Не прогоняй меня, хен

abyssus erigo - affinity

      Намджун устал.       Намджун хочет оказаться в своей комнате и уснуть лет так на десять в обнимку с любимой подушкой Коей. Такой мягкой и удобной, что аж в груди ноет от тоски.       Намджун много чего хотел бы сделать на самом деле. Но он сидит в своей студии, на часах давно перевалило за полночь, а текст песни все никак не складывается третий день. С утра репетиции, от которых болит все тело, а по ночам бессонница и долгие поиски вдохновения темными кругами легли под глазами. За эти дни у него не было времени даже поесть нормально, потому что со всех сторон подгоняют, работы через край, до камбэка осталось всего ничего, а новый альбом все еще не готов. И сложнее всего оказалось вытерпеть неугомонного макнэ, что улыбается так сладко, вечно плетется за ним хвостиком и лезет обниматься при первой же возможности.       Танцевальные практики превратились в личный ад лидера, потому что мокрая футболка, прилипающая к торсу и узкие брюки, обтягивающие крепкие бедра словно вторая кожа, уже запечатлелись на обратной стороне век, кажется на всю оставшуюся жизнь. Намджун искренне ненавидит часть хореографии "IDOL", где Чон Чонгук находится к нему так близко, что еще чуть-чуть и будет притираться к нему своими невероятными бедрами, заставляя его гореть от стыда за отвратительные мысли, что посещают по натуре светлую голову. Это сводит с ума. Когда Чонгук успел стать таким?       Намджун с остервенением комкает очередной лист бумаги и кидает в остальную кучу мусора. Он все еще чертовски устал, все еще страдает бессонницей и все еще хочет Чон Чонгука.       — Сука!       Тиканье часов эхом отдается в висках, голова гудит, а перед глазами начинает немного плыть. Ему определенно нужно выспаться или хотя бы выйти на воздух, чтобы освежиться и избавиться от лишних мыслей.       Намджун со стоном откидывается на спинку кресла и трет переносицу, головная боль лишь усиливается с каждым движением. Снова образ Чонгука перед глазами. Вот, он плавно двигается под очередной бит, отрабатывая новую технику, пот каплями струится по красивому лицу, скатываясь куда-то за острую линию подбородка. Вот, он резким движением откидывает мокрые пряди каштановых волос назад, ловит его взгляд через огромное зеркало танцевальной студии. Вот, он прикусывает нижнюю губу, медленно опускаясь вниз и параллельно проводя ладонями по своим бедрам. По своим блядски привлекательным бедрам. Намджун трясет головой, в попытках избавиться от наваждения, но один образ Чонгука сменяется другим.       Теперь он сидит за кухонным столом, уплетая шоколадные хлопья с молоком, улыбается той самой улыбкой, что делает его похожим на милого ребенка, и что-то бубнит с набитыми щеками. Вот, он забегает к нему в студию, устраиваясь у его ног с любимой книжкой и просит включить то, над чем старший работает. Вот, он виснет на широких плечах, причитает, что его любимый хен перестал нормально питаться и совсем исхудал, угрожает натравить на него Сокджина и, быстро чмокнув в щеку, убегает в гостиную.       Намджун легонько проводит пальцами по своей щеке и глупо улыбается. Но улыбка резко пропадает с лица и он с такой силой хлопает себя по лбу, что на месте остается красноватый след. Кажется, совсем уже со своей влюбленностью кукушкой поехал.       — Почему я такой идиот, Господь? — Намджун задается этим вопросом не в первый раз и снова не получает на него ответа. Юнги говорил, что это в скором времени пройдет. Но в этот раз, видимо, его экстрасенсорные способности подвели.       Он отъезжает от рабочего стола и, оперевшись локтями о колени, утыкается лицом в свои ладони.       Намджун чертовски устал.       От самобичевания и ядовитых подколов в свою же сторону его отвлекает с шумом ввалившийся в студию макнэ. Намджун удивленно вскидывает брови вверх и уже открывает рот спросить, что он тут забыл в такое позднее время, но замолкает, пристально наблюдая за чужими действиями.       Чонгук медленно плетется в его сторону, весь раскрасневшийся и растрепанный, будто только что вышел из душа. На нем красная футболка и домашние тренировочные штаны. Он шлепает босыми ногами по холодному паркету, в темных глазах странный блеск, а губы растянуты в нежной улыбке.       Чонгук тоже устал.       Чонгук хочет внимания и сегодня ночью его получит сполна, он даже выпил для храбрости (по наставлениям Чимина), боясь отступить в последний момент.       Их лидер умудрялся быть самым глупым человеком на земле, будучи самым умным и образованным среди всех, кого Чонгук знает. Спустя бесконечное число попыток, он понял, что намеки его слишком тонкие для любимого хена и решил идти напролом.       Чонгук тоже пришел к этому не сразу.       Долгие ночи самокопания, в попытках разобраться в себе и принять то, что он любит своего хена не так, как должен были отвратительными и пугающими. Сколько раз Тэхен успокаивал его, вытирая безостановочно льющиеся слезы, поддерживая и уверяя в том, что здесь нет ничего плохого? Что в том, чтобы любить человека своего пола нет ничего мерзкого и никто из них его за такие чувства не осудит? Не пересчитать на пальцах.       Но с тех пор утекло много воды и Чонгук принял себя, принял свои чувства, готовый бороться за них даже с самим Намджуном.       Хен часто его избегал, ругался, дуя пухлые губы, и зло шипел, обещая выставить из общежития, если тот не перестанет мешаться у него под ногами, но всегда разрешал сидеть рядом, зависать подолгу в студии и носить свои любимые футболки.       Чонгук находил это в нем очаровательным.       Намджун смотрит внимательно, боясь выдохнуть лишний раз. Чонгук красивый. Хочется прикоснуться к нему, почувствовать гладкость нежной кожи под своими ладонями. Хочется обнимать, уткнувшись носом в мягкие волосы, и вдыхать аромат яблочного шампуня, которым тот всегда пользуется. Но он лишь сжимает кулаки и стискивает зубы, не двигается с места и ждет.       Он видит, как Чонгук аккуратно протискивается в небольшое пространство между ним и рабочим столом, как бесцеремонно усаживается к нему на колени и обвивает шею руками.       — И что ты делаешь?       Чонгук улыбается, взгляд затуманен, алкоголь плещет в крови, подначивая сделать что-нибудь глупое и безрассудное. Он наклоняется к его лицу и тяжело выдыхает чуть ли не в самые губы, которые поцеловать хочется до искр перед глазами.       — Чонгук? Ты что, пьян? — старший чувствует терпкий запах алкоголя, пытается скинуть его со своих колен, но Чонгук крепко хватается за сильные плечи, удобнее устраиваясь на чужих коленях.       – Господи — тяжелый вздох — да, ты же пьян.       —Хен, — он дышит сбивчиво, облизывает пересохшие от волнения губы и смотрит жалобно заламывая брови, — пожалуйста, хен, не прогоняй меня.       Намджун держится из последних сил, чтобы не впиться жадным поцелуем в искусанные губы. Он чувствует, как теряет последние крупинки самообладания и снова сжимает кулаки до побелевших костяшек. Намджун не глупый подросток, он не должен идти на поводу своих желаний и отправить весь свой труд, труд их группы и большой команды коту под хвост. Но сейчас Чонгук сидит на его коленях, податливо прижимаясь всем телом, елозя задницей по его бедрам и опаляя горячим дыханием его губы.       — Чонгук, мы не можем, это неправильно. — он прижимается к его лбу своим, сжимая ткань футболки пальцами, и прикрывает глаза. Так сложно держаться, чтобы не совершить, возможно, самую большую ошибку в жизни обоих.       — Никто не узнает, хен.       — Ты пьян, я уверен, что утром будешь жалеть об этом.       — Я не настолько пьян, чтобы не давать отчет своим действиям. — он прижимается ближе, обхватывая ладонями его лицо, в глазах решительность, но руки от чего-то дрожат, — Хен, я правда хочу этого.       Намджун легонько касается его губ своими и сразу же отстраняется. Глаза у обоих закрыты, а сердце в груди колотится с бешеной скоростью.       — Куки...       — Хен, пожалуйста.       Чонгук прерывает его, осторожно прижимаясь к мягким губам, на пробу проводит языком и жмурится от удовольствия. Он так давно хотел узнать, каков вкус этих губ, и целовать их долго-долго, что сейчас не может поверить в то, что происходит. Намджун не отталкивает, прижимает ближе, пробираясь руками под футболку. Скользит по животу, оглаживает бока и пробегается пальцами по пояснице. Утягивает, наконец, в полноценный поцелуй, чувствуя сладкий вкус карамели на языке, и улыбается. Чонгук опять втихаря лопал сладости, если Чимин узнает, то шкуру с него сдерет.       Намджун целует неторопливо, стараясь насладиться каждой секундой, исследуя языком чонгуков рот, кусается, лижет по губам и снова кусается. Руки беспорядочно шарят под футболкой, цепляют бусинки возбужденных сосков и Чонгук приглушенно стонет ему в рот, проходясь задницей по чужому возбуждению. Он такой мягкий и чувствительный, выгибается под его ладонями, что с нажимом проходятся по позвоночнику, отдается этим поцелуям с жадностью, упивается лаской, которую ждал так долго. Чонгук млеет в его руках, дышит громко, еле сдерживая стоны, и тянется к нему всем телом, зарываясь пальцами в коротких волосах, оттягивая назад. Он скользит ниже, отлепляясь от намджуновых губ, мажет языком по подбородку и опускается к шее, оставляя дорожку мокрых поцелуев от кадыка до острых ключиц. Поднимается снова к губам, кусается больно, от чего старший шипит, шлепая его по ягодице, и снова пускает в ход язык, скользит им по губам, просовывая в рот, когда Намджун хватает его зубами, а потом втягивает с силой и Чонгук мычит, впиваясь пальцами в его плечи.       В студии становится жарко от горячих прикосновений и приглушенных стонов. Дверь не заперта, и если кто-то проснется и решит проверить Намджуна, то наткнется на очень интересную картину.       Возбуждение бьет в голову резко, на них все еще много одежды и Чонгуку это не нравится. Он в спешке стаскивает с себя футболку и откидывает ее в сторону. Кожа горит от намджуновых прикосновений и он чувствует, как плавится под его жаркими поцелуями. Намджун невероятный, целует глубоко и с напором. Дух захватывает. Чонгук мечтал об этом так долго, что все кажется сладким сном. Он боится проснуться в своей комнате и снова позорно кончить в штаны из-за мокрых снов, что преследуют его постоянно. Но это не сон и Чонгук протяжно стонет, когда шершавый язык обводит темный ореол соска и легонько смыкает зубы вокруг него, скользит языком от одного к другому, посасывая, и с громким чмоком отстраняется. Чонгук вжимается в намджунов пах своим, подставляя шею под горячие поцелуи, и снова шипит, когда очередной раз чужие зубы впиваются в нежную кожу. Снова язык скользит к кадыку, втягивая кожу под горлом до покраснения. Намджун усердно вылизывает его шею, проходится широким мазком по линии челюсти, поднимаясь к губам, утягивает в очередной поцелуй, более развязный, мокрый. Поднимается к уху, посасывая мочку, кусает легонько и обводит языком ушную раковину, от чего Чонгук готов кончить уже сейчас.       — Ты такой чувствительный. — шепотом в опухшие от долгих поцелуев губы, — такой невероятный.       Чонгук всхлипывает.       Время тянется так медленно, будто и вовсе застыло на месте только для них двоих. Голова идет кругом от переизбытка эмоций, жар в низу живота доставляет дискомфорт, но оторваться от губ друг друга слишком сложно.       — Хе-ен, — Чонгук хнычет, потираясь стояком о его бедро и прижимается еще теснее. Вплотную, чтобы чувствовать каждую напрягающуюся мышцу, малейшее движение, дыхание на коже.       Слишком жарко, слишком близко. Слишком слишком.       Это невероятно, целоваться до болючего покалывания в губах, впиваться пальцами в крепкие бедра до посинения и всасывать нежную кожу до багровых пятен. В штанах все еще невыносимо тесно и от этого волком выть хочется, но никто не разрывает мокрых поцелуев, не отрывает руки от горячей кожи, шепча друг другу всякие глупости.       Чонгук не выдерживает первым и немного отстраняется, чтобы предоставить себе доступ к чужой ширинке. Он нетерпеливо дергает ремень, разочарованно стонет, когда железная пряжка скользит под пальцами и не поддается его натиску. Еле справившись с этим, тянет замок ширинки вниз и сразу же проникает рукой под черные боксеры, обхватывая возбужденный орган пальцами.       Двигать рукой немного неудобно, поэтому Чонгук соскальзывает с его колен на пол, хнычет, пихая Намджуна в бедро, чтобы тот приподнялся и стаскивает джинсы вместе с боксерами к щиколоткам.       Снова обхватывает твердый член, проводя рукой вверх-вниз пару раз, и довольно ухмыляется, когда Намджун тяжело выдыхает, откидываясь назад. Касается указательным пальцем другой руки покрасневшей головки, круговыми движениями размазывая предэякулят и медленно убирает палец, наблюдая за тем, как ниточка вязкой прозрачной жидкости тянется к головке. С нажимом давит большим пальцем на уретру и начинает в темпе двигать рукой, размазывая естественную смазку по всему члену.       Чонгук приподнимается, наклоняясь к головке, и мажет языком, пробуя на вкус, скользит губами по выступающим венкам всего ствола под шумное дыхание Намджуна, снова поднимается к головке и вбирает в рот до середины, не решаясь взять глубже. Он чувствует на затылке пальцы старшего, что сжимают его волосы у основания, и опускается ниже, пытаясь подавить рвотный рефлекс. Он медленно скользит вверх-вниз, смотря на реакцию хена из-под длинной челки и, наверное, соврет, если скажет, что этот вид Намджуна с приоткрытым в глухом стоне ртом ему не нравится.       Намджун еле сдерживает себя, чтобы самостоятельно не толкнуться в горячий узкий рот, цепляясь за чонгуковы волосы. Его трясет от возбуждения, когда младший насаживается на член глубже и начинает двигать ртом быстрее. Отстраняется с хлюпающим звуком и снова вбирает в рот, то ускоряется, пару раз задевая чувствительную кожу зубами, то замедляется, с наслаждением закатывая глаза. От такого зрелища пересыхает в горле и Намджун чувствует, что уже совсем на грани.       — Малыш, если ты не хочешь, чтобы я кончил тебе в р... — голос срывается на стон, когда Чонгук втягивает щеки, продолжая двигать головой чуть быстрее, — Боже, где ты, блять, этому научился?       Чонгук еле сдерживает себя, чтобы не засмеяться. Он выпускает член изо рта, облизываясь и счастливо улыбается хену, прежде, чем снова раскрыть рот и высунуть язык, позволяя головке мягко скользить по нему все глубже.       Намджун действительно пытается отстраниться, чтобы не спустить ему в рот, но Чонгук держит его за бедра не позволяя сделать этого, лишь смыкая губы крепче вокруг ствола и ускоряется, насаживаясь глубже, чтобы довести хена до долгожданной разрядки.       Намджун кончает с протяжным стоном, белесая жидкость стекает по подбородку вниз, когда Чонгук, наконец, отстраняется полностью, сглатывая чужую сперму. Он подхватывает его, снова сажая себе на колени, впиваясь жадным поцелуем в покрасневшие губы и чувствуя собственный горьковатый привкус у себя на языке. Лезет рукой под чонгуковы штаны, не обнаруживая там нижнего белья и снова тяжело выдыхает. Чонгук сегодня не перестает его удивлять.       — Хен, хен, я почти, пожалуйста.       Намджун проходится по всей длине, сжимая член у основания и двигает рукой, ускоряясь с каждым толчком в свою ладонь. Выцеловывает шею, спускаясь к плечам, покрывая грудь короткими поцелуями, поглаживая поясницу свободной рукой. Член сочится смазкой, от чего громко хлюпает, заставляя загореться красным кончики его ушей. Намджун выворачивает запястье, с нажимом прокручивая кулаком вокруг головки, водит вверх-вниз в быстром темпе еще пару раз и Чонгук выгибается в пояснице, громко хныча и изливается в широкую ладонь. Он обмякает в намджуновых руках, утыкаясь лбом в изгиб его шеи и дышит тяжело, шумно вдыхая через нос, чуть ли не скулит от яркого оргазма.       Намджун вытирает руку о свою футболку и прижимает младшего к себе плотнее, удобнее устраивая на своих коленях. Зарывается носом в пушистые волосы и прикрывает глаза. Так хорошо.       — Чонгукки, мне бы хоть трусы натянуть.       Чонгук хихикает, поднимая на него свой взгляд, и смущенно улыбается. Он чмокает Намджуна в уголок губ и спрыгивает вниз, позволяя ему натянуть белье и джинсы на задницу. Толкает обратно в кресло и снова забирается к нему на колени.       — Чонгук, ты уверен, что утром не будешь меня избегать и делать вид, что ничего не произошло?       — Я пришел сюда не для того, чтобы играть с тобой в прятки. — он давит зевок и моргает несколько раз, чтобы избавиться от сонливости, — Я пришел к тебе, чтобы сказать, что люблю тебя и получить всю твою любовь и заботу взамен, хен.       – Хорошо. — Намджун улыбатся широко, показывая ямочки и аккуратно берет его за руку, переплетая пальцы. — я постараюсь быть самым лучшим для тебя, малыш.       Они просидят в студии Намджуна еще долго, лениво целуясь между незначительной болтовней, пока Чонгук не засопит у него на плече.       Намджун отнесет его на руках в свою комнату, осторожно уложит на свою кровать, чтобы не разбудить, а потом и сам ляжет рядом, прижимая Чонгука к себе, словно он самое драгоценное, что есть на этом свете.       Он не будет забивать голову о том, что с ними будет дальше и спокойно уснет, пока чужое теплое дыхание будет согревать его до самого утра.       Пусть об этом будет думать будущий Намджун.       Потому что настоящий Намджун сейчас абсолютно точно счастлив.