Запутанная меж двух огней

Маленькая девочка лет десяти сидела за столом в своей комнате и что-то оживлённо рисовала карандашом. Да, кривенько, косенько, но от души и, вроде бы, она ребёнок и не обязана рисовать так, будто окончила художественную школу или курсы по рисованию портретов. Ей хватало и её уровня, а большие глаза необыкновенного цвета золота оглядывали присутствующих на рисунке. Решив, что всё-таки лучше подписать кто и где находится на рисунке, мало ли она потом будет смотреть на этот рисунок и не узнает никого, девочка увереннее сжала в руках карандаш и начала выводить слова. Мама. Папа. Я. Братик. Мурзик. Вроде бы отличная семья и больше ничего не надо, но в действительности зачастую всё не так, как нам хочется. На кухне разноситься стук ложки о тарелку, а потом ещё два — это значит мама зла, но есть всё равно придётся идти. Это подтвердил громкий крик: «<Имя неизвестно>, чёрт тебя дери, иди ешь уже!». И ничего не остаётся кроме как послушаться и покорно пойти на кухню. Она слишком мала. Слишком слаба. Она не сможет дать отпор, даже если захочет. Боль испытывать тоже не хочется — новые синяки ей ни к чему. Зайдя на кухню, девочка села за стол и, уложив руки на колени, опустила глаза в пол как провинившийся котёнок. Зная, что за столом лучше не говорить, она спокойно сидела и смотрела чуть приподнятыми глазами как ест отец и как мать кормит маленького упитанного мальчишку. — Кушай, Эдди, не будь как твой отчим и дрянная девка, ты достоен лучшего будущего. — блондинистая женщина, с проступающей щетиной на лице, улыбнулась и положила очередной кусочек мяса в рот обмазавшемуся маслом ребёнку. Неподалёку от женщины сидел сутулый худой мужчина со впалыми щеками и бледной кожей. Глаза, опустевшие после известия о измене жены и рождении ею второго ребёнка, смотрели прямиком в тарелку с супом, в котором уже давным-давно нет мяса, как и в тарелке дочери. Мясо в их семье едят только сама мать и её ненаглядный Эд. Эдди — пухлый и низкий для своего возраста ребёнок, о котором врачи уже давно отзывались как о крайне тяжёлом, но блондинка, злобно смотрящая в сторону больницы в целом, лишь кричала о том, что её сын будет лучше их всех и пойдёт в депутаты. Врачи лишь разводили руками, говоря, что при такой жизни он не доживёт и до двадцати лет, что уж говорить о построении карьеры. Эмилия Дроздова и есть эта самая гнойная дама, которую ненавидит рьяно вся деревня, в коей жить пришлось этой семье. Вечно эта блондинистая женщина расталкивает всех около кассы и заказывает самое лучшее мясо, говоря, что ей выкормить надо исхудавшую семью, но все уже знали, кому достанется эта «откормка». Имея мужа, который даже после измены ему с каким-то там продавцом хлеба остался в семье и теперь вынужден страдать, имея дочь, которая приспособленна к учёбе и, в принципе, могла исполнить хотя бы часть мечты Эмилии, она оставалась всё также преданна своему сыночку. Сыночку продавца хлеба, который после покинул деревню вместе с семьёй и детьми. — Марат, урод ты крашенный, заставь уже жрать свою дочь, она весь аппетит моему малышу сбивает! — закричала щетинистая дама, замахиваясь и ударяя мужчину по затылку, из-за чего тот падает лицом в стол, а после на пол, по которому вскоре растекается свежая ярко-красная кровь. Женщина лишь привередливо корчится, недовольно кидая на стол ложку и оборачиваясь на плачущего ребёнка. Взяв его на руки и начав жалеть, Дроздова вышла из комнаты, на последок крича маленькой запуганной девочке за столом. — Убери там всё, <Имя неизвестно> и чтобы ни одного пятнышка не было! Тише, Эдди, всё хорошо, всё будет хорошо. Золотые глаза начали дёргаться, а по щекам покатились слёзы, в душе пуще прежнего загорелись обида, отчаяние, страх и ненависть. Её папа — единственный родной человек во всём этом хаусе, который, оставшись с ней наедине, мог обнять, утешить и подбодрить. Кажется, больше родных людей у девочки не было: бабушка и дедушка погибли на войне с монстрами (которые потом всё равно выйдут на поверхность), дядя наотрез отказался общаться с их семьёй после свадьбы брата, а тётя жила в другой стране. Опустившись на колени перед телом собственного отца, шатенка проронила пару слёз в кровь, которая уже окутывала её ноги. Дрожащие руки легли на грудь покойника и начали тормошить бездыханное тело, в надежде увидеть хоть один огонёк в его посеревших глазах. — Папа, папочка, проснись, пожалуйста. Пошли отсюда, я не хочу здесь находиться, папочка. — ребёнок задрожала пуще прежнего и, осознав, что это конец, что она совсем одна. Слёзы полились с новой силой, а изо рта вырвался душераздирающий стон. За что?! За что ей это?! — <Имя неизвестно>, чего ты там расскулилась?! — послышались стуки каблуков и малышка дёрнулась, быстро поднимаясь на ноги и осматриваясь. Ей нужно срочно найти выход. — Если ты ещё не убралась — меняй на себя! Взгляд задержался на открытом окне, в которое входил и выходил свежий воздух. — Дрянная девчонка, ты меня слышишь?! Стук сердца. Стук головы. Ребёнок и не заметила, как оказалась на подоконнике. — <Имя неизвестно>? Что ты делаешь? Даже женщина была в шоке, увидев шатенку, стоящую в окне и смотрящую вниз. В их деревне у каждого был свой дом, так что бояться нечего — первый этаж. Шаг и девочка с громким стуком упала на мокрую после дождя землю. Без промедления девочка с золотыми глазами помчалась куда глаза глядели, а путь её был также тяжёл и тернист, как и сама жизнь. Но она надеялась. Надеялась, что мчится в светлое будущее.

Так и началась её история