Heartworms

Сегодня они снова были в совершенно новой для Ацуши части города. Вокруг очаровательные старые домики, с поросшими молодой сочно зелёной травкой и неприлично разросшимися кустарниками на которых уже набирались цвета плотно закрытые бутоны каких-то цветов, площадками возле них. Они гуляляют вдоль узкой, потрескавшейся по краям дороги по которой иногда проползают машины. Людей вокруг немного, а те что есть восновном сидят на лавочках, разглядывая цветы или неспешно прогуливаются вдоль дороги, по которой так же неспешно время от времени ползут машины. Всё тут какое то неспешное, даже сонное и это очень контрастировало с шумным многоэтажным центра, где они были на днях. Только шустрый ветер, забежавший в хитросплетения местных улочек обмывает лицо свежестью. Йокогама вновь представлялась Ацуши чем то совершенно новым и удивительным. Накаджима, бывало, переберая какие то бумаги в агенстве, иногда смотрел в окно и думал о том, сколько ему ещё предстоит узнать об этом городе, который так неожиданно стал для него новым домом. В слдующий раз, как обещал спутник Ацуши, они должны пойти к морю... Вообще Цусима за пару недель стал неотемлимой, обязательной и необходимой частью жизни Ацуши. Он стал для него и ближайшим другом и первейшим наставником. Самым близким во всей необъятной Йокогаме. А ведькто бы мог подумать... Небольшая кофейня с кружевной вывеской показалась за поворотом. Цусима предложил Ацуши зайти, отдохнуть, а парень просто не видел смысла в отказе. Они сели возле окна так, что лучи закатного солнца играли в волосах. В кофейне были массивные столы из тёмного дерева и мягкие кресла-стулья. Вкусно пахло выпечкой, шоколадом и конечно кофе. Возле их столика стояла витрина с разными десертами, на вид божественно вкусными. Людей было много, но на удивление - вероятно дело в расстановке столов - они совершенно не мешали. Вежливая офицантка принесла им меню и упорхнула куда-то в зал. Ацуши здесь, конечно, очень нравилось, пусть кофе тут врятли будет лучше чем тот, который продают на нижнем этаже их агенства - Накаджима вообще далеко не ценитель. Они смотрят меню, обсуждают цены, "вот это аппетитное пироженое", сам кофе пока Дазай резко (как будто ему неожиданно в голову пришла какая то мысль) не откладывает заламенированый картон в сторону. - Знаешь - пространно замечает он, смотря с интересом на собеседника - я ведь совершенно ненавижу кофе. Ацуши тушуется на мгновение, секунду сидит сдвинув светлые брови, после чего просветлев улыбается: - Мне кажется, я видел симпотичную чайную по дороге сюда. Дазай тоже улыбается ему и одобрительно кивает пару раз отвернувшись в сторону. Чуть замершкавшись, пока смотрел на собеседника Накаджима встал первым и взяв свои вещи направился к выходу. Дазай просидел в удобном кресле ещё пару секунд прежде чем тоже встать и уйти. Он думал о том, что наверное его опарышей просто раздражает свет и они хотят прогрызтся дальше вглубь его гнили потому что не знал как иначе объяснить это копошащееся движение внутри.       Часа четыре, может пять. Маленькая кухня, старая мебель. От окна тянет прохладой и сыростью - похоже ночью был дождь. Солнце ещё только-только пробивается из за серой завесы туч так что в комнате стоит густой, как будто туманный полумрак. Дазай морщится от прилипчивой горечи во рту. Растворимый кофе, "три в одном" из покетика. Впрочем ничего другого в квартире просто не было. Оно и понятно - нет смысла обживаться в доме если в любой момент тебе могут позвонить и сообщить адрес куда ты должен переехать через два часа. Почти осязаемо прилипчивую тишину, стоявшую в доме прорезает натужный скрип половиц, таких же старых как и всё сдесь. Дазай делает ещё один глоток из масивной кружки и снова морщится. Какя же всё таки гадость. - Ненавижу кофе - сообщает он появившемуся в проёме между кухней и коридором Чуе. Накахара останавливается, приподняв одну бровь скептически разглядывет сидящую на пошарпаной табуретке фигуру и пожав плечами выдаёт： - Что ж, это ещё один повод для любви к нему. Он проходит на кухню. Половицы снова издают неприятно проехавшее по ушам натужное кряхтение. Чуя роется в настенном ящике со стёршейся ручкой, вероятно раньше на ней был какой то рисунок, достаёт от туда пакетик с кофе, высыпает его в пыльную кружку и заливает кепяток. Разворачивается глядя на опиревшегося на стену Дазая. Осаму улыбается Чуе, пользуясь возможностью разгядывает его лицо, на всякий случай запечатлеть каждую его морщинку. Заметив это Накахара закатывает глаза и хмыкнув садится рядом пристроив голову на чужом плече. Тепло.

Рыжие растрёпаные волосы щекучут шею.

Забавно. Белые волосы Ацуши, подсвеченные оранжевыми лучами заходящего солнца тоже кажутся рыжимы. Но Накаджима не огонь. В нём нет ничего пожирающего. Он свет, мягки, как его улыбка, и серебристый, как луна в тёплую летную ночь. Отвратительно. Жалость - собачье чувтво, так говорят, да? Вот только ни Дазаю, ни его портовым псам это чувтво не известно. Поэтому Осаму не испытывает её и сейчас, ведя Ацуши за собой по светлым улочкам Йокогамы. Это тоже забавно. Сейчас этот лёд подтяет и никто не заметит, что бармен, как обычно недолил в рокс виски. Он делал так абсолютно всегда, как если бы они торгавали самым дорогим в мире напитком, а не дешёвой подделкой. Бывало, это наяинало раздражать, бывало, даже, что Дазай думал его пристрелить, но этот бармен, как и всё это забытое богом место, был... был чтастью того, из за чего Осаму возвращался сюда раз за разом. Частью прежней, потеряной вместе с единственным другом жизни.

Кап-кап... кап... кап-кап... Мерный стук капель нарушает гробовую тишину. На полу растекается тёмная лужица.

Но сегодня Дазай таки пустил ему пулю в лоб. С обратной стороны головы старика получилась отвратительная дыра, а ошмётки мозгов забрызгали бутылки на барной стойке. Ту, что стоит сейчас за столиком Дазая, кстате, тоже. Удивительнее всего было то, что на звук выстрела не прибежал какой-нибудь убрщик или менеджер. В завидении не было небыло ни одной души. Будто это место и в правду было создано только для него одного. Хочется подумать. Впрочем, нет, скорее думать как раз совсем и не хочется. Хочется составить компанию бедолаге-бармену. Но нельзя. Пока что нельзя уж точно. Он поклялся покойному боссу, что непозволит его детещу развалиться, а без лидера мафиози снова начнут грызть друг другу глотки в больбе за власть. Если бы у него, как когда то у Мори, был свой Дазай на которого можно оставить управление всей этой грамадной, сложной системы... Но Осаму в отличии от предыдущего босса тащит этот грех в одиночестве. Впрочем, ему ведь не привыкать, верно? Одним трупом больше. Одним меньше. Обман и предательство ближе скорее к норме жизни. Или ты или тебя. Детсткие истины, которые почему-то так упрямо отрицал Ода. Лёд в виски растаял на половину. Дазай запрокидывает голову, вглядываясь в немой потолок. Интерестно, что бы он сказал сейчас. Наверное Ода бы огорчился из-за смерти бармена. А ещё сказал что бы Дазай прекращал уже жалеть себя и безвольно плыть по течению. Жалость - собачье чувство. Точно так же как эта отвратительная, неуместная привязанность. Впрочем, нет, не так... Подобные материи нельзя называть привязанностью, потому что ей они не являются. Ацуши - луч света. Не ослепительного, но манящего обещанием вернуть никогда не знакомый ранее покой. Дазай, настолько привыкшей к липкому мраку, что казалось любой свет должен был выжеч ему роговицу, столкнувшись с этим тёплым сиянием ощущал что то наподобии ломки. Мысль о том, что он снова может оказаться в этой непроглядной тьме иррацианально пугала. А ещё от всего этого было гадко. Гадко потому, что у Осаму всё ещё были планы на тигра. Он, конечно, давно заметил как тот на него смотрит. Почти с таким эже щенячьим счастьем и предонасью, как Акутогава, когда пару лет назад Осаму впервые сказал ему что-то вроде "в этот раз не так плохо как обычно". Так и должно быть. Так и задумано. Всё идёт по п л а н у Вот что в этой ситуации самое отвратительное и неуместное. Дазай не из тех "грешников" которых луч света способен вывести из мрака. Если из его души высосать через трубочку всё тёмное, сохранив там только светлую часть, то он останется пуст. Будто в его жизни тот поворот что вёл на другую сторону безвозвратно остался позади.

И осознания этого хочется пробить себе голову об стол.

Наверное это тоже неправильно. Рассматривать всё в таких категориях. Поэтому Дазай напивается ненавистным, горьким от собственных воспоменаний виски. Набирает на трясущимся, как комотозник, экране - не могут же так дрожжать его собственные руки, верно? - номер Чуи. Дазаю сейчас почти физически необходимо утонуть в его голубых глазах. Он помнит как едет под 300 км в час по ночной дороге небрежно придерживая одной рукой руль - второй докуривает последную из оставшихся в портсигаре сигарету. Потому что Дазай - наивный идиот, который вот вот совершит самую идиотскую ошибку в своей жизни...