Запах сигарет

      Про себя нацист отметил, что это совершенно отлично, что у стран есть личная парковка, потому отыскать машину Союза не составило особого труда — уж найти знакомый черный «Паккард» было несложно. По пути к автомобилю Рейх не забывал поглядывать по сторонам, опасаясь того момента, когда или их хватятся или же на стоянку заедет какая-нибудь страна — ранняя пташка.       Союз, вполне выдерживая легкую тряску от частых шагов немца, со слегка охуевшим выражением лица вертел в руках собственный ремень. Вот ведь шутка, потечь при враге, быть покрытым и помеченным, а ведь все это менее чем за пятнадцать минут! Так стремительно менять свою только устаканившуюся жизнь СССР был не вправе — его дома ждал его измученный народ, а главное — собственные дети и союзные республики, которые верили как вождю, так и олицетворению их безграничной страны. Разве мог сейчас коммунист взять и просто уебать с немцем в автомобильном турне по провинциальным английским городишкам, пока ситуация не уляжется? Никак нет, товарищи. Даже собственная природа и, возможно, чувства, которые пусть сейчас и были в какой-то мешанине из-за гормонов, не смогли бы стать преградой между ним и своим народом.       Омега стал извиваться на руках немца, однако его попытки были тут же пресечены весьма оригинальным образом — немец вставил ключ в дверцу машины, отпер задние двери, все это время держа одной рукой вырывающегося Союза, а после плюхнул тельце партнера на сидения. Сам Рейх, несмотря на кучу ругательств, доносившихся от Совета, спокойно сел за руль и завел машину. Пока она прогревалась (на улице было обыденно сыро и прохладно), немец развернулся к русскому, который запутался в своем же плаще и одежке, спешно пытаясь натянуть их на потное и грязное тело. Даже в таком потрепанно-взволнованном виде он оставался для Рейха необычайно привлекательным с его пассивно-агрессивной манере материться себе под нос, сексуально порыкивая, когда не получалось с первого раза просунуть руку в рукав.       Нацист неторопливо перегнулся назад и схватил коммуниста за подбородок, пытаясь в таком затруднительном положении принудить к поцелую, насильно впиваясь в пухлые от предыдущих столкновений губы омеги. СССР был крайне этим озадачен, потому потерял несколько драгоценных секунд, в то время как Рейх продолжал пытаться разомкнуть плотно сомкнутые губы, прикусывая и обсасывая кромки. Союз с твердым намерением разбить кому-то конкретному его ебальник, даже не беря в расчет общую усталось после секса, схватил его рукой за голову, а после со всей силы ударил лбом по чужому лицу. — Ублюдок, что ты делаешь?! — взбешенно прорычал русский, вытирая губы тыльной стороной, резко забившись в один из углов родной ласточки. Начав дергать ручки двери потными ладонями, безуспешно надеясь выбраться из западни собственного автомобиля, Союз чувствувал четко подступающие волны истерики, что могли захлестнуть его в любой момент. — У меня тот же вопрос, раз уж к тебе вернулся разум. Наконец, — проговорил гнусаво немец, так как удар преимущественно пришелся на нос, откуда теперь тонкой струйкой хреначила кровь, алым ручейком струясь к подбородку, а после теряясь в каплях на белом воротнике рубашки нациста. — Да, что ты! А кто несколько минут назад набросился на меня и изнасиловал?! Ты в край охуел, фашист, после этого еще и лезть с поцелуями?! — Разве я не имею право поцеловать своего омегу? — хитро проговорил Рейх, а после зашелся коротким, гнусавым смехом. — Тебе, блять, смешно?! Я покажу, кому сейчас будет смешно! — Союз схватил Рейха сзади за шею, начиная душить. В салоне завязалась потасовка. Задыхаясь, Рейх резко подался вперед, ритмично ударяя несколько раз русского лицом о подголовник, по бокам которого были расположены руки Союза. После нескольких ударов, пришедшихся на все-таки не такую мягкую обивку подголовника, Совет отпустил чужую шею, хватаясь за собственный нос. Немец, не теряя ни секунды, перегнулся на заднее сидение, тем самым припечатывая противника к обивке. Пока запястье плотно сдавлено чужой рукой, а ноги зафиксированы чужими, левая рука схватила немца за грудки. С хищным оскалом альфа отпрянул и отвел руку для удара, да так и застыл.       То, что заставило немца застыть — были банальные слезы коммуниста. По его щекам заструились солоноватые дорожки и нацист опустил руку и серьезно уставился на омегу.       Союз сам не понял, отчего сейчас так по-детски зарыдал. Будто бы они раньше не пиздились. В голове русского был полный сумбур, да еще и эта течка, заставляющая гормоны просто взбунтоваться. Он просто устал, выдохся. Совета, в тот самый момент, накрыла безысходность, как же так в первый раз ощутил нечто такое с альфой и тут же получает побои. В законе было отмечено, что помеченные омеги становятся практически безвольной собственностью, в основном пользуемые только для удовольствия или продолжения рода. Союз буквально только в этот момент осознал свою беспомощность — Рейх теперь его больше не отпустит, он растреплет всем о его сущности, а Союз будет в его полной власти. У русского ужасно сдали нервы, что же, черт побери, будет с его детьми, что если он причинит им какой-то вред? Совет так бы и продолжал лить слезы, если бы не прикосновение немца к его щеке.       Он нежно провел по его щеке, а после, слегка покраснев, заключил омегу в неловкие, странные объятья, невесомо поглаживая по голове. — Тише, Тише, Russland, — зашептал неожиданно Рейх. Он изначально не хотел причинять боль омеге, но коммунист его вынудил. — Я не трону тебя. — Тронул уже, — тихо прошептал СССР, у которого не получалось остановить невольно текущие слезы.       Союз продолжал беззвучно плакать в кольце рук Рейха, который не собирался отпускать своего омегу. Наконец, немец решил принять более удобное положение, сам присел на сидение, а русского привлек к груди, продолжая одной рукой обнимать, а второй поглаживать по спине. Когда плечи русского прекратили содрогаться от рыданий, он поднял голову и с обреченно-грустным лицом взглянул на немца. Рейх склонился и нежно коснулся губ СССР, вовлекая в поцелуй. Сначала, русский не торопился отвечать, только крепче вцепился пальцами в форму нациста, однако потом приоткрыл рот и прикрыл глаза. Рейх неспешно, нежно продолжил сладкий поцелуй, исследуя горячий рот партнера, сплетая воедино языки, коротко отрываясь друг от друга, чтобы не задохнуться. Альфа наконец оторвался от желанной глубинки Союза и принялся оставлять легкие поцелуи по всему лицу коммуниста, отчего последний неслышно вздыхал и постанывал.       Рейх несильно надавил на плечи, опуская тело любовника, что обхватил его плечи руками, на кожаную светлую обивку салона. Он продолжал осыпать миллиметры кожи омеги трогательными поцелуями, зализывая собственные кровавые метки, которые оставил недавно. Союз крепко обхватил шею альфы руками, хватаясь иногда за плечи и шаря по спине немца руками. Когда нацист оторвался, он снова подарил нежный поцелуй омеге, тем самым отвлекая его от разработки покрасневшего колечка мышц. Немец ввел сразу два пальца, не опасаясь причинить боль партнеру из-за обилия смазки, что начала выделяться снова при возбуждение омеги. Сделав пару пробных движений фалангами, Рейх нашел заветную точку, заставив Союза пораженно вскинуть бедра навстречу, громко и несдержано застонав. Нацист вытащил пальцы, добившись разочарованого вздоха от Союза и поднял его ближе к своей промежности, располагая между собственных ног. Закинув ноги Союза на свои плечи, Рейх коротко поцеловал омегу и обнажил свой член, избавляясь от штанов. Чуть приподнявшийся Союз стал расстегивать пуговицы: сначала на мундире, после на рубашке. — Сейчас, Союз, — заверил партнера Рейх, вводя орган в изнывающее нутро русского. — Давай, д-двигайся уже! — проворчал возбужденно Союз, сразу вскидывая бедра, обхватывая нациста руками и привлекая к себе для жаркого, страстного поцелуя.       Рассмеявшись, немец стал задавать темп, не забывая отвечать Союзу, который в порыве чувств сбросил свои ляжки с чужих плеч и оплел ими поясницу Рейха.       По лицу альфы струился пот, нависнув над омегой, он стал стремительно наращивать темп, буквально втрахивая тело партнера в сидение. Союз возбужденно вскидывал бедра навстречу, метался, скользя по обивке мокрой кожей, тем самым наполняя салон скрипучими звуками, которые даже не смогли приглушить ни стоны, ни тяжелое дыхание двух стран, ни пошлые шлепки тел друг об друга. — Рейх! Рейх, еще! Ммм, двигайся, б-бля-аать! — вскрикивал с каждым ритмичным толчком Союз, захлебываясь в собственных ощущениях. — Готовься, СССР, — сладко, тягуче-сексуально пропел нацист, совершая глубокие быстрые точки, выходя и после входя на всю длину. — Да… Блять!.. С-сука, Рейх! — стонал русский, сильно вцепляясь до крови ногтями в спину любовника, — я… я сейчас!       Обе страны резко застонали, достигая пика. Союз вскрикнув, излился себе на живот, тут же обмякая под тяжестью рухнувшего Рейха, что кончил, не выходя из ануса своего омеги. Они тяжело дышали, но немец потрудился переместится поудобнее, дабы ненароком не придавить что-нибудь омеге. Союз кратко зашебуршался, тоже принимая расслабленную позу. Что уж говорить, если уж дело дошло до сцепки — будь добр быть соединенным со своим благоверным, нетерпеливая скотина.       Союз лениво приобнял Рейха, вздохнул и поднял на того глаза. Резвость их движений сходила на нет, дыхание тоже практически выровнялось. Самое время, чтобы кое-что прояснить. — И что мы, блять, теперь будем делать? — проворчал Союз, не разрывая зрительного контакта. — Лежать, пока не отпустит. — Ты предлагаешь валяться покуда все про нас забудут и мы сдохнем? Охерительная идея. — А, ты про это. — Да про это, блять. — А что ты предлагаешь? Разбежаться? Один хрен я тебя отпущу, да ты и так меченный. От тебя теперь за километр будет нести моим запахом. Никто и не посмеет тронуть чужого омегу. А коли попытается — оторву руки и ноги и запихаю в глотку. — Охуенно, а мне как прикажешь быть? У меня, блять, страна осталась развороченной, а дома дети ждут папку! — Ну, твоя семья наконец-то станет полноценной, — громко захохотав, закончил Рейх.