кувшине и немного эля. Келеборну, как гостю, поднесли серебряный кубок, но он налил туда лишь чистой воды. Не дожидаясь вопросов, владыка галадрим рассказал все, начиная с необычного свечения Нэньи и видения падающего Эльрохира. Эльрохир, сидевший здесь же, кривился от боли – волк успел разодрать ему бедро, пока один из воинов не раскроил голову зверя топором. К счастью, становая жила на ноге не была задета, и у Эльрохира достало сил самому остановить кровотечение. Теперь его жизни ничего не грозило. После рассказа Келеборна наступило молчание. Слишком много нового и необычного случилось в последнее время, и даже самые мудрые и знающие не смогли бы сразу разрешить все загадки. Первым нарушил молчание Глорфиндель – самый старший и единственный, кто жил некогда в Амане. - Кольца, - сказал он. – Эта история началась с Колец и ими же продолжается. Но все Кольца ведут себя совсем не так, как раньше. Мы всегда считали, что они подвластны Саурону и его Правящему Кольцу… - Так оно и было, - Келеборн помрачнел от горьких воспоминаний, - моя Галиэ… Галадриэль погибла, потому что Саурон убил ее – через Кольцо. - Было – так, - сказал Глорфиндель. – Но сейчас, похоже, что-то изменилось. Кольца помогают нам, а не Саурону. - А может быть, - вступил в разговор Элладан, - они все же помогают Саурону? Просто это какой-то его хитрый план… - Не исключено, - после некоторого размышления сказал Глорфиндель. – Мы не можем отвергать подобную возможность. Хотя зачем бы Саурону понадобилось сначала нападать на нас, а потом – спасать? - Чтобы мы уверились в безопасности Колец и надели их? – предположил Элладан. - Не проще ли было бы нас всех уничтожить? – засомневался Эльрохир. - Саурон – не Моргот, - задумчиво проговорил Глорфиндель. – Для него главное – власть, а не просто разрушение. Обратить нас всех в покорных рабов, похожих на злосчастных людей, ставших назгулами – это для него привлекательнее, чем просто убить нас. - Но Саурон никогда не достигал своих целей так, - возразил Эльрохир. – Если он и помогал – то не против себя же! Эльфам он мог открывать секреты мастерства, гномам – дарить богатства, людям – обеспечить бессмертие. Но не защищать от своих же слуг! - Верно, - согласился Глорфиндель. – Но если это не Саурон – кто же управляет Кольцами? Он посмотрел на Эльдариона, который все это время просидел в глубокой задумчивости, не произнеся ни слова. Юноша поднял глаза. - Я не знаю, - сказал он. – Я немного могу управлять Кольцом, насколько позволяют мне мои силы и умения. Например, я исцеляю с его помощью раны и болезни. Но иногда у моего Кольца проявляется собственная воля… - Воля Саурона, - мрачно сказал Элладан. - Н-не думаю, - не очень уверенно ответил Эльдарион. – Я не чувствую в Вилье зла… совсем никакого. И Гэндальф говорил, что не чувствует, мы же вместе изучали Кольцо, когда он был здесь. Он посмотрел на Келеборна, но тот только пожал плечами. - Я не так много знаю о Кольцах, - сказал он, - ведь пока Нэнья была безопасна, ею пользовалась только Галадриэль… после ее смерти я никогда не пытался овладеть Кольцом, зная об опасности. А сейчас… сейчас оно помогло нам… и зла я в нем тоже не чувствую. Хотя туман… не желал отпускать меня. Но мне не кажется, что это была воля Саурона. - Но чья же воля тогда? – воскликнул Элладан. Его лицо было суровым, в глазах затаился гнев и страх. - А может быть, случилось так, - сказал Эльдарион, воодушевляясь по мере речи, - что Саурон утерял Единое или контроль над ним? Может быть, наши Кольца – свободны? Ведь когда Единое было потеряно – до похода Хранителей – владельцы пользовались Кольцами без опаски. - Мы не можем быть в этом уверены, - со вздохом сказал Глорфиндель. – Мы ходим по кругу и ничего не знаем наверняка. Наши Кольца – могучие помощники, но мы не можем быть в них уверены. У нас нет твердых знаний – одни догадки. Я могу посоветовать лишь одно: не пользоваться Кольцами без особой нужды и ждать Гэндальфа. Может быть, он сможет принять верное решение. *** Ждать оказалось делом долгим и трудным. Хотя орки, тролли и другие твари были убиты или бежали из окрестностей Тэламара, это не вернуло селению прежнего мира, пусть сурового и ненадежного. За время осады слуги Саурона перебили и разогнали всех окрестных зверей и птиц, замерзший лес стоял пустой и тихий. Охотники не находили в нем добычи, возвращаясь с пустыми руками либо с парой мелких птиц и грызунов. Запасы Тэламара неумолимо подходили к концу. Тэламарцы забили весь скот, оставив лишь самых удойных коров ради молока для детей, но этого было мало, ведь они никогда не держали больших стад, которые нечем было кормить зимой, больше надеясь на охотничью добычу. Оставшиеся после пожара спекшиеся комья зерна разбивали – и иногда находили внутри целую пшеницу и рожь. Немного помогли галадрим, они взяли с собой в поход трехнедельный запас провизии – но им и самим надо было что-то есть. Они же отдали львиную долю припасов женщинам и детям дунэдайн. А зима все длилась и длилась, в воздухе не было даже отдаленных признаков будущего тепла. Некоторые мрачно шутили, что вскоре придется есть орков, чьи замерзшие трупы находили в окрестностях Тэламара чуть ли не ежедневно. Келеборн, чувствуя себя и своих галадрим лишними нахлебниками, предложил уйти из Тэламара. Но, отдав свои припасы людям, галадрим остались ни с чем. Путь по замерзшим лесам и горам через половину Эриадора вполне мог стать для них последним, и за свой благородный порыв они получили бы лишь мучительную смерть. Поэтому Эльдарион и другие лорды Тэламара предложили Келеборну остаться. Эльдарион надеялся, что ему удастся задействовать помощь Колец – Вильи и Нэньи. Дни и ночи он проводил в попытках заставить магические драгоценности служить себе. Но попытки эти были бесплодны. Оба Кольца мертво молчали, вызвать чудесный белый туман вновь не удавалось. Келеборн мрачнел день ото дня. Поход на север мог стоить галадрим слишком дорого… возможно, Трандуил был прав, оставшись в Фангорне. Возможно, Келеборн погубит себя и тех, кто ему доверился, и теперь они умрут в ледяной ловушке севера, и их помощь родичам окажется напрасной. Чтобы не сидеть на месте, предаваясь отчаянию, Келеборн решил сам выбраться на охоту в сопровождении двух галадрим и одного эльфа-тэламарца, который взялся показать им окрестные леса. На эльфах голод еще не сказался слишком сильно, хотя они ограничили себя больше, чем люди. Только лица их стали суровей, а в глазах горел мрачный огонь. Они вышли ранним утром, когда глухие тучи едва заметно посветлели. Даже этого слабого света эльфам хватало, чтобы с легкостью идти по лесу, не хрустнув и веточкой. Лес стоял тихий, пустой и мрачный. Снег завалил все вокруг, ни одна засохшая травинка, ни один увядший лист не выглядывали из-под мертвенно-белого покрова. Деревья стояли голыми – все листья оборвал ветер, плоды съели птицы и звери. Эльфы шли сквозь замерший лес, и Келеборну казалось, что он вошел в гигантский склеп. Деревья-колонны, снег-мрамор и тишина… мертвая тишина. Охотники долго шли, не видя ничего, хоть мало-мальски похожего на добычу, по прежнему времени солнце бы уже перевалило через полдень и стало клониться к закату. С жадным вниманием они оглядывали каждое дерево, каждый куст, прислушивались к малейшему звуку. Наконец один из галадрим издал радостный возглас и остановился у дерева с какими-то наростами на стволе. Келеборн и остальные подошли к нему. Эльф обламывал наросты и складывал в поясную сумку. - О, древесные уши! – сказал тэламарец. – Ну, хоть что-то… Помню, нам приходилось их есть в самом начале, когда два года подряд шел черный снег и земля не рождала ничего… Кое-кто говорил тогда, что эти грибы – создания Моргота, потому-то, мол, они и выжили, когда все остальное погибло. - Моргота – не Моргота, - сказал галад, собирая не такой уж маленький урожай грибов, - но есть их вполне можно. - Да, этого хватит… на один суп, - мрачно усмехнулся второй из галадрим. – И детям маленьким его не дашь, отравятся. - Ладно, может, еще что-то найдем, - сказал тэламарец, и тут все услышали хлопки крыльев вдали. – Птица! У охотников загорелись глаза. Птица, судя по звукам, явно была довольно крупной, не какой-нибудь снегирь и даже не сойка. Птица – хорошо бы глухарь! – это уже кое-что. Хватит и на суп, и мясо останется… Хотя бы самые слабые дети получат немного еды. Эльфы быстро и осторожно бросились к тому месту, откуда раздавались звуки. Они шли так, что их не услышала бы не только эта чудом выжившая в зимнем лесу птица, но даже чуткий хорек. Келеборн первым заметил птицу. Это был большой черный ворон, сидевший на толстой ветке высоко над землей. Эльф указал на него товарищам - Странно, - тихо произнес тэламарец. – Таких воронов мы здесь не видели. Прилетел издалека, откуда-то с юга… - Неважно, - сказал один из галадрим. – Сейчас… Он поднял маленький охотничий лук. Тетива у него была короткой и слабой, но звери и птицы не носят доспехов, а натягивать такой лук среди густых ветвей было нетрудно. Ворон, как будто что-то почуяв или услышав, вдруг сорвался с ветки, громко каркая. - Ах, ты ж… - пробормотал галад. – Ну все равно не уйдешь… - Кар-р-р, кар-р-р, - закаркал ворон. – Кар-р-р-гэн, кар-р-р-гэн! Гэн-гэндальф здесь! - Ну вот, я еле-еле нашел эту птицу, - раздался сбоку насмешливый глуховатый голос, - а ее уже хотят подстрелить. Эльфы стремительно обернулись на голос, галад так и не отпустил натянутую тетиву. - Ты пришел в нужный час, как и всегда, мастер Гэндальф, - улыбнулся магу Келеборн. *** Обратный путь с острова Сэму понравился гораздо больше, чем долгое и опасное путешествие туда. Эльфы не только перевезли их на корабле на материк, но и проводили вдоль берега к югу. Кирдан звал их немного погостить в убежище, но Гэндальф отказался. - Нет, я чувствую, что надо спешить, - сказал он, и лицо его, осунувшееся со времени опасной раны, помрачнело. – Если мы задержимся, то можем не успеть. Что именно предчувствовал Гэндальф, осталось для остальных тайной, да, может, он и сам толком ничего не знал. Но теперь все торопились вернуться, а на лицах тэламарцев была написана тревога, ведь неизвестно, что за беда случилась в их селении. От побережья Гэндальф и его товарищи отправились прямо на восток. Путешествовать в обществе друэдайн было удобно, они очень хорошо чувствовали все живое вокруг, всегда знали, где ходит хищник, а где можно разжиться добычей. Они могли даже приманивать животных, но никогда не делали этого ради пропитания. - Позвать зверя, а потом убить его – последнее дело, - покачала головой Орун, старшая дочь Беруны, на вопрос Сэма. - Если уж охотиться, то надо дать и зверю испытать свою удачу. Сэм сначала не понял такого ответа, ведь еда – это еда, когда желудок бурчит, то тут уж не до мыслей об «удаче зверя». Но когда однажды Орун «позвала» для забавы зайца из леса, и играла с пришедшим зверьком, он понял, что друаданет имела в виду. Заяц доверчиво вышел к девушке, съел из ее рук съедобный корень, а потом весело прыгал вокруг, проделывая с помощью Орун разные трюки. Все смеялись, и Сэм понял, что он не смог бы убить этого зайца. Ну или, может, и смог бы, но только в последней крайности. Они шли быстро. Сэм сильно беспокоился насчет орды зубастых кроликов, от которых они спаслись некогда лишь благодаря ледяной стене лоссотов, но с друэдайн и эта проблема была быстро решена. Они сказали Гэндальфу, что проведут отряд мимо стаи так, что ни одна тварь их даже не учует, и выполнили свое обещание. Отряд шел по заснеженной равнине, где не было и следов зверей, стая, видно, ушла дальше, а прежние жители этих мест либо разбежались, либо пали ее жертвами. В пути хоббиты сдружились с друэдайн, с которыми у них было немало сходства. Оба народа не отличались силой и ростом, не любили оружия и драк, зато любили все, что растет и цветет, летает и бегает на четырех лапах, плавает и прыгает. Они хорошо понимали окружающий мир и жили в гармонии с ним. Но были меж ними и различия. Друэдайн были сведущи в магии, и часто Сэм смотрел на их умения, открыв рот, сравнивая их с Гэндальфом, хотя, в общем и целом, чары волшебника были другими. Друэдайн любили посмеяться, но порой на них находила мрачная задумчивость, и они застывали в полной неподвижности, похожие на статуи самих себя или даже на деревья и камни. Сэм вспоминал, как он первый раз встретился с друхом, и невольно ежился. Такой народ мог быть опасным врагом, хотя и был малочислен. Нэн все больше времени проводила среди друэдайн, особенно с Беруной и другими старицами. Как догадывался Сэм, она продолжала обучаться их магии, но своих новых знаний и умений не показывала. Сэм тоже сдружился с друхами, особенно с двумя дочерьми Беруны – Орун и Арун. Это были высокие (для друхов), спокойные девушки, приветливые и умные. Они много знали о растениях, зверях и птицах, могли даже разговаривать с ними. Сэм часто шел с ними рядом или сидел у вечернего костра, и сестры рассказывали ему всякие интересные и забавные истории. Это было ничем не хуже посиделок с друзьями-мальчишками, и Сэм теперь несколько переменил свое мнение о «девчонках». Оказывается, не все из них задирают нос, насмехаются и стараются посадить парня в лужу… Так они шли две недели, с трудом пробираясь по заснеженным, замерзшим лесам. Им не встречались ни волки, ни орки, хотя тэламарцы говорили, что в глуши их довольно много. Но сейчас леса стояли пустыми. Это было хорошо, но Гэндальф все равно хмурился: нарушение обычного порядка могло оказаться признаком большой беды. Другие, однако, считали, что все твари попрятались по своим укрывищам от необычайно суровой зимы. Холода и правда стояли небывалые. По ночам от мороза трещали деревья, несколько раз путники находили замерзших птиц и белок. Ночью даже у костра было трудно согреться. К счастью, друэдайн могли согреть себя и других с помощью своих необычных деревянных светильников, а не то кто-то мог утром и не проснуться. Сэм как-то спросил Гэндальфа, почему так холодно. Гэндальф невесело улыбнулся: - Как же будет тепло, если не видно солнца, чудесного плода древнейшего из древ! С каждым годом все меньше становится тепла… с каждым годом тяжелая длань Саурона все крепче стискивает Средиземье. Ведь живое, теплое, светлое с трудом подчиняется ему, а вот замершее, скованное, мертвое – в его власти. Вот он и стремится сделать из живой теплой земли застывшую мертвую материю. А из живых он хочет сделать кукол-марионеток, которыми легко управлять. Его идеал – застывший мир, где везде царит «порядок», который нужен ему. Вот как этот лес сейчас, например. Деревья не растут, не дают листьев и плодов, не цветут цветы, не летают птицы, не бегают звери. И ходят по лесу только орки да чудища, во всем покорные Саурону… Гэндальф умолк, а Сэм зябко передернул плечами, представив такой ужасный мир. И ведь Темный Владыка почти добился этого! Да, еще ходят по земле живые и теплые, но слишком многие из них – рабы Саурона, а другие стоят на грани гибели, как Тэламар, каждый день борющийся за выживание. Но тут, как будто желая развеять такую мрачную картину, тэламарцы разожгли большой костер, а старая Беруна вытащила одну из своих деревянных ламп, светящуюся теплым желтоватым светом. Гэндальф улыбнулся Сэму уже с радостью: - Не печалься так, дружок! Видишь, мы еще способны принести в мир свет и тепло наших душ, и, может быть, они осветят и согреют все Средиземье! Еще неделя пути понадобилась, чтобы добраться до окрестностей Тэламара. Гэндальф заставлял своих товарищей спешить, лицо его все больше мрачнело. Как-то раз у вечернего костра он сказал: - В Тэламаре что-то случилось… какая-то беда. Там что-то происходит – или уже произошло. Я бы подумал, что на Тэламар напали, но здесь я не чую присутствия большого войска. И друхи говорят, что поблизости никого нет. Гильторон, а за ним и Борондир с Арминасом наперебой предложили пойти вперед и добраться до Тэламара быстрее, чем шел их отряд, но Гэндальф отрицательно покачал головой: - Это слишком опасно, хотя вы и умелые следопыты. У меня есть еще один способ что-то разузнать о Тэламаре, но для этого мне нужна птица. Лучше всего ворон, хотя сойдут и другие. Беруна, до того сидевшая молча, зашевелилась, деревянные бусины и фигурки в ее ожерелье застучали. - Я могу приманить птицу, мастер Гэндальф, - сказала она. – Хотя это будет трудно, но я сумею. Гэндальф тепло улыбнулся ей. - Конечно, госпожа Беруна, я был бы очень благодарен тебе. Беруна выполнила обещание, и на следующий день Гэндальф получил своего ворона и немного отошел от лагеря, чтобы выпустить птицу с посланием. Его товарищи расположились на долгий дневной привал, желая получше отдохнуть. Сэм решил использовать это время, чтобы потренироваться с Гильтороном на мечах, заодно и согреться. Дунадан, правда, был довольно рассеян, как и весь последний месяц, и Сэм с затаенным недовольством решил, что никогда не будет ни влюбляться, ни жениться, раз от этого мужчины так глупеют. Вообще интересно получается: девушка, как заневестится и парня по сердцу себе найдет, так вроде бы красивее становится, значительнее, чуть ли не выше ростом… И силы у нее прибавляется, и ловкость во всех делах образуется необыкновенная. Все у нее в руках горит, все спорится. А у парня влюбленного, наоборот, все из рук валится, и он становится глухой и тупой, как баран. Нет, определенно, влюбляться не стоит! Гильторону Сэм этих соображений излагать не стал, не без оснований полагая, что тот обидится. А зачем его обижать, больной в своей болезни не виноват! Промучившись с полчаса, Сэм первый предложил вернуться в лагерь, который к тому времени оживился, встречая нежданных гостей из Тэламара. *** Большую часть новостей Гэндальф узнал от Келеборна, но все-таки по возвращении волшебник, едва устроив гостей, тут же отправился в дом лордов, велев позвать тех, кого дома не окажется. Элладан и Глорфиндель в то время как раз наблюдали за починкой стены и больших арбалетов, но по зову Гэндальфа тут же пришли. Гэндальф, слушая повесть об осаде Тэламара в мельчайших подробностях, все больше мрачнел. При известии о гибели старого Гэмджи он закрыл глаза рукой. - Бедный Сэм! – сказал он глухо. – Хотя все-таки он умер, защищая того, кого любил! И все равно… Услышав о странном поведении Колец, волшебник крепко задумался. Остальные сидели молча, погруженные в свои мысли. Эльдарион смотрел на Гэндальфа с жадным нетерпением молодости, ожидая, что тот, признанный мудрец и знаток всего, что связано с Кольцами, разрешит все их сомнения. Но первыми словами Гэндальфа были: - Не знаю. На лице Эльдариона отразилось горькое разочарование, что Гэндальф не преминул заметить, хотя, вроде бы, смотрел в другую сторону. Но маленькие глазки волшебника, спрятанные под кустистыми бровями, казалось, обладали магическими свойствами, и Гэндальф всегда видел то, что ему нужно. А может, он смотрел не глазами? - Знаешь ли, молодой мастер Эльдарион, - сказал он, и Эльдарион вздрогнул и слегка покраснел, хотя обычно хорошо владел собой, - я не удивлюсь, если окажется, что этого не знает и сам Властелин Колец. При звуках этого имени как будто холодный порыв ветра пронесся по комнате, хотя все окна были плотно закрыты. - Но я долго об этом размышлял, и у меня есть кое-какие догадки, - продолжал Гэндальф. -Понимаете ли, - произнес он задумчиво, - Кольца ведут себя удивительно и странно. И не так, как задумывал их создатель… создатели. Но в те времена они могли не знать, как поведут себя Кольца во взаимодействии с владельцами… особенно, если они погибнут, - тут Гэндальф посмотрел на Келеборна, и тот встретил его взгляд твердо, хотя в глазах затаилась старая горечь. – Кольца были так долго связаны со своими владельцами, что обе стороны не могли не влиять друг на друга. И быть может… - тут Гэндальф замолчал надолго, но никто не нарушал тишины. – Быть может, - наконец произнес он, - душа владельца теперь накрепко связана с Кольцом и владеет им… Келеборн резко выдохнул. - Так получается, - тихо произнес он, - что это не только мои видения… душа моей Галадриэли живет в Нэнье? И управляет им? Она здесь? – он указал на свое Кольцо, которое положил на стол при начале разговора. Адамант Нэньи едва заметно мерцал белым светом, но больше никаких признаков «оживания» Кольца заметно не было. Гэндальф задумчиво посмотрел на Нэнью. - Это только мое предположение, друг мой, - мягко сказал он эльфу. - Но оно бы многое объяснило, - задумчиво произнес Глорфиндель. - Да! – пылко воскликнул Эльдарион, уже не в силах сдерживаться. – Я ведь чувствовал… чувствовал чужую волю, когда работал с Вильей! Я боялся, что это Саурон, но если ты прав, мастер Гэндальф… - Если ты прав, - повторил за ним Эльрохир, и голос его был глух и бесцветен, - то наш отец погиб. Элладан лишь молча опустил голову. *** Но как бы ни были чудесны деяния Колец, накормить голодных они не могли. Или, по крайней мере, никто не знал, как с их помощью это сделать. Если «души» былых владельцев и управляли Кольцами, то общаться с ними у живых не получалось. У живых и мертвых – разные пути, разные стремления и желания. Сэм был сильно огорчен уменьшением рациона, хотя не сказать, чтобы он не привык к такому. Но дома, в Шире, он всегда знал, где можно промыслить еды, даже в самую суровую зиму, хотя ее все равно было недостаточно. Но даже под властью Тени хоббиты не могли допустить, чтобы кто-то из них умер от голода. «А тут», - мрачно думал Сэм, тщательно жуя маленький кусочек хлеба (чем больше жуешь, тем сытнее, так считалось у хоббитов), - «тут не знаешь, чего и пожевать. Вот уж стоило столько опасностей пройти, чтобы здесь помереть с голоду и холоду…» Он зябко повел плечами. Чем меньше еды, тем больше мерзнешь – это хоббиты тоже знали. Дверь комнаты открылась без стука и вошла Нэн. Считалось, что она живет вместе с братом, но на самом деле девушка почти все время пропадала у друхов, даже ночевать не каждый раз приходила. Друхи разбили свой лагерь за стенами Тэламара, заверяя, что там им будет лучше, чем в домах. На все слова об удобстве и безопасности они только улыбались и качали головой. - Сэм, - сказала Нэн, аккуратно прикрывая дверь, - нехорошо мы поступаем. Уже неделю как вернулись, а на могиле старого мистера Гэмджи не побывали. Нехорошо это между родичами-то. Сэм чуть по лбу себя не хлопнул с досады. И как он сам-то не подумал! А все от еды. Как ее мало, так только о ней и думаешь. Этими мыслям он поделился с сестрой, которая в ответ не стала язвить, а просто согласилась с Сэмом. В последнее время она стала куда мягче и проще, чем раньше. То ли Гильторон был тому причиной, то ли дружба с друхами – Сэм не знал. Да и ладно, неважно, главное, что с ней разговаривать теперь вполне можно. - Скоро будет по-другому, - рассеянно ответила Нэн на сетования брата и на этом замолчала. «Как-то слишком спокойно она об этом говорит. Это чтобы хоббитянка о еде не думала!» - удивился Сэм про себя. «Совсем уж что-то несусветное!» Брат и сестра вышли из дома и направились к дубам, под которыми находилась могила. Сейчас все окрестности были засыпаны толстым слоем снега, и под ним почти ничего не было видно, даже камня, лежащего в изголовье могилы. Нэн и Сэм счистили с камня снег, и им открылась надпись на вестроне: «Сэмиус Гэмджи, сын Хамфаста. Вернейший из хоббитов». Хоббиты расстелили на снегу толстое одеяло и сели на него. В Шире было принято провожать умерших плотной трапезой с длинными речами о достоинствах и славных деяниях покойного. Хотя чаще всего можно было ограничиться сентенцией: «Хозяином он был хорошим», и больше про долгую жизнь достойного хоббита сказать было нечего, но все же речи на поминаниях произносились длинные. Иногда даже говорили: «Да он до собственных похорон проговорит». Стараясь перещеголять друг друга, родичи и друзья припоминали самые мелкие и незначительные поступки дорогого усопшего. Но не так было со старым Сэмом Гэмджи. О его жизни можно было не только долго рассказывать, но даже написать целую книгу. Сэм встал и, слегка запинаясь, долго говорил о своем старом родиче, рассказывая все, что узнал о нем от своего отца и Гэндальфа. Нэн сидела тихо, и по ее щекам катились слезы. Сэм в конце концов тоже расплакался и сел, не в силах сказать больше ни слова. Наконец хоббиты немного успокоились, и Нэн достала из-за пазухи круглую лепешку – хлеб друэдайн, в котором к пшенице были примешаны молотые лесные орехи. Сэм был так расстроен, что ел, почти не чувствуя вкуса. Запивали они еду сильно разбавленным элем из фляги Сэма. «Да уж, это просто неприлично», - угрюмо думал Сэм, жуя хлеб, - «старый мистер Гэмджи достоин королевского пира, а тут его и проводить нечем, кроме подарка друхов! А уж если кому и полагалось достойное провожанье, то это ему! Эх!» С этими мыслями Сэм так яростно вгрызся в лепешку, что Нэн посмотрела на него удивленно. Видимо, догадавшись о его мыслях, она успокаивающе погладила брата по руке. - Скоро все будет по-другому, - повторила она. *** Нэн оказалась права. Не прошло и двух дней после провожанья старого мистера Гэмджи, как по Тэламару понеслась весть: друэдайн собираются устроить некий магический ритуал в помощь Тэламару на большой поляне недалеко от стен. Ритуал не был тайным, посмотреть на него приглашались все желающие. Но в чем он будет состоять, никто не знал, кроме самих друхов и, может быть, Гэндальфа. Сэм умирал от любопытства. Он засыпал Гэндальфа вопросами, он пристал к Нэн, как банный лист, но ничего не добился от обоих, кроме уверений, что друэдайн ничего плохого не задумали. В этом, впрочем, Сэм и так был уверен, потому испытал жестокое разочарование. К счастью для Сэма, ритуал был назначен всего через три дня. В день его проведения Сэм проснулся пораньше, хотя действо было назначено на полдень. Он слонялся то по дому, то по двору часа два, но потом все-таки не утерпел и отправился на большую поляну. Сэм шел в сопровождении Эльарана, потому что сам плохо знал окрестности. Всю дорогу Сэм живописал свои приключения в пути до Тол Морвена и обратно. Эльаран слушал его с горящими глазами, иногда завистливо вздыхая, а Сэм от каждого вздоха так раздувался от гордости, что казалось, будто вот-вот лопнет. Но все-таки не лопался, а просто поглядывал на мальчика свысока. Даже если ты ниже ростом, бывают случаи, когда можно глядеть свысока. Наконец через полчаса они пришли на поляну. Это была большая прогалина в лесу, довольно топкая летом, потому что рядом протекала лесная речка, бегущая потом вдоль западных стен Тэламара. Кроме обычных лесных деревьев по краям поляны росли еще дикие яблони, с которых тэламарцы собирали осенью небольшой урожай. Яблони были низкие и чахлые, многие ветки у них замерзли и высохли. Деревья плохо выдерживали суровые зимы, а с каждой холодной весной давали все меньше плодов. На поляне уже собрались самые быстрые и любопытные из тэламарцев. Они негромко переговаривались, рядом стояли притихшие дети – у них осталось слишком мало сил, чтобы играть в снегу. Эльаран и Сэм заняли место рядом с одной из яблонь, на которой не меньше половины веток были сухими. Они оглядывались, здороваясь со знакомыми, переминались с ноги на ногу и похлопывали ладонью о ладонь, стараясь согреться. Эльаран предложил Сэму поиграть в снежки, но тот отказался. Чересчур холодно. Люди все прибывали, так что в толпе становилось тесно, хотя поляна и была большой, не меньше тридцати фатомов в длину и двадцати в ширину. Люди стали говорить громче, заволновались, хоббит и мальчик вытянули шеи: оказалось, это прибыли владыки Тэламара и Гэндальф, они встали на западном краю поляны. Друэдайн все не показывались, и некоторые люди стали проявлять недовольство: мол, заставляют нас ждать на холоде, а не будет ли обещанное волшебство просто насмешкой странных чужеземцев? Другие спорили с ними, говоря, что сейчас любая помощь бесценна, а друэдайн – приветливый и дружелюбный народ. Голоса становились все громче, толпа гудела, будто растревоженный улей, и вдруг раздались крики: «Идут! Идут!» Сэм изо всех сил вытянул шею, но тут даже высокий Эльаран ничего не мог увидеть. Хоббит стал подпрыгивать от нетерпения и любопытства, и оглянувшийся на него сын Элладана предложил прекрасное решение: взобраться на яблоню и смотреть оттуда. Сказано – сделано. Эльаран сначала помог взобраться пыхтящему Сэму, а потом влез сам. Сэм удобно устроился в толстой развилке, упершись волосатыми пятками в другую ветку чуть ниже и крепко держась правой рукой за ствол. Неподалеку от него уселся Эльаран, и оба стали жадно всматриваться вниз. Друхов пришло немного, и все они были женщинами. Тут, конечно, была старая Беруна и обе ее дочери, а рядом с ними Сэм с удивлением разглядел маленькую фигурку – Нэн. При виде сестры Сэма пробрала внезапная дрожь. Он только теперь понял, насколько она изменилась за это время, общаясь с друхами и изучая их магию. Теперь она казалась похожей на них – спокойной, немного отрешенной и несколько странной. Если бы не волосы на ногах и кудри на голове, ее можно было бы принять за девочку-друаданет. Женщины принесли с собой музыкальные инструменты – флейты и барабаны, похожие на те, что Сэм видел на Тол Морвен. Но здесь барабаны были больше… а откуда они вообще взялись, если Сэм не мог припомнить, чтобы друхи несли их с собой? Может, они сделали их здесь? Ладно, не больно-то это важно, решил Сэм и стал разглядывать друэдайнет дальше. Одеты женщины были похоже, но не совсем одинаково. Свободные рубахи и длинные юбки из холста, окрашенного в коричневый и зеленый цвет. Украшениями им служили зеленые листья, цветы и колосья, но Сэм не мог разглядеть толком, из чего они были сделаны. - Хотел бы я знать, где они нашли живые цветы в эту пору… - негромко сказал Эльаран, и Сэм вздрогнул от удивления. Не верить остроглазому дунадану причин не было, а вот откуда друэдайнет их взяли… У Сэма, правда, были на этот счет свои соображения, но он придержал их при себе. Беруна вскинула руки, и толпа зрителей довольно быстро затихла. Старуха была невысокой и щуплой, но лицо у нее было такое, что ее трудно было ослушаться. Беруна довольно кивнула и махнула рукой своим женщинам. Те, видно, прекрасно знали, что надо делать, и без лишних слов расставили свои барабаны и расположились сами. Большинство встало в круг посреди поляны, в центр круга вышла Орун, встала там, не улыбаясь, но как будто излучая дружелюбие и приветливость. Барабанщицы и флейтистки заняли место левее, почти у самого края леса. Сэм поискал глазами Нэн – она стояла в круге, серьезная и сосредоточенная. Беруна встала рядом с музыкантшами и вновь взмахнула рукой. Ритуал начался. Сначала нежно запели флейты, и женщины медленно закружились в танце, плавно поводя руками и качая головами. Это было красиво, хотя и не прекраснее, чем игра и танцы эльфов, которые Сэм несколько раз слышал и видел. Флейты увеличили темп, и в музыку вступили барабаны. Сначала они стучали осторожно и медленно, будто прислушиваясь к ритму и идя вслед за мелодией флейт, но вскоре их звук стал увереннее. Они стучали все быстрее и громче, и постепенно захватили главную роль в музыке, теперь флейты подпевали им. Танцовщицы подчиняли свой ритм ритму музыки, все убыстряя движения. Все быстрее, все неистовее… не медленное колыхание в жаркий день, а ветви, пляшущие на сильном утреннем ветру. Руки-ветви, волосы-листья… Сэму несколько раз казалось, что танцуют молодые деревца. И… как странно… вокруг танцовщиц расползалась золотистая дымка, туманя взгляд. Женщины перед глазами Сэма расплывались, будто растворяясь в дымке. Да и все остальное, все окружающее становилось другим. Где белый снег, где мороз, где иней? Они растаяли, ушли, давая место земле и зелени. Где холодная зима, где ее ледяное дыхание? Они расползлись, растеклись, уступая напору солнечного света и тепла. Да что это за золотой свет? Это свет солнца, древнего светила, так давно запертого в темнице из туч. Но его можно освободить… или можно заменить, послать на смену память души о далеком и недоступном свете. Душа может растопить снег, согреть ледяную землю, дать росткам проклюнуться и пойти в рост… Зелень, зелень, вокруг юная, буйная зелень весны, а деревья все стоят, все машут своими ветвями, которые, вроде как, вовсе и не ветви… Или это только кажется? Да здесь все – только видение, только видимость, ведь не может же быть, чтобы снег растаял посреди зимы, чтобы земля покрылась ростками, чтобы ростки выросли и заколосились, налились тугими зернами? Не может такого быть, чтобы деревья по краю поляны тоже зазеленели и выпустили белопенный яблоневый цвет… Не может такого быть, чтобы… ой! Что-то тяжелое коснулось плеча Сэма и он вскрикнул от неожиданности и чуть не свалился от изумления. Его плеча касалось яблоко. Тугое наливное красное яблоко, урожай конца лета. Да что за ерунда! Откуда здесь яблоки посреди стужи? Сэм, не веря глазам, пощупал плод. Прохладная, чуть влажная, гладкая поверхность, круглая. Яблоко! А на поле – пшеница! Колосится и зреет! Да-да, именно так! Стук барабанов умолкает, флейты вновь подхватывают мелодию и ведут ее дальше. Но она уже не быстрая, она медлительная, тягучая, сонная… сделавшая свое дело. Деревья на поляне остановились, опустились руки-ветви, застыли волосы-листья. Да, это уже руки и волосы, не листья и ветви. Не кора, а одежда. И цветы – лишь украшения. Стоят танцовщицы, устало опустили руки, осторожно размыкая круг. И лишь внутри него, на том месте, где танцевала Орун, трепещет листьями стройная молодая березка.