Our Love Is God

      Ничто не сравнится по красоте с тишиной предрассветного неба: так тихо, спокойно и торжественно... Чувствуешь не яко душой, но и кожей и глазами, что Всевышний рядом с тобой. Ещё не занялась заря, а пастор уже вышел из кельи на утреннюю молитву. Земля сырая, роса срывается с листьев, леденит ноги. Во всём теле лёгкость необычайная, дышится легко, и даже холод не мешает наслаждаться предвкушением встречи с Господом. Лесной массив скрадывает первые лучи, тьма стоит непроглядная, но пастор легко находит дорогу к собору. Сооружение из белого камня представляет собой множественные перекрестья вершин монастырей, прицерковные территории окружены низким каменным заборчиком. Одной стороной собор упирается в лес, другой - лицом Христа на кресте главного купола - смотрит на город в двадцати милях отсюда. На заднем дворе ни души, но дверь открыта. В молельне горит слабый огонёк - мастер Тэ, как всегда, пришёл раньше. Священник тепло улыбается. - Опять Вы не шли напрямик, - мастер кивает на мокрые полы сутаны, свидетельство того, что пастор шёл через лес и некошеное поле, а не по мощёной дорожке. Он так делает каждый раз, когда настроение у него особенно хорошее. Пастор улыбается смущённо, от души: - Сегодня непременно должно произойти что-то хорошее. Утро было такое чу́дное, чу́дное! - Утро ещё не наступило, Ёнхо, - говорит мастер Тэ, наблюдая за тем, как он зажигает свечу и достаёт потёртое Евангелие. Видя, что пастор в подходящем расположении духа, Тэён решает подойти к нему. Священник ниже ростом - чертит макушкой на уровне креста пастора, упираясь глазами в страждущую фигурку из серебра. Он становится перед аналоем лицом к лицу, и Ёнхо чуть-чуть - едва заметно - отходит назад. Давно его не касались люди, и давно кто-либо сокращал с ним дистанцию больше, чем на полметра. Выцветшие от времени глаза священника упёрлись в пастора. - Вы уже больше двадцати лет служите Всевышнему с усердием и благочестивостью, Ёнхо. Вы можете снять целибат. Смоляные, яркие, полные божьей веры глаза пастора остались спокойными: - Я не поменяю своего решения, мастер. Уйти из-под руки Господа всё равно что потерять себя. Тэён замотал головой - детский жест, выражение полной искренности: - Я и не говорю об этом! Вы можете быть простым прихожанином, завести семью и обрести счастье земное. Вспомните пастора Чону - он оставил службу и стал счастлив в браке. Я предлагаю вам это потому, что не хочу видеть вас страдающим в конце жизни от одиночества. В словах мастера было что-то глубоко личное, чуткая душа Ёнхо сочувственно отозвалась на его речь, но пастор остался непреклонен: - Я хочу служить Господу до конца своих дней земных и потом в Его царствии, мастер, - и, видя разочарование и печаль в лице, испещрённом временем и тяжёлой жизнью при церкви, он попытался подбодрить старого священника. - Может, мне просто нравится служба рядом с мастером... и чёрный хлеб. Тэён слабо улыбнулся и отошёл от Ёнхо. Пастор начал молиться, а Тэён задул свою свечу и перед уходом вспомнил: - Сегодня из семинарии к нам придут дети шестого класса на исповедь. Возьмёшь себе одного? Вот они, благие вести! Ёнхо всем телом развернулся к Тэёну: - Конечно, мастер.

***

Исповедь обычно длится с шести часов до полудня, но дети приехали в восемь, и потому служение передвинули до четырёх часов дня. Кабинки для исповедания были из тёмного дуба - стояли двумя рядами по семь штук. В каждой - место на одного, напротив лица - резная решётка. По ту сторону сидит пастор, но при желании можно попросить не глядеть на тебя. Лица пастора прихожанин может не видеть. Ёнхо служил в Мессу и брал только исповеди, на которые в последнее время ходило мало людей. Пастор маялся оттого что не исполняет своего долга - проповедовать слово Божие заблудшей пастве, потому и обрадовался детям. Исповедальня, закреплённая за Ёнхо, располагалась в самом углу, обычно туда не доходили. Вот и сейчас пастор сидит и ждёт посетителя. Он слышит беззаботные детские голоса где-то там и ждёт, рассматривая витраж. "Нечаянная радость", икона на окне, всегда вселяла в Ёнхо толику тревоги своим цветом запёкшейся крови, но сейчас ничто не омрачало его мысли. Он терпеливо ждал того, кто был предназначен ему. Наконец в кабинку кто-то зашёл. Ребёнок, забираясь на сиденье, ударился ножкой; стенка исповедальни грохнула, он ойкнул - от боли и испуга. Ёнхо вздрогнул тоже, хотя посмеялся над собой - надо же, он напряжён из-за встречи. Через решётку видна только стриженная чёрная макушка. Мальчик? - Здравствуйте, мистер пастор. Да, мальчик. - - Здравствуй, дитя, - чинно поздоровался Ёнхо. - Можешь не называть меня "мистер". Ты знаешь, как исповедоваться? Пастор чувствует, как мальчик болтает ножками. - Да, знаю. - И что же, есть у тебя грехи, о которых ты хочешь рассказать? - Неа, я хороший семинарист, меня учитель хвалит, - мальчик вертит головой, пытаясь понять, где находится пастор. Ёнхо про себя хмыкает. Он милый. - Все люди грешны, и покаяние во грехах, даже самых мелких, очистит душу твою. Подумай хорошенько, дитя. Что тревожит тебя? Где ты не любил ближнего? Мальчик перестал болтать ножками. - Пастор, я тут... задумывался об одном. Ёнхо обрадовался: - О чём же? - Про "возлюби ближнего своего" и всё такое. Любовь к ближнему... она должна быть такой, как и любовь к Богу? Какой неожиданный вопрос от ребёнка. Пастор призадумался. - Смотря как ты понимаешь эту любовь. Если ты видишь Бога в человеке и любишь его за нахождение Всевышнего в его душе, то- - Нет, я не о том. Если я люблю человека не за то, что у него душа с Господом, а за то, что он красивый там, добрый... Шестой класс, лет двенадцать ему, наверное. - Всё хорошее в человеке дано Богом. Любя его черты, ты любишь и Бога. - То есть, если я правильно люблю, я могу любить того, кого захочу? Любознательное дитя. - Если любовь твоя божественна, то люби же ближнего своего, кто бы он ни был. Мальчик опять замолчал, на этот раз надолго. - Дитя, всё хорошо? - Да, пастор. Если у меня нет грехов, я пойду? - Если считаешь нужным, то ступай. - Хорошо. Я ещё к вам приду. Вы мне понравились. Там есть старый священник, маленький такой, он меня пугает. Ёнхо удивился - это мастер-то пугает? - Это мастер Тэён, он очень хороший человек. Тебе не стоит бояться никого в этих стенах, дитя, а его - особенно. - Вас я не боюсь больше. Наивное, чистое дитя. - Хорошо. Буду ждать тебя здесь же. - До свидания, пастор. - С Богом. Больше дети не заходили в кабинку к Ёнхо, и он просидел один до четырёх часов, размышляя над разговором с мальчиком. Он даже Библию открыл - обновить знания. Любовь к ближнему... на этом стоит Вера, из любви соткано тело Христа. Такой простой вопрос, какие же затруднения он вызвал у ребёнка из духовной семинарии, где её объясняют ещё в самом начале? Солнце начало катиться вниз по небосклону, окрашивая алебастровые стены красным цветом. Какое славное было утро и какой однако тревожный закат. Середина ноября, день недолог, значит, не помолишься особо при небесном свете - жечь много свечей Ёнхо не любит, и ближе к зиме он старается приходить как можно раньше и не терять времени. Ему стало жаль потраченного света, но он тут же укорил себя - служить нужно без всякого сожаления. После Мессы, за работой на участке при церкви, Ёнхо предаётся своим размышлениям. Легко приобщиться к Богу за молитвой, ещё легче сделать это за работой в саду. Божественное дыхание везде - в опавших яблоневых листьях, в дозревающем инжире, в последних цветах хризантем... Своей рукой я касаюсь Его творений и чувствую отклик всего сущего на земле. Как это прекрасно!.. Келья Ёнхо находилась вдали ото всех у самого прилеска. Это был старенький домик из слоящегося песчаника, оставшийся от самого первого монастыря, построенного на этой земле. Ёнхо очень любил свой дом, любил тишину и возможность бродить по лесу незамеченным. Пробираясь к облюбованному месту у ручья, пастор думал, что его земной век достиг второй половины, что сумеречный лес особенно прекрасен до полуночи. Серебряный ключ - тоненькое устьице, девственно-чистая вода, впадает в широкую вольную реку вниз по течению, - место, куда приходит пить всякая тварь в этом лесу. Пастор чувствует себя легко, в его голове, кроме молитв мыслей о Господе, появилась и мысль о его новом подопечном. Чистый, юный, наивный... Ёнхо краем ладони касается воды, ручеёк покорно расходится на два потока; ладонь закрыла путь к пробитой водой дороге, и ключ, покорный воле человека, потёк в другую сторону. Я должен направить его своею рукой, пока он так молод. Господь выбрал меня, и я обязан исполнить Его волю. Я должен направить дитя на путь истинный, как пастырь ведёт своё стадо...