Кошмары во сне — прошлое из жизни

      Рину снились кошмары. Сначала какие-то сюрреалистические картинки, наполненные лишь темными и холодными пятнами цвета. Затем к ним прибавились ощущения холода и слепящего глаза снега. Темная фигура, возвышаясь, стояла на расстоянии нескольких метров. В конце концов, изображение стало более отчетливым, приобретая болезненно знакомую и родную форму. Голова раскалывалась от шума вертолета, горло болело, потому что приходилось кричать, орать изо всех сил. А в ушах звенели слова, то его, то... — Я НЕ ДАМ ТЕБЕ УЙТИ!       Рывок вперед, он намного ближе, но тут же замирает. — Прости... Брат.       Пистолет был наведен прямо на Рина. Своим ошарашенным взглядом он смотрел тому прямо в глаза. — Я хочу быть сильным.       Окумура-старший шумно вдыхал и выдыхал морозный воздух, будто ему не хватало, будто он задыхался.       Жуткий шум в ушах. Снова. Он лишь отрывками мог разобрать голоса ребят, которые кричали. Но зрение улавливало лишь его. Остальное было размыто, расфокусировано.       Он всматривается в родные глаза, думая о том, как так вышло, что его дорогой брат снова навел на него пистолет, как он мог снова это допустить. А затем, с холодным взглядом, словно он был чужим Рину, выстреливает.       Жгучая боль во лбу, прямо между бровей — Юкио был чертовски метким. И последние слова, которые доносились до его слуха, сквозь пелену, будто в ушах вата. — Так что... Я больше не нуждаюсь в твоей помощи.       И Рин вскакивал в холодном поту, жадно хватая воздух, а рукой сжимая майку на груди.       Пытаясь отдышаться, он повернул голову в сторону кровати брата и сердцебиение немного успокоились — Юкио лежал там. Он был здесь, рядом, в одной комнате с ним.       Рин облокотился о стенку, обхватив колени. Но прежде чем что-то сказать, его опередили. — Снова плохой сон? — совершенно спокойным голосом прервал тишину Окумура-младший.       В отличие от старшего, Юкио мучился от бессонницы и от чувства стыда, которое душило его, не давая дышать полной грудью. Почему его оставили в живых, а не убили, как позорную шавку? Почему брат заступился за него, настаивал оставить в живых? Его глупый старший брат, который оказался в итоге умнее его.       Для них обоих это был, пожалуй, самый тяжелый период в жизни, ибо всё накатывало, одно за другим: пробуждение Рина, смерть отца Фуджимото, лагерь, где сила старшего Окумуры вышла из-под контроля, Нечестивый Король, Иллюминаты (а это была самая противная и стрессовая часть), Люцифер, Сатана.       В какой-то момент пришлось наложить мощную печать на левый глаз Юкио, чтобы их дьявольский папаша не мог смотреть сквозь него на Ассею. Почему-то правый глаз не подвергался влиянию. Так младший близнец, можно считать, лишился одного глаза. Затем был суд. Тоже очень неприятная часть, где Юкио уже хотели приговорить к смертной казни, только вот Рин и Мефисто знатно впряглись за него. И в итоге было выдвинуто условие — теперь Рин был пожизненным смотрителем Юкио. И если на задание шел Рин, то Юкио с ним в придачу. И наоборот. Так суд и постановил.       А потом, наконец-таки, всё улеглось. Но уже не было прежним. Хрупкий мост доверия обрушивался и строился вновь, а затем снова обрушивался, до основания, без надежды на восстановление. И всё равно Рин всеми силами восстанавливал этот мост, хоть его никто и не просил. Юкио не просил. — Есть такое... А ты снова не спишь, — Рин сел на край кровати. — Это пустяки, брат, — глаза щипали и болели, прося об отдыхе; весь организм молил Юкио об этом, но он не мог спать, невзирая на всю усталость. — Врач выписал тебе таблетки, а ты их не пьешь, — Рин пытался сказать это укоризненным голосом, но не получалось. Он звучал тихо, с нотками жалости и щепоткой беспокойства. Юкио прекрасно мог это прочитать. — Я не болен, чтобы меня жалели. Прекрасно о себе позабочусь, — Рину этот ответ явно не понравился. — Да что ты уперся! И вчера точно так же говорил, а теперь посмотри — не спишь которую ночь! Как ты преподавать собираешься?       Окумура-младший не ответил. Отвернулся к стене, накрывшись одеялом поплотнее. Рин цокнул языком и встал с кровати, покряхтывая. Общая усталость всё еще не спадала, несмотря на демоническую способность исцеления. Ментальное состояние не поддавалось такому виду лечения. Сначала он просто подошел к кровати, выжидая, отреагирует ли Юкио. Но тот всё еще был нем, как рыба. — А ну давай, ноги убери, я сесть хочу, — на его удивление, брат подвинулся. Рин вздохнул. — Юкио, я правда хочу, чтобы мы просто отпустили всё это. Как ненужный груз. — Говорит тот, кто просыпается от кошмаров, — неохотно пробормотал Юкио. — Думаешь, я не догадываюсь, что тебе снится? Тебе снится монстр. — Пф-ф, да какой монстр, мне такое в детстве могло привидеться, знаешь, я тогда еще бегал к отцу, чтобы он... — но его перебили. Тихо, уверенно, с сухостью в словах и во рту, сжимая в руке простыню. — Тебе снился я. Потому что из нас двоих я — настоящий монстр, — эти слова острым лезвием прошлись по сердцу Рина и он невольно поджал губы.       Вот, что не дает его брату спать. Он мучился, так сильно, что не давал себе спать, словно в наказание. Рин догадывался об этом, конечно, но просто хотелось думать, что это всё стресс и у его брата обычное переутомление. — Неправда, Юкио... — Да какая неправда?! — плечи юноши дрогнули. — Я подвел всех. Я нарушил свое обещание, выстрелил в тебя, черт побери! Если бы отец был жив, как бы я смотрел ему в глаза?! — Но ведь всё закончилось, всё можно начать сначала. Ты жив, а это... — Я НЕ ПРОСИЛ ОСТАВЛЯТЬ МЕНЯ В ЖИВЫХ! — в ночной тишине раздался крик души. Как хорошо, что они жили одни.       В ушах Рина зазвенело, а в груди неприятно сжалось сердце, до боли знакомо.       «Я ведь тоже думал примерно так же... Лучше бы я не рождался, так?».       Юкио лежал, прикрыв рот рукой. Черт возьми, он не должен был это говорить. Но неожиданно он почувствовал, как Рин сгреб его в объятия. — Придурок, как я мог позволить отдать тебя на растерзание этому суду? Ты ведь единственный родной мне человек, что остался здесь. Как я, — он сжал брата еще сильнее, — как я мог позволить тебе умереть, далматинец ты очкастый...       Рин почувствовал, как Юкио в его руках задрожал еще сильнее и послышались тихие всхлипы. Удивленный, Окумура-старший не смел проронить ни слова. Он уже и забыл, когда в последний раз брат плакал. — Ты... Ты такой эгоист, братец, — только и смог произнести Юкио перед тем, как повернулся к брату лицом и крепко обнял его.       Тут Рин почувствовал, что пока он не скажет одни очень важные слова вслух, его брат будет корить себя еще долго. Аккуратно гладя Юкио по голове, он произнес эти заветные слова шепотом. — Я прощаю тебя, Юкио. Не вини себя больше, — и у самого слезы предательски покатились по щекам, словно он говорил это и себе.       В какой-то момент повисла тишина, оба замерли, вслушиваясь.       Юкио уткнулся в плечо брату и громко взревел. То выла его душа, вся его сущность, которой не хватало того, чтобы в тихую ночь, в объятьях брата, получить прощения. И Юкио мог поклясться, что в словах брата слышал и слова отца, его привычную интонацию и теплоту. А прощение отца он хотел бы получить больше всего.       Так они провели минут десять, пока оба не успокоились. Словно два выжатых лимона, ничего не говоря, оба вернулись к обычному ночному занятию — сну. Эмоционально вымотанные, но то была не тягучая усталость, тянущая на дно, а долгожданное облегчение. В эту ночь они спали, видя лишь отрывки своего детства. Приятная отдушина уставшим душам двух братьев.       Утром раньше, как всегда, первым встал Юкио. Он взглянул на спящего брата и мягко улыбнулся. — Если он проговорится о том, что было ночью, мне придется его задушить, — без всякой злобы в словах он проговорил это, поправил очки и ушел вниз, умываться. По возвращению его уже ждал Рин, сонно потирающий глаза. Юкио никак не мог свыкнуться к его новому цвету волос. Но, в остальном, брат оставался таким же.       Почесав живот, Окумура-старший потянулся, убрал челку заколкой и посмотрел на брата. — Че есть будем? — Все, что угодно, братец.       Кошмары закончились; прошлое нужно оставить позади. А вот старые обычаи и привычки были добродушно возвращены в их жизни.