В интересах революции, но мимо собственного блага

Честно, какая-то более (или наоборот менее) рациональная часть Эрики, говорит, что сейчас не время! Слишком рано, слишком необдуманно, слишком не для нее. Семья? Дети? Кто ты такая и куда ты дела Эрику-очаровательна-как-вечная-мерзлота-Леншерр? Марк* Максимофф хороший парень. Он бесконечно влюблен в нее и, если на чистоту, женщина понятия не имеет, как этот полный жизнелюбия человек, может оставаться так долго рядом с ней. Как он может любить ее, не задавать лишних вопросов и не бояться ее дара? — Ты богиня, — Максимофф целует круглый животик жены и буквально светится от счастья. Богиня, не уродка и не монстр. Удивительный человек. Эрика поневоле растягивает губы в улыбке. А может это и правильно? Пусть прошлое умрет, никаких погонь за неведомым врагом, никакой мести, боли и утраты. Просто взять и отпустить все что было. Раствориться в любви человека, растворится в любви к еще нерожденному ребенку. Ее ребенку. Ее мальчику… Ребенок пинается, а Леншерр, неконтролируя свою силу, буквально гнет на пополам ближайший фонарный столб. Марк все еще восхищается ее силой, Эрика же вспоминает почему прошлое никогда ее не отпустит и почему беременность не лучший вариант для нее. Сейчас по крайней мере. * Та ночь выдается на диво странной. Джон Фокс — акушер в больнице на окраине штата Вашингтон наблюдает за тем, как все металлические предметы в отделение (какое нахрен отделение? Во всей больнице, а то и за ее пределами) сходят с ума. То взмывают в воздух, то падают, вся электроника барахлит нещадно и кажется еще чуть-чуть и оборвуться провода. В отделении всего одна роженица. Раскрытие матки на пятнадцать сантиметров, осложнений не наблюдается. Женщина до пугающего тиха в этой абсолютно странной ситуации. Она не кричит, только изредка сипит и шипит сквозь сжатые зубы. Невероятно. — Дышите, ну же, все хорошо… — в миллиметре от головы Фокса проносятся щипцы и скальпель. — Я уже вижу головку. Спустя три минуты полностью накрывается вся техника в больнице, обрываются провода на улице, три фонарных столба в радиусе киллометра от больницы, в буквальном смысле этого слова, сворачиваются в морской узел. Дальнейшее ведение родов продолжается с мысленными матюками и фонариком в зубах (переодически над головой акушера продолжают пролетать металлические предметы). Фокс уверен, что помогает появится на свет Антихристу… * Она… не хочет этого делать. У мальчика темные, как Марка волосы, карие глаза и бледная, как снег кожа, передавшаяся явно от непутевой матери. Здоровый, пышущий жизнью, маленький и пухленький, словно хирувимчик сошедший со старых картин или икон. Она… не хочет этого делать. Эрика целует младенца в лоб и продолжает баюкать на руках. Беспокойный. Все никак не мог уснуть без нее. Женщина тихо напевает колыбельную кареглазому ангелу. Она не хочет уходить, но ее тянет. Нечто злое, голодное до мести, гонит ее по неведомому следу Шоу, говорит, что сейчас не время для семьи и с отцом этому ребенку явно будет лучше. Какая вообще мать может выйти из озлобленной на весь мир, недолюбленной женщины с даром монстра? Марк ошибся. Она не богиня… Малыш засыпает, Эрика бережно укладывает сына в кровать и мысленно обещает себе, что когда-нибудь обязательно к нему вернется. А сейчас… сейчас просто не время. * Парнишка начинает шататься за ней после того инцидента с Траском. Вообще-то Эрика испытывает абсолютно логическое желание отстранить мальчишку как можно дальше от себя. Да, она благодарна — как его там? Питеру? Пьетро? —  за «спасение» из стеклянной тюрьмы в Пентагоне, но это не значит… ничего это не значит. И вообще, это была идея Чарльза. Не важно. Серебряная заноза в заднице крутится, вертится вокруг мастера магнетизма, словно планета вокруг солнца. Только Леншерр не солнце, она ураган, который затягивает ни в чем неповинных людей в ворох неприятностей, но Питеру (да точно, Питер) этого никак не объяснить. — Да ладно тебе, ты же крутая! — Ртуть  — серьезно, милый? Ртуть? - запихивает в рот целуй чизбургер. — Подавишься, — меланхолично произносит Магнето. — Чарльз тоже, как ты выразился, крутой. Питер задумывается на какое-то мгновение (за это же мгновение он успевает сбегать за еще одним чизбургером для себя и для Эрики). — Профессор Хиппи? Он классный, — стоп, тут не было никакого милкшейка, когда?.. В принципе не важно. — Но ты круче. Тем более, кто будет помогать устраивать тебе топовые побеги из тюрем? Или доставать липовые документы? Сотка баксов на то, что такого крутого помощника у тебя никогда не было. И не поспоришь же? Но это не значит, что Эрике все еще не требуется бутылка виски после общения с подростком явно страдающим от СДВГ. Большие карие глаза юного мутанта почему-то заставляют черных кошек на душе Леншерр неприятно скрести когтями. * — У тебя есть семья? — Ртуть задает этот вопрос спустя три месяца совместнвх скитаний. — Дети? Магнето сосредоточенно меняет форму мельхиоровой лопатки на что-то более опасное… — Да, — коротко бросает женщина, хотя логичнее было ответить «нет». Мальчишка неожиданно затихает, явно удовльтворенный таким ответом, приваливается теплым боком к Эрике и как завораженный наблюдает за тем как металл по мановению руки металокинетика меняет форму. — Как тебе? — из лопатки в кинжал. Не самый прочный, но зато острый. Питер довольно мычит и подхватывает кинжал на лету: — Легкий, — вертит со всех сторон и явно не торопится выпускать из рук. — А ты… ну… не скучаешь по своей семье? Послать бы его с такими распросами. Эрика понимает, что кинжал из мельхиоровой лопатки к ней явно не вернется. — Выразимся так, я не получу звание «мать года»… Я бросила свою семью ради мести. Бросила своего новорожденного сына на голову своего бывшего мужа, — Питер мастерски умеет сжирать все личное пространство. Леншерр устало вздыхает, гонит прочь черных кошек с души и пытается закопать чувство вины где-то под слоем вечной душевной мерзлоты. — Ну… ты же жалеешь, — добродушно произносит Ртуть. — Это что-то да значит? — Не думаю, что мой сын примет это как оправдание. Питер, сожалений зачастую недостаточно… И еще один подобный вопрос и я превращу этот кинжал обратно в лопатку. Питер смеется, обнимается, жмется к металлокинетику и… ладно, хрен бы с ними с вопросами, только на душе одновременно становится и легче, и тягостнее. Живые карие глаза Питера с немым любовью и обожанием продолжают смотреть на нее. И Эрике чудится, что когда-то давно на нее смотрели так же глаза Марка. Такие же ясные карие глаза…