scream it loud

ханбин шумно сглатывает. чувствует, как этот скользкий комок слюны и слизи пробирается по глотке, ползёт дальше по пищеводу, до омерзения медленно и неприятно. чувствует, как по затылку пробегается холодок, а под футболкой на спине вдруг проступает испарина, ткань мгновенно липнет к коже и отзывается мурашками на лёгкий сквозняк из приоткрытого окна. чживон улыбается. размыкает медленно губы, говорит почти что-то, ханбин даже дыхание задерживает, ждёт, когда изо рта посыпятся звуки, и даже, кажется, слышит, определённо точно слышит тихое шипение, с которым чживон неуверенно произносит первый слог слова. вот только ханбин наблюдает, как губы смыкаются снова, вытягиваясь в тонкую белесую полоску, поджимаются, а после краснеют, потому что чживон по вредной привычке цепляет нижнюю губу зубами. раньше там была серёжка. аккуратное кольцо с металлическим шариком, чживон всегда в моменты волнения или тревоги подцеплял её языком, трогал зубами, громко стуча этим шариком по зубной эмали. кольца давно нет, а привычка - осталась. привычка старая и затёртая до дыр, впитавшаяся в кожу и отпечатавшаяся на коре головного мозга. чживон продолжает молчат, продолжает покусывать губы, а тишину между ними хоть трогай, хоть с головой как в плед завернись. чживон о чём-то явно думает, ханбин его как затёртую книгу знает, каждый жест, каждое движение, каждый взгляд в пустоту, знает, что всё это значит. вот только мысли угадывать так и не научился, и не то чтобы не получалось, просто ханбин не уверен, что хочет узнать, что у него в голове. ханбин не уверен, что хочет слушать его голос. ханбин не уверен, что хочет. быть тут никакой уверенности ни на грамм он делает шаг назад, неуверенный, как поднятый белый флаг, колышемый робко ветром, как знак отступления, позорный проигрыш, ханбин делает шаг назад и почти уходит. вот разворачивается, уже не видит улыбки, но чувствует её спиной. уже дышать начинает немного легче, ханбин привычка, от которой он сам же сможет избавиться. ханбин почти уходит, но это почти лишь застывает в воздухе топором, занесённым над тонкой нитью их связи. это почти отзывается хриплым голосом, упирается словами в спину. почти заставляет ханбина перестать дышать. — забери меня отсюда, – говорит чживон, а ханбин так и замирает где-то на линии между. — забери, – говорит чживон громче, чётче, почти без лезвий в голосе, звучит раскатами грома в ушах, обступает вакуумом и застревает в мыслях острым гвоздём. — ханбин, – чживон кусает губу, ханбин не видит, но знает это наверняка – привычка. — ханбин, ты можешь меня спасти? вопрос повисает в воздухе пустотой, чживон улыбается, потому что знает ответ заранее, потому что даже вслух говорить не нужно, не надо спрашивать и ждать ответов на все вопросы. потому что ханбин привычка, по мнению самого ханбина. а до чживона ему давно уже дела нет. чживона давно для него уже нет. чживон улыбается.