Пустошь

      Джина вцепилась в плечи Эрвина, сидя на нём, и посмотрела в его глаза. На часах было начало шестого утра. Скоро должна проснуться Дороти, начиная заниматься домашними делами, а потом проснутся Дэвид и София. Вчера только случился взрыв, погибло два человека, один в критическом состоянии, двое учёных под стражей, а Эрвин и Джина не мог сдерживать свои животные инстинкты.       Купер качнула бёдрами и простонала, начав тяжело и рвано дышать. Эрвин схватил девушку за талию, и начал отрывисто дышать, прикрывая глаза от накатившего наслаждения, которое успело завладеть разумом. Джина начала движения, держась за плечи мужчины. Её грудь слегка подпрыгивала, а волосы спутались и болтались их стороны в сторону. Джина завела одну руку за затылок и перекинула все волосы на одну стороны. Мягкие пряди шелковистых волос защекотали Эрвина, падая ему на лицо. Он открыл глаза и сжал одной рукой грудь девушки. Купер тихо простонала, опасаясь, что кто-то из домашних проснётся. Она замедлила темп и тяжело задышала через рот. Воздуха перестало хватать. Девушка облокотилась своим лбом на лоб мужчины и посмотрела в его глаза. Эрвин толкнул девушку в плечи, и он упала на противоположную сторону кровати. Её голова слегка свисала вниз. Смит схватил девушку за талию и подтянул её к себе, целую её прямо в губы страстным поцелуем. Джина мычала, лохматя мужчину, хаотично водя по его шее, лицу, макушке руками. Она заметила, что начало светать, а они оба ещё не сомкнули глаз. Сначала разговаривали полночи о том, о сём, что их развод был огромной ошибкой, что Эрвин сожалеет о том, что вёл себя, как дурак и теперь всё будет по-другому. Джина верила каждому слову, как неопытная школьница. Её так заводили мысли о том, что Эрвин женат на Лоре, но лежит голый в постели с ней, Джиной.       Смит проложил себе дорожку из поцелуев от груди девушки до живота и обратно. Купер затаила дыхание и отвернулась в сторону, на окно. Она чувствовала себя такой распутницей и дрянью, что это заводило до потери рассудка. Эрвин поцеловал девушку в губы, гладя рукой её по ногам. К слову, Джина была при теле. Ляшки у неё были не спички, а такие, слегка взбитые, но друг об друга не тёрлись. Из-за ляшек и приседаний, задница Джины была упругая и круглая, что не могло не заводить.       — Давай… уже… — Купер прикусила нижнюю губу, но не до крови, а просто между зубов, проводя по ней языком и слегка приглаживая им лёгкую шершавость обветренных губ. Гигиеническая помада, иногда, не помогала от обветриваний, а бальзам для губ смягчал отмершую кожу губ до первого ветра.       Эрвин вошёл и начал фрикции. Он двигался в девушке с какой силой, властью, как будто взял не Джину, а завоевал целую страну.       — Да! Быстрее... Угу! — Джина запрокинула голову и начала сжимать в кулаках простынь под собой. Ей было плевать, что простынь разорвётся под ней, она заставит Эрвина купить им другую простынь, а лучше две, чтобы было про запас. Купер вся выгнулась, смыкая свои ноги вокруг поясницы мужчины. Она отпустила бедную простынь и вцепилась в плечи Эрвина, оставляя на них кровавые подтёки от своих ногтей. Мужчина прорычал, чувствуя с какой злостью Джина царапает его до крови, помечая его, что он принадлежит ей, а не этой суке-разлучницы Лоре.       Купер не могла уже больше терпеть. Волна за волной её накрывали до безобразия приятные ощущения. Каждое движение Эрвина заставляло её вскрикивать от удовольствия, временами забывая, что все вокруг спят. Она прижалась к нему, обхватывая мужчину за шею и кусая Эрвина за мочку уха, целуя шею, иногда покусывая, оставляя засосы. Смит тоже больше не мог. Джина под ним была настолько развращённой и бессовестной, что хотелось кончить в тот момент, когда она просто потянулась к его губам.       Прижав Джину к кровати своим телом, Эрвин кончил, ущипнув девушку за ягодицы. Купер тоже кончила, приглушённо прокричав. Они лежали друг на друге минуты три, рвано дыша друг другу в уши, как будто занималась вместе утренней пробежкой, а не сексом на кровати. Постельное было симпатичным. Простынь была чисто белая, а вот подушки и пододеяльник были украшены изображением светло-зелёных длинных листьев, похожих на листья камыша и божьих коровок, сидящих на этих листьях. Эрвин рассматривал этот детский, на его взгляд, рисунок в перерывах, пока трахал Джину и радовался, что кровать не скрипит, но шатается.       Смит лёг на подушки в изголовье кровати и потащил Джину к себе. Она легла к нему на грудь, а он обнял её за плечи. Девушка вздохнула и прикрыла глаза. Дико хотелось спать.       — Мы успеем поспать? — спросила Купер, зевая.       — Думаю, что у нас есть время до одиннадцати. Потом нужно будет навестить Аккерманов и узнать об их состоянии. — Эрвин тоже прикрыл глаза. Он очень устал и переволновался днём, во время взрыва. Неизвестно, кого ещё могло задеть взрывом, будь они рядом со взрывчаткой. — Думаю, что в штаб я завтра не пойду. Зайду домой, соберу свои вещи и игрушки Софии, скажу Лоре, что между нами всё кончено и всё... Буду, — он зевнул, — с тобой. И только с тобой.       — Да... Хорошо... Давай спать, глаза слипаются. — Купер уже задремала и погружалась в царство Морфея.       Дороти колдовала над завтраком, хотя и не одобряла того, что Джина таскает то одного в дом, то другого, то опять одного. Да, это было не её дело, кого таскает в дом хозяйка, но всё же маленький Дэвид видел это блядство, которое формировало его мировоззрение.       Джина и Эрвин проснулись в пол-одиннадцатого. Оба вышли из спальни, посмотрели по сторонам и украдкой пошли вместе душ, чуть не сломав прозрачную дверцу. После оба стали намыливать друг друга гелем для душа. Джина выхватила из рук мужчины душ и начала брызгать на Эрвина водой, поворачивая вентиль с холодной водой. Дороти слышала, как из душевой доносятся смех и периодические тихие стоны.       Хуёвая звукоизоляция в квартире.       София и Дэвид рисовали за обеденным столом. Дети не обращали внимания на это безобразие, но София слегка покраснела, увидев, как Дороти покраснела и начала шептать:       — Стыд и срам. Потерпеть не могут, тьфу, как кролики!       Первой из душа вылезла Джина. Она придерживала на груди полотенце и украдкой бежала в свою спальню, чтобы одеться. За ней выскочил и Эрвин с полотенцем на бёдрах. Хотя оба не выспались, но выглядели счастливыми.       Джина надела светлую шёлковую майку на тонких бретелях. Вокруг груди была окантовка, напоминающая кружева. Брюки у девушки были бордового цвета. Эрвин надел рубашку тёмно-серого цвета на пуговках и чёрные брюки. Оба пришли в кухню, присев за стол. Купер поцеловала Дэвида, Смит потрепал дочку по голове. София впервые за много времени увидела отца смеющимся с улыбкой до ушей и с блестящими глазами. Джина тоже вся светилась, словно новогодняя ёлка. Она помогала Дэвиду управляться с ложкой и кашей, переглядываясь с Эрвином.       Дороти накормила старую-новую парочку, которая убежала после завтрака по делам, покидав грязные тарелки в раковину. Служанка покачала головой, поела и начала мыть посуду. София ходила вокруг, спрашивая, что помочь.       Словно два влюблённых школьника, Эрвин и Джина вышагивали в сторону больницы, держась за ручки. Оба решили пройтись пешком, не желая ехать на мотоциклах. Купер слегка покусывала свою нижнюю губу, накрашенную жидкой помадой с блёстками. Смит смотрел на девушку, как она покусывает нижнюю губу и находил это чертовски сексуальным. Только вот... Время было совсем не для извращений. Они должны были проведать Аккерманов, а потом попытаться понять, почему произошёл взрыв.       Дойдя до больницы, Джина поправила свой бордовый пиджак в цвет брюк и пошла в двенадцатый кабинет к Рэми. Эрвин направился за ней, поглядывая на её задницу. Он просто взял и собственноручно всё испортил. Перечеркнул несколько месяцев своей жизни, из-за Лоры, которая обманула и опозорила его. Теперь и с Хисторией могут возникнуть проблемы, потому что Эрвин бегает от одной барышни к другой, не в состоянии выбрать. Смит определился и выбрал.       — Рэми, привет. — Джина увидела, что её лучший друг не похож на человека. Весь какой-то подавленный, помятый, с красными глазами.       — Привет, Эрвин, Джина. — Эйвери подпёр голову рукой, облокотившись локтями на свой стол.       — Привет, — кивнул Эрвин и присел на стул.       — Леви полчаса назад пережил клиническую смерть. Микаса родила дочку, — предвидел все вопросы Рэми. — К Леви нельзя, а к Микасе – можно.       — А Леви? Он выживет? — сердце Эрвина сжалось, когда он услышал про своего лучшего бойца про клиническую смерть.       Леви сильный, он справится!       Смит не хотел, чтобы Аккерман умирал, да ещё так глупо – от взрыва. Так не должно было быть. Это ошибка, роковое стечение обстоятельств.       — Я не знаю, Эрвин. Его травмы очень серьезны. — Рэми тяжело вздохнул. — Он может остаться инвалидом. Его позвоночник повреждён, но у нас нет МРТ, чтобы сделать полное обследование его травм. Я опасаюсь, что его сердце не выдержит таких нагрузок и остановится. Вряд ли, он сможет пережить вторую клиническую смерть, да и я не могу быть постоянно рядом. Для продуктивной работы мне нужно спать шесть часов в сутки, а ещё пару часов лежать или медитировать, ни о чём не думая, приводя мысли в порядок!       — Инвалидом? — Эрвин прикрыл глаза, качая головой. Леви не сможет жить, прикованным к инвалидному креслу и предпочтёт умереть, чем так жить, чувствуя себя обузой.       — Ещё у него удалена селезёнка и зашито лёгкое. Это точно скажется на его здоровье. Да и сломанная нога будет реагировать на изменения погоды. — Эйвери постоянно прикидывал картину приобретённых болезней Аккермана, когда тот очнётся. Взрыв задел очень много органов, оставив огромный след в организме.       — Рэми, может, нужно что-то? — поинтересовалась Джина, придя в ужас от услышанного.       — Да. Микасе и ребёнку много чего нужно, а для Леви нужны деньги на опытных сиделок в будущем. — Эйвери начал писать на листе, что нужно для Карлы и её матери. В основном это были пелёнки, одежда и детские принадлежности (соски, бутылочки, памперсы и прочее).       — Мы всё принесём в ближайшее время, — сказал Эрвин, рассматривая список.       — Да. — Рэми зевнул и потёр глаза.       — Отдыхай, мы постараемся вернуться вечером со всем необходимым. — Эрвин кивнул головой и потащил Джину на выход.       Остановившись возле больничных ворот, Купер задумалась, с чего начать. Конечно, сначала нужно собрать для Микасы и её дочери всё необходимое. Немного посоветовавшись, Джина отправилась к Рикки, чтобы та помогла ей с выбором одежды и прочих необходимостей. Эрвин направился в полицию, чтобы узнать, что там с Ханджи и Стивеном. Как продвигается расследование и что с детонатором.       Микаса лежала на кровати, отвернувшись к стене лицом и поджав под себе ноги. На обед была нелюбимая гречка с тушёной капустой и чашка невкусного чая, который девушка пить не стала. Микасу не отпускали размышления о жизни, она не представляла, как будет жить дальше одна с ребенком. Видя состояние Леви, её сердце болезненно сжималось, забирая покой и позитивное мышление.       Ближе к шести вечера, к Микасе пришли посетители в лице Эрвина, Джины, Рикки и Эшли. Они принесли всё необходимое для маленькой Карлы, сменную одежду Микасе и еду из холодильника Аккерманов, чтобы ничего не пропало.       — Микаса, мы с Эшли можем пожить в вашей с Леви квартире? — поинтересовалась Рикки. Хистория опечатала лабораторию Хименеса и Эшли с матерью было негде жить.       — Да, хорошо, — было видно, что у Микасы абсолютно подавленное настроение. Оно-то было и понятно, она переживала за жизнь любимого человека.       Просидев с Микасой полтора часа, посетители разошлись по домам. Было уже поздно, начало темнеть и холодать. Рикки пообещала подготовить спальню Микасы к выписке Карлы. Помыть квартиру, купить детские вещи, кроватку и коляску. Аккерман была благодарна, что её с дочерью не бросают и помогают ей. Она не представляла, чтобы делала сама.       Эрвин пришёл собирать свои вещи. Он раскрыл два больших чемодана и начал кидать в них свои вещи и вещи дочери, неопрятно вытряхивая всё со шкафов. Лора бегала вокруг со слезами на глазах, просила не уходить, от неё, остаться с ней. Кричала, что не даст развод и всем расскажет какой он. Лора закрыла дверь на ключ и спрятала его, падая перед мужем на колени.       — Слушай, не унижайся! Отдай ключи! — потребовал Эрвин, поставив чемоданы возле двери.       — Нет! Ты идёшь к этой потаскухе! Ненавижу её! — орала Лора, захлёбываясь слезами.       — Сама ты потаскуха. — Мужчина схватил жену за локоть и прижал её к стене. — Отдай ключи или я тебя по стенке размажу! — он несильно сжал её горло. — Как меня только угораздило связаться с такой тварью, как ты!       — Как же... Теперь я плохая, а когда ты ложился со мной в постель, я была хороша? — Лора подпрыгнула и повисла на Эрвине, обхватив его шею руками, а ногами обняв его торс. — Я же лучше в постели, чем твоя разрисованная байкерша? А?       — Нет, ты нигде не лучше, слезь с меня! — Смит начал отцеплять от себя блондинку. Маленькая Бриана заплакала, услышав скандал. — Иди успокой свою дочь, а не пытайся меня удержать.       — Не уходи, прошу тебя... Если ты уйдёшь, то я спрыгну с крыши вместе с Бри... Прошу… Умоляю! Я рожу тебе ребёнка, буду заботиться о тебе, только не уходи! Я люблю тебя, люблю! — Лора сильнее обхватила шею мужчины руками и начала целовать его в шею, оставляя на ней следы от своих губ.       — Не нужно меня стращать и пугать. — Эрвин с трудом смог отцепить от себя девушку. Она упала ему в ноги, обхватив его ноги, начиная вставать перед ним на колени, не прекращая рыдать и умолять не бросать её.       Лора начала расстёгивать мужу ширинку, держась за его ноги.       — Лора! Не унижайся! Сохрани остатки своей женской гордости. Я не люблю тебя и не хоть быть с тобой. — Эрвин отошёл от девушки, она упала на пол, рыдая.       — Жаль, что твоя сука не сдохла! Что, взрыв не задёл её? — прорычала Лора, которая плевалась от злости.       Эрвина слегка перекосило от этого. Лора почти открытым текстом призналась, что это она что-то сделала со взрывчаткой.       — Ты что натворила, дура? — Смит достал свою рацию. — Ты понимаешь, что из-за тебя погибло два человека, а Леви в реанимации?       — Мне плевать! Мне плевать на всех них.

***

      Утро. Свежее и бодрое. Прохладный воздух забирается в лёгкие, обдавая их своим ходом изнутри. В Пустоши царит напряжённая атмосфера, причём везде, даже у ворот Марии. Слабые порывы ветра колышат чуть ободранную бахрому, которой отделаны палатки фермеров-торгашей. Микасе кажется, что в этом году будут крепкие морозы, из-за которых помёрзнет урожай, о котором все вокруг талдычат. Галдят, как чайки. У девушки очень сильно болит голова. Она сжимает ручку коляски до такой степени, что её руки бледнеют. Коляска была чёрная, с салатовыми вставками. Та самая, которая понравилась Леви. Жан, Марко и ещё пару разведчиков привезли эту коляску специально для Микасы. Райнер, Энни и Рикки собрали для малышки Карлы красивую светлую кроватку с бело-фиолетовым балдахином. Аккерман была безмерно благодарна друзьям, которые ей помогали в уходе за ребёнком и не давали ей сойти с ума от незнания выживет ли Леви или нет.       Леви был в коме месяц. Не было никакой положительной реакции организма. Рэми начало это слегка пугать. Он видел, как Микаса приходит к любимому, тихонько плачет, словно боится разбудить его, просит, чтобы он не умирал и не оставлял их с Карлой одних.       Джина и Эрвин полностью взяли на себя расходы за препараты и сиделок, которые не отходили от Аккермана не на секунду и дежурили возле него. Леви был бледным, его губы слегка потрескались, а раны затянулись. Поломанная нога ещё оставалась в аппарате Илизарова.       — Эйвери, я тут подумал, — к Рэми подбежал главврач больницы. Старик лет шестидесяти, его звали Пит.       — А?       — У Аккермана нет никакой надежды, что он очнётся, а мы не может тратить такое количество ресурсов в пустую, поэтому, я считаю, что мы должны отключить больного от аппаратов, поддерживающих его жизнь. Мы должны думать о других пациентах, которые нуждаются в этом.       — Нет, я давал клятву Гиппократа не ради того, чтобы просто так сдаваться без боя. Он мой пациент и только я могу решать его дальнейшую судьбу! — возмутился Рэми, хотя в душе понимал, что главврач прав. В Пустоши ограниченные ресурсы и тратить драгоценные лекарства на таких, как Леви, глупо, безнадёжно... Кома может длиться очень долго. Для поддержания жизни нужно много лекарств и витамин. В конце концов сиделки, которые сидят возле Леви могут ухаживать за другими, более надежными больными.       — Я понимаю, что для вас это очень трудно. Но вы сделали для него всё, что могли. Ему не помочь, он не очнётся, поверьте моему профессиональному опыту. — Пол похлопал Рэми по плечу. — Через три дня отключаем его и констатируем смерть.       Главврач ушёл вперёд, сунув руки в карманы халата. Эйвери стоял посередине коридора и понял, что это конец. Не смог спасти. Я плохой, ужасный врач. Таких, как я, нельзя даже на миллиметр подпускать к больным.       Рэми медленно дошёл до реанимации. У Леви сидела Микаса, рассказывая о маленькой Карле, как она вчера улыбалась и хорошо поела. Девушка улыбалась и тут же плакала. Она гладила Леви по руке и постоянно умоляла не оставлять их с дочерью.       — Микаса, — Рэми положил свои руки на плечи девушки, — Главврач решил отключить Леви от аппаратов через три дня.       — Что это значит? — девушка вытерла со своих щёк слезы и оглянулась через плечо, видя лицо Рэми где-то наверху, казалось, почти под потолком.       — Он умрёт через три дня.       Микаса замерла.       Мрак... Вокруг только мрак. Настольно тугие эти мрачные тучи, что совершенно не пропускают даже подобие света. Когда уже этот блядский мрак отступит? Каким богам молиться Микасе, чтобы они не отнимали у неё Леви?       Девушка покачнулась на стуле. Рэми почувствовал, как она задрожала, а её плечи поднялись вверх, а потом опустились вниз и чуть наклонились вперёд. Микаса не хотела верить в эти страшные слова, которые ударили по сердцу, как раскалённое железо по нежной коже, оставляя клеймо несчастной женщины однолюбки, не способной влюбиться вновь. Да и после Леви обнимать кого-то? Брр... Микасе было отвратительно даже думать о таком. К её телу может прикасаться только Леви Аккерман и больше ни одна живая душа.       Три дня.       И Микаса навсегда останется одинокой. Наверное, она сойдёт с ума, но Карла... Всё так сложно. Нужно жить ради Карлы, поднимать её, воспитывать, но как жить без Леви?       Микаса тяжело вздохнула. Её голова сильно разболелась. Она нагнулась и поцеловала Леви в щёку, жалобно заплакав. Её глаза очень болели от бесконечных рыданий, но она не могла не плакать. Ей было жалко свою несостоявшуюся семью и угасающую надежду на счастье. В голове крутилось только:       Три дня...