***
Серый свет скрытого за грозовыми тучами солнца, потрескивающие в роскошном массивном камине дрова, паучок, плетущий нить в углу стены — все это располагало к напряженной беседе. Но та никак не могла начаться. Семейство Ааронов уселось за круглым дубовым столом в мрачном молчании, полном тяжелых предчувствий. Старик Йоханес оставил после себя приличное состояние, и одним замком на очень хорошей земле оно не ограничивалось. Слухи слухами, но Йоханес при жизни был очень деятельным мужчиной, не упускавшим возможностей. Габриэль стучала пальцами по столу, Альфред качался на стуле, сложив руки, Мия, Харпер и Лютер так же хранили молчание, то и дело раздраженно поглядывая на дверной проем. У самого камина стоял, вытянувшись по струнке, старый слуга Вольфганг, сверкая идеально выглаженным смокингом. Ручейки стекали по стеклу, и за яркой вспышкой молнии последовал долгий разнотональный гром. — Да где его черти носят?! — вспыхнул Альфред. — Упился, наверное, — зло усмехнулся Харпер. — Давайте начинать без него. — Без него нельзя, — фыркнула Габриэль. — Все равно придется заново потом зачитывать. Он же нам на слово не поверит. — Господин Йоханес велел читать завещание в присутствии всех его родственников, — почтительно сказал Вольфганг. — Я дал ему слово, что так оно и будет. — Слово, данное покойнику, не имеет силы, — фыркнул американец. — Оставим этот душный романтизм. Я и так потерял много драгоценного времени и на эту поездку, и на замок, и на обеды. В Нью-Йорке меня ждут дела. — В самом деле, — добавил Лютер. — Давайте скорее узнаем, что кому завещал дедушка. Впереди еще похороны. Мы не можем вечно тратить время на эту… канцелярщину. Нужно позаботиться о последнем желании. Мия робко подняла взгляд и добавила: — А давайте сходим за дядей Сальве? Это… Это займет ведь не больше пяти минут? — Я за ним не пойду, — фыркнул Альфред. — Пошлем слугу. Вольфганг, где та девчонка, что разносила белье? — На кухне, господин. Моет посуду. — А рядом нет никого? — Никого, господин. — Я схожу, — сказал молодой лорд, вставая из-за стола. — Наверняка дядя Сальве сейчас уничтожает запасы дедушки. — Только не затягивай, — фыркнул Харпер. — Если он вдрызг пьян, завещание будем читать без него. И мне плевать, что там хотел старик. Время — деньги. Лютер спешно вышел из комнаты, оставив родственников наедине с мрачными мыслями. Гремел гром, сверкала молния, разгоняя прячущиеся по углам мрачные тени. Мия подняла робкий взгляд на Вольфганга. Старик казался ей жутким, пугающим колдуном из сказок. Настоящий дворецкий Дракулы, милой улыбкой и обходительными манерами завлекающий проезжих девиц в гости к господину. Только лишь для того, чтобы смотреть, как тот выпивает их кровь. Мия вдоволь набродилась по замку, пока опекун перебирал торговые накладные и доводил до ума взятые в дорогу бумаги. Было очень легко выскользнуть из комнаты, ведь Харпер, казалось, и вовсе не замечает существования девочки. Впрочем, Мия на это никогда не жаловалась. Он ее кормил, одевал, давал деньги на шляпки и оплачивал обучение в школе благородных девиц. А что до любви и родительского тепла, то Мия никогда его и не знала. Замок старого Йоханеса очаровал девушку. Вскружил голову романтичной готикой, пыльной атмосферой седой древности и зловещими тайнами, связанными с личностью его строителя. Она шла по коридорам под бдительным надзором старинных портретов, рыцарских доспехов и мечтала о том, какие страшные загадки скрыты в этих сырых каменных стенах. В узких проходах, в заваленных рухлядью комнатушках и погребах, в старой оборудованной под склад церкви. Выглядывая из бойницы одной из пяти замковых башен, она бросала мечтательный взгляд на давно опустевший разбитый плац и представляла, как отряд закованных в кольчуги и латы воинов выстраивается на нем, готовый к очередному походу. Как перед ними возвышается черноусый, коричневый от загара великан в цветастых одеждах со здоровенным палашом на боку. Знаменитый и ужасный Хуарес Аарон, свирепый конкистадор, огнём и мечом насаждавший среди несчастных индейцев свет христианской веры. Жадный до золота и женской красоты. Она парила в облаках, околдованная темным ореолом Хуареса и его потомка Йоханеса Аарона, заслужившего, пожалуй, даже более зловещую и оттого дико притягательную репутацию. Сейчас же мечты и фантазии растворялись, уступая место раздражению. Альфред и Габриэль злились, опекун злился, даже на лице старика Вольфганга проклевывались нотки недоумения. Едва ли Сальве намеренно пропустил читку завещания. Наверняка он напился, демонстрируя тем полное пренебрежение и к покойному отцу, и к своим родичам. Мию это задевало. Воспитанная в лучших традициях школы, она не могла смириться с таким свинством. Но все же, держала негодование при себе. В дверном проеме показалась фигура. Краткий миг радости сменился легким разочарованием. Взгляд Мии скользнул по черно-белому наряду горничной, по завязанным в косы золотистым волосам, по нежно-округлому личику юной служанки. Той, что убиралась в ее комнате полчаса назад. В руках она держала венок из черных роз, перевязанных золотыми лентами. — Господа, — почтительно поклонилась она и подняла взгляд на Вольфганга. — Венок для покойного лорда. Вы говорили… — Положи ему в гроб, милая, — ответил Вольфганг. — Что это? — спросил Альфред, кивая на венок. — Исполнение последнего желания лорда Йоханеса Аарона, господин, — почтительно ответил старик. — Он очень любил черные розы и велел положить себе в гроб венок. — Какое странное желание, — фыркнула Габриэль. Служанка резко юркнула за дверь. — Что-то он долго, — хмыкнул Альфред, прекращая качаться на стуле. — Ой, еще и ты давай за ним сходи, Альфи! — вспыхнула Габриэль. — Ну, в самом деле, это какое-то свинство! Мы все — занятые люди! Приехали сюда, как просил дедуля, все как надо сделали, наняли рабочих нести гроб в склеп. Неужели этого недостаточно, чтобы и нас уважить? Давайте скорее раскроем завещание. — Прошу вас, потерпите немного, — умоляюще ответил старик. — Нет, — рявкнул Харпер, хлопая ладонью по столу. — Хватит с меня ожиданий. Вольфганг, читай письмо. — Но лорд… — Вольфганг, — добавила Габриэль. — Остальные почитают письмо позже. Не заставляй нас тебе приказывать. — Простите, господа, — болезненно ответил старик. — Но мое слово… — Черт бы тебя побрал! — взревел Харпер. — Я не намерен тратить драгоценное время из-за пьяницы! Либо ты прочтешь письмо сейчас, либо, клянусь, я вырву его у тебя и… Аароны вздрогнули от пронзительного визга. Легкое замешательство сменилось недоумением. Альфред медленно покосился на дверной проем. — Кричали из комнаты с гробом. — Господи Иисусе! — закричала служанка. — Милостивый Боже! Альфред резко подскочил и бросился в коридор, остальные поспешили за ним, гремя стульями. Через мгновение семейство уже ворвалось в комнату с гробом и застало прижавшуюся к стенке бледную девушку. Она дрожала, по щекам катились слезы, безумный взгляд впивался в гроб. — Что случилось?! — крикнул Альфред, подходя к ней. — Чего ты виз… жишь. Альфред недоуменно уставился на гроб. Его примеру последовали остальные, и вскоре тишина сменилась поражёнными вскриками и вздохами. Харпер громко выругался и перекрестился, Габриэль, побелев, отошла к двери. Мия зажала рот ладошками и попятилась. — Девочка, — тихо спросил Альфред служанку. — А где тело? — Он… Он… Он… Он… Он… — Что «он»? — Он… Он… Он… Гарбиэль подбежала к девушке и, вцепившись в плечи, резко ее встряхнула. — У бедняжки шок, наверное, — испуганно заявила она. — Где тело? — еще раз спросил Альфред. — Он… Он… Он… — Милая, — нежно прошептала Габриэль, касаясь ладонями щек служанки. — Успокойся. Дыши ровно, полной грудью. Раз-два. Раз-два. Вдох-выдох. Ну же, вдох-выдох. Успокоилась? — Я… Господь всемогущий… Иисус Христос… — А, по мне, так не похожа, — нервно хохотнул Альфред. — Что тут, черт подери, происходит?! — закричал Харпер. — Сперва пьяница, теперь это! Где тело, дура? Отвечай! — Он… Он… — Успокойся, — терпеливо шептала Габриэль. — Все хорошо. Вдохни поглубже и скажи, где тело. Служанка судорожно вздохнула и, переведя на Харпера взгляд, полный безумного ужаса, сказала: — Он… Ушел. — Что значит «ушел»? — поразился Харпер. — Встал и ушел? Девушка кивнула. — Бред, — фыркнул Альфред. — Я положила венок и… И… И хотела уйти, как вдруг рука… Дернулась. Я подумала — кажется, но потом он просто поднялся и… Посмотрел на меня и… И… У-ушел. Вылез из гроба, как ж-живой! — Ну приехали, — протянул Альфред. — Взял и ушел. И не попрощался, сукин сын. Замечательно, поразительно, фено-, мать его, менально. — Нас держат за идиотов, — зло ухмыльнулся Харпер. — Мертвецы не встают из гробов. Кто-то решил одурачить эту девочку и нас вместе с ней. Ставлю пятьсот фунтов, что это Сальве. — Выкинул тело отца, залез в гроб и напугал девочку? Это уровень Мориарти, не иначе, — нервно засмеялась Габриэль. — Это возможно, — вдруг хмыкнул Альфред. — Если он сговорился с Лютером. А вот, кстати, и он. Лютер, у нас тут покойник убежал. Не скажешь… В комнату медленно вошел молодой лорд и тихо опустился на единственную стоящую в углу табуретку. Аароны смотрели на него с недоумением и испугом, настолько зловеще выглядело белое, как мел, лицо и пустой, стеклянный взгляд. Руки его дрожали, на рукавах пиджака чернели маслянистые пятна. — Лютер? — Господи, — прошептал тот, поднимая взгляд. — Он мертв. — Кто? — Дядя Сальве. Сгорел заживо в подвале.Акт 3. Мертвец
13 июня 2019 г. в 06:48
Сальве не спешил в зал собраний. Капитан прекрасно знал, насколько холодным и безразличным мерзавцем был его отец и как строго он соблюдал традиции и обычаи европейской аристократии. Что бы другие родственники себе ни напридумывали, обычаи требуют передачи родового имения старшему из сыновей. А Сальве Аарон был младшим из трех детей Йоханеса от брака с хмурой и молчаливой англичанкой Валлеттой Абрес и единственным пережившим отца. Потому все эти слушания его не интересовали, в отличие от коллекционного рома, в изобилии хранящегося в старом замковом погребе.
Сырость и полумрак не смущали Сальве. Тот, кто провел полжизни на броненосце, едва ли испугается гробовой тишины, неестественного холода и запаха плесневелой сырости. Едва ли испытает отвращение при виде густой паутины, покрывающей пыльные ряды коллекционного алкоголя. Капитан прошел мимо больших бочек с виски и зажег подвешенную на столбе масляную лампу, осветив погреб густым оранжевым светом. Заплясали тени, лапки паука, попавшие в луч, наползали на стену.
Капитан взял с полки пыльную бутылку и, стерев пыль со стекла, с удовлетворением прочел надпись на шведском.
— Да, папаша, ты был не дурак хорошо выпить, — хохотнул он, срывая пробку. Резкий запах первоклассного рома приятно щекотал ноздри. Он и так был прилично пьян, но душа старого моряка требовала еще.
Сальве прильнул к бутылке и пил до тех пор, пока жжение в глотке не стало невыносимым. Это любимая игра моряков «Буревестника», и капитан легко побеждал в ней даже самых прожжённых морских волков. Ром струйками стекал по подбородку, оставляя пятна на мятом воротнике рубахи.
— Кхах, отличный ром! — прорычал Сальве, крепче сжимая бутылку. — Отличный, мать его, ром!
— Свинья.
— Что? — встрепенулся Сальве.
Керосиновая лампа светила ровно, причудливые тени плясали на стенах. В углах, куда не попадал свет, тени становились такими густыми, что едва ли можно было разглядеть даже покрытую плесенью каменную кладку. Паучок вновь забегал по паутине, отбрасывая на стену громадный пугающий фантом. Сальве нахмурился и огляделся по сторонам.
— Кто здесь?!
В погребе царила абсолютная тишина. Взгляд коснулся одной из бочек. Табличка на ней гласила:
«Нортенгерский эль. 1603 г.»
— Матерь божья! — хохотнул капитан, бросая на пол недопитую бутылку рома. — Как это я раньше не заметил? Целая бочка.
Сальве подошел к бочке и в предвкушении пригладил пышные усы. Как-то раз он провозил контрабандой Нортенгерский эль тысяча семьсот тридцать второго года, и стоила эта бутылочка целое состояние. А тут целая бочка оставшаяся, не иначе как со времен Хуареса. Краник покрывала пыль, рядом стояла старая покрытая паутиной деревянная кружка.
Капитан схватил кружку, рукавом вытер паутину и стряхнул на пол. На миг взгляд коснулся упавшего на черный камень паучка. Тот все еще дрыгал лапками, хоть тельце и было полураздавлено. Сальве вдруг застыл и хмуро покосился на кружку.
— Дурной знак, — пробубнил он, но затем взгляд коснулся таблички. — А, выпью за упокой твоей души, паук. Господь простит.
Пьяный капитан криво перекрестился и зло бросил взгляд на краник. По какой-то нелепой причине он находился не на уровне талии, а в верху бочки и до него приходилось тянуться. Видимо, старый Хуарес специально заказал такую бочку, чтобы не частить с возлияниями этого немыслимо дорогого сорта алкоголя. Сальве огляделся и, не заметив рядом ни стульчика, ни табуретки, пыхтя, потянулся к крану. Пришлось вытянуться на носках и навалиться пузом на бочку. Пальцы стиснули барашек, попробовали покрутить, но тот почти не поддавался.
— Давай, черт тебя дери! — прорычал капитан, с силой дергая рычаг. Тот почти поддался, первая капля заблестела на горлышке крана. — Давай!
— Свинья.
— Чтоб тебя!
Капитан резко вздрогнул, краник поддался, но вместо струи из горлышка послышался треск дерева. Краник с сухим треском вырвался из бочки вместе с истлевшими досками, и в лицо капитана хлынул поток дорогого эля.
— Твою мать! — взревел капитан, падая на каменный пол. — Черт подери! Да кто конопатил эти… тьфу, бочки!
Сальве медленно поднялся на ноги, морщась от боли в ушибленном копчике. Алкоголь промочил его насквозь, будто капитан в эле купался. Рубашка, штаны, борода и усы, даже ботинки — все пропиталось элем. Сальве грязно выругался и с досадой посмотрел на бочку.
— Половина эля пропала, эх. Йоханес, с тебя надо кожу живьем содрать за то, что за бочками не следил, пес!
— Свинья!
Капитан вздрогнул и резко обернулся. Казалось, что-то промелькнуло в густых тенях позади. Мрак среди дальних стеллажей зашевелился. Лицо капитана исказила ненависть, он сжал кулаки и закричал:
— Альфред, песий сын! Я знаю, что ты здесь! А ну выходи, или я к тебе сам приду и все кости пересчитаю, ублюдок!
Гробовое молчание было ответом на его слова. Тишину нарушали тяжелое, свистящее дыхание капитана и капли эля, все еще падающие в лужу на полу. Сальве грязно выругался, покачнулся и, сняв с крюка лампу, двинулся в тень в полной готовности пустить в ход кулаки.
«Паршивый щенок! — зло думал капитан, продираясь мимо пыльных рядов, смахивая налипающие на лицо путы паутин. — Играть со мной? Со мной?! С капитаном «Буревестника»! Погоди, поймаю — отправлю к морскому дьяволу, как этих поганых французских псов. Будешь, как они, стонать и руки заламывать!»
Сальве вспомнил мольбы и стоны экипажа и пассажиров «Лунного света». Французский торговый корабль перевозил нескольких немецких шпионов. Им нужно было преподать урок. Всем им.
«Дети, пощадите детей!»
«Всех на дно! Подорвать их вместе с кораблем!» — ревел пьяный боров.
Свет лампы скользнул по сырым стенам, тени заплясали на покрытой плесенью кладке. Маленькая испуганная крыса пробежала мимо шкафа с коллекционным вином и юркнула в норку. Капитан пошатнулся, недоуменно рассматривая открывшееся ничего. Ни Альфреда, ни следов на пыльном полу, никаких признаков посторонних. Липкий страх коснулся души пьяницы, он был готов поклясться, что в погребе был кто-то еще.
— Черт, — буркнул капитан, оборачиваясь. — Перебрал, видимо.
— Свинья, — зло рявкнули за спиной.
Сальве резко обернулся и застыл, глядя в клубящиеся за пределами света тени. Лицо исказила гримаса ужаса, он побелел, из груди вырвался болезненный стон.
— Господи Иисусе, — прошептал он. — Господи Иисусе!
— Свинья! — проревел гость из тьмы.
Сальве заорал и бросился бежать. Впервые в жизни стареющий капитан испытал настоящий первобытный ужас, лишающий разума, заставляющий сердце вырываться из груди. Он бежал как никогда в жизни, задыхаясь, едва не падая. Стеллажи почти закончились, впереди сиял спасительный столб холодного света — путь на лестницу из погреба. Остался всего миг, и вдруг нога касается чего-то жесткого и резко уходит назад. Сальве вскрикнул, заметив в свете лампы укатывающуюся прочь бутылку недопитого рома. Время замедлилось, падение словно длилось вечность.
Капитан с гулким стуком рухнул на пол. Послышался тихий звон разбитого стекла, лампа разбилась, и огонек коснулся пропитанной элем одежды. Сальве не сразу понял, что горит. Вспышка света обожгла глаза, запах горелых волос впился в ноздри, а затем пришла боль. Капитан завизжал, пытаясь сбить пламя, но тщетно. Он, точно живой огненный шар, пробежал несколько метров и рухнул на пол, визжа и содрогаясь в агонии.
Из тьмы показалась зловещая фарфоровая маска. Темный силуэт поднял бутылку, ввинтил пробку обратно и аккуратно вернул на место, не обращая внимания на вопли сгорающего заживо капитана.