***
Ёсан взглянул на Сана, приподняв бровь. - Я правильно понял, - начал он, подняв палец вверх. Они зашли в Moomers, и послеполуденное солнце медленно, но верно опускалось в золотистую дымку. Юнхо и Минки последовали за ними и сели по обе стороны от Ёсана, который, в свою очередь, сел напротив Уёна и Сана, спиной к окну. Полуденный свет сверкал над ним, создавая над его головой «нимб», который выглядел мягко и нежно, в отличии от выражения на лицах Уёна и Сана, - что Хонджун собирался позвать меня на свидание? - Ну, он был настроен довольно серьёзно, - пожал плечами Уён. Сан заметил, как Юнхо и Минки встретились взглядами − на их лицах отразилось беспокойство. Юнхо наклонился вперёд, опираясь на локти, и беспокойно провел рукой по волосам. Минки увидел это и откинулся на спинку стула, чтобы протянуть руку через кресло Ёсана и дотянуться до плеча Юнхо. Двое разделили между собой очередной момент, не подозревая, что Сан наблюдал за ними. Сан оглянулся на Ёсана. - Он был в состоянии лёгкой паники, но его тело приняло это за уверенность, и… - О, нет, - простонал Ёсан, закрывая лицо своими тонкими руками. Пропустив волосы через свои пальцы, он глубоко вздохнул, - зачем он это делает? Он ведь постоянно так делает − впадает в панику и потом вдруг резко становится таким… таким смелым. - Он Скорпион по гороскопу, - язвительно заметил Минки. Они все повернулись, чтобы взглянуть на парня, сидящего с широко раскрытыми глазами, включая Ёсана, но он просто пожал плечами. Сан закатил глаза и посмотрел на Ёсана, стараясь привлечь его внимание. - Я тоже не знаю, почему он так поступает. - Причина явно не в том, что он Скорпио, - Юнхо посмотрел на Минки, сузив глаза. - Скорпион, - поправил его Минки. - Он Овен, пощади его, - сказал Уён, перемешивая ложечкой мороженое. Юнхо бросил в него грязной салфеткой, почти попав ему в голову. - Давайте сосредоточимся, - взмолился Ёсан; он выглядел подавленно. Они снова обратили внимание на парня, который сидел неподвижно и прямо, нахмурив брови, - мне нужна ваша помощь. Минки поджал губы и с ободряющей улыбкой, которая могла соперничать только с ярким заходящим солнцем, толкнул Ёсана в плечо. Минки часто оказывал такое воздействие на людей и на обстановку в комнате. Казалось, что он способен чувствовать эмоции окружающих, и он всегда знал, как ухватиться за их, словно за руль велосипеда. Минки крепко держался за реальность и эмоции. Сан не сомневался, что он станет прекрасным медиком. Уён три раза сжал руку Сана под столом. Я люблю тебя. - Сказать честно?, - спросил Минки, высоко подняв брови, которые скрылись за его длинной чёлкой. - Конечно. - Он тебе нравится? Ёсан помедлил. Казалось, что он собирается с мыслями. - Да. - Думаешь, он будет хорошо с тобой обращаться? - Не сомневаюсь в этом. Минки кивнул и подался вперёд. - Ты его любишь? - Не рановато ли говорить, что я люблю его, если мы с ним ещё не начали встречаться? - Да вы как будто всю жизнь встречаетесь, Ёсан, - закатив глаза, поддразнил его Юнхо. - Есть разница, - начал Ёсан, размешивая мороженое в неоново-розовом стаканчике, - между привычкой и любовью. Я влюблён, или же просто привык к нему? Разве можно по-настоящему любить кого-то, с кем у тебя никогда не было настоящих отношений? Уён, казалось, долго обдумывал свою речь, прежде чем медленно заговорить: - Знаешь, как в кино бывает: герой влюблён в человека, который не обращает на него внимание? - Ну, да? - Так вот это не ваш случай. Джун признал тебя, он осознал свои чувства к тебе, и он знает о тебе всё. Вот в чём разница. Ёсан продолжал перемешивать мороженое, закусив нижнюю губу, на его лице отражалось беспокойство. - Мне с ним комфортно − я знаю это наверняка. Может быть, он просто привычка, которая вынуждает меня возвращаться в его дом каждую ночь. Вообще-то… он меня не заставляет. Я прихожу туда, и, если у меня не получается зайти, мы оба знаем, что скучаем друг по другу. Я думаю, что мы оба привычки друг друга, но мы − удобные привычки. Да, − удобные привычки. В очередной раз вмешался Сан: - Не слушай, что говорят другие − если он тебе нравится, Ёсан, значит, так и есть. Если ты считаешь, что у вас всё получится, то ты на шаг впереди многих из нас. Пока не попробуешь... - Никогда не узнаешь, - закончил за него Уён, и его голос прозвучал очень нежно. Ёсан кивнул.***
В жизни самого Сана осталось несколько ниток, которые ему нужно было завязать, как красивые атласные бантики, вышитые из облаков; их нужно было прочно закрепить. Их концы трепетали, как беспорядочные аккорды пианино, и они разметались от каждого порыва ветра, который выбивал облака из колеи. В некотором смысле его мама была похожа на это облако, и её розовый атласный конец безвольно болтался на ветру. Синева неба была яркой и почти многообещающей. И всё же... она продолжала смотреть вниз с облаков. Разговор с Чонхо тяжело давил на сознание Сана, и ленточные концы с изяществом и лёгкостью прокручивали кошмары в его снах. Как можно исправить кого-то? Сан знает, что Уён, вероятно, сказал бы ему, что он не обязан этим заниматься. Ага. Он не обязан, но это не меняло того факта, что он ничего не мог с собой поделать. Его маме нужна была помощь, он должен был ей помочь, и только так всё могло измениться. Нет, это не его обязанность, не его работа заботиться о ком-то, особенно о том, кто причиняет ему боль. О ком-то, кто позволил своим лентам перекрыть ему кислород. Сан мог попытаться нарисовать красивую картину с воздушными шарами, лентами, цветами и бабочками, которые порхали и трепетали на ветру. Они могли находиться под нежно-голубым небом, которое шептало бы мечты о весне и утреннем дожде, но это была просто картинка. Картинка, которая не содержала никакой правды − поскольку это было просто представление о чём-то. Сан пожалел, что не может плюнуть на дурацкие цветы, воздушные шары и милые пустышки, чтобы открыть чистый холст под ними. Чистый холст, который теперь был грязно-зелёным и чёрным. - Можете ещё раз повторить имя? - Чхве Джиу. - Отлично, спасибо. Сан был уверен, что сделал правильный выбор. Уён толкнул его в плечо и одарил своей фирменной улыбкой − той, от которой бабочки закружились и упали в обморок. Той самой. - Как себя чувствуешь? - Лучше?, - пробубнил Сан. Уён подвинулся и обнял Сана за плечи. Они сидели у Хонджуна, который был поглощён телефонным разговором. Сан мог только догадываться, что тот говорил с Ёсаном, судя по тому, как напряженно сдвинулись брови Джуна. Голос Хонджуна в трубке звучал мягко, и сам он сидел на заднем крыльце, подперев голову рукой. Сан ощутил вспышку сочувствия, прошедшую через него, когда он взглянул на Джуна. - Звучит неубедительно. - Нет, мне правда лучше. Думаю, мне просто… - Страшно?, - закончил за него Уён, склонив голову набок. Сан опустил взгляд на его бицепсы, которые были мягко обтянуты рукавами футболки. - Ага, - нерешительно подтвердил Сан. Сан знал, что отправить маму в больницу было правильным решением. Даже если это не сработает, стоило попробовать. Все махнули рукой на его мать, Джиу, но только не он. Было время, когда он был уверен, что никогда не увидит её снова. Было время, когда он был уверен, что ненавидит её всем своим существом − как кто-то мог любить её после всего, что она сделала? - Потому что ты знаешь, что люди дерьмовые, ты знаешь, что жизнь несправедлива. Раз уж ты знаешь, что жизнь никогда не будет справедливой, и что ты можешь контролировать то, кого хочешь видеть в своей жизни, то ты в состоянии оградить себя от всего этого. Ты тоже исцеляешься, Сан. Сан не совсем понимал, как Уён может читать его мысли и знать ответы на все интересующие его вопросы; возможно, именно так Сан понял, что Уён действительно тот самый человек. - Как ты это делаешь? - Делаю что? Видишь меня насквозь. - Ничего.***
Летний туман быстро рассеялся, и не успел Сан опомниться, как он снова начал получать электронные письма из университета. Он застонал и смахнул уведомление − не хотелось даже думать об этом. Сонхва пнул его ногой. - Что случилось? - Учёба начинается через две недели. - Две недели?, - спросил Чонхо рядом с Сонхва, положив руку на его колено. Сонхва выглядел самодовольным − Сан знал, что теперь они вместе, и он вообще не понял, как это произошло. Его друзья иногда были так непредсказуемы. Уён только пожал плечами, когда Сан спросил его о таинственной парочке. - Я думал, все уже знают об этом. Пусть Уён и дальше продолжает знать всё обо всех в этом чёртовом мире. - Да, блять, две недели. - Я думал, тебе нравится колледж, - сказал Сонхва, склонив голову в замешательстве. Он глубоко затянулся и после резко закашлялся. Отмахнувшись от дыма, Сонхва с отвращением передал косяк Чонхо, который радостно забрал его и без колебаний затянулся, приглашая дым внутрь своих лёгких. - Так и есть. Просто… просто мне ещё нужно выбрать специальность. - Это же круто. - Нет, если ты не знаешь, чем хочешь заниматься, - проговорил Сонхва, ударив Чонхо локтем. Сан откинул голову на спинку дивана и закрыл глаза, пытаясь успокоиться. - У меня есть идея, но она кажется такой тупой. - Сан, не думаю, что существует хоть одна тупая специальность или профессия, - ответил Чонхо, перекатывая косяк между большим и указательным пальцами, - если тебе нравится этим заниматься, то в чём проблема? Чонхо всегда говорил с такой уверенностью, которой Сан завидовал; он всегда был уверен в себе. Для него всё было черно-белым, и не существовало ни серого цвета, ни компромисса для обеих сторон. Самая красочная вещь в мире черно-белая, она содержит все цвета и в то же время исключает их все. - Я… я думал стать флористом. Сонхва и Чонхо уставились на него с одинаковым выражением лица − бессмысленным. Сан нервно засмеялся. Сонхва подался вперёд, на его лице читалось замешательство. - И? Что в этом тупого? - Не знаю. - Точно!, - заорал Чонхо так громко, что все подпрыгнули, - ты не знаешь, что в этом тупого, потому что это вообще не тупо. Ты просто не уверен в себе. Глаза Сонхва расширились. - Господи, Чонхо… - Я абсолютно прав. Критику в свой счёт не принимаю. Сан закатил глаза и провел рукой по и без того растрёпанным волосам. - Он прав. К сожалению. Настала очередь Чонхо выглядеть ещё более самодовольным, чем раньше. Сонхва с раздражением прищурился в его сторону. - В любом случае, - проговорил Сонхва, - почему бы тебе не заняться этим? Получи степень, чтобы обезопасить себя в будущем. Всё равно всегда можно сменить направление подготовки. Худшее, что может случиться, это дополнительный семестр, если ты сменишь слишком много специальностей и пропустишь слишком много пар. Сонхва, как всегда, был прав. Сан знал, что он прав. Господи, неужели его друзья всегда оказываются правы? Это вообще нормально? Сан покорно почесал затылок. - Ты так думаешь? - Да. Сан, у тебя вся жизнь впереди, чтобы узнать, чем ты хочешь заниматься и кем хочешь стать. Сан одновременно был согласен и не согласен. Они были молодыми взрослыми, расцветающими в мире различными красками своей личности, убеждений и происхождения, и они скоро станут людьми, которые вносят свой вклад в общество, но в этом и заключалась проблема. Могут ли они просто проживать свою собственную жизнь так, чтобы найти самих себя в то время, как мир подталкивает их к конформизму и каким-то занятиям? Окружающие говорят, что просто хотят, чтобы все были счастливы, и всегда твердят: «найдите работу, которая сделает вас счастливыми!». Они − молодые люди, которые должны найти работу, завести детей, внести свой вклад в экономику и правовую систему, но у них не было в распоряжении «всей жизни», чтобы найти себя. Или нет? Можно ли найти счастье тогда, когда вам не следует его искать? Сан знал, что жизнь не такая справедливая, как кажется, но, может быть, это просто его пессимистический взгляд на тему счастья. - У тебя очень забавное выражения лица, когда ты думаешь, - сказал Сонхва. - Перестань. - О чём задумался? - Много о чём?, - пожал плечами Сан. - Очень… подробный ответ. - Я думал об обществе. - Ради бога, Сан, - устало ответил Чонхо, но потом улыбнулся и потянулся вперёд, чтобы потрепать его по плечу, - будь добрее к миру, ведь ты живёшь в нём всего один раз. Сейчас всё нормально. - Мир не чёрно-белый, он окрашен во все цвета радуги, чёрт возьми. Всё будет хорошо, - кивнул Сонхва. Сан в сотый раз подумал, что они правы. Сан полагал, что у него должно быть больше надежды на мир − поскольку он мог научиться балансировать между реалистичностью и надеждой. Можно владеть достаточным количеством того и другого.***
Было что-то такое разрушительное в потере надежды. Определенно было что-то и в том, что почувствовал Сан, когда понял, что, может быть, просто может быть, он больше не может дышать. То, как его легкие работали на автопилоте, раскалываясь посередине, порождая крылья. И то, как сорняки заполняли его хрупкую душу, наполненную грязью и плевками, и то, как он давился всем этим. Когда всё, что ты когда-либо знал, это потеря надежды, всегда трудно впускать в свою жизнь счастье и вещи, которые кажутся слишком хорошими, чтобы быть правдой. Всегда казалось, что их вырвут прямо из твоих рук, которые должны были быть сжаты в кулаки. Сан никогда не позволял себе даже думать о том, что «надежда есть всегда», потому что он знал, что это нереально. Люди, которые надеялись, всегда разрушали свои мечты. Их простые радости были утеряны. Нужно быть реалистом. Его друзья были золотыми, яркими и красивыми. Сан удивлялся, как такие настоящие люди могут существовать в столь жестоком мире, как у таких людей всегда есть надежда. Эта надежда заставляла их двигаться вперед. Золотое мерцание пламени, задутого на праздничном торте, золотой свет, омывающий их, когда они не спали всю ночь, пока рассвет не принес свои лучи, чтобы омыть их. Когда они смеялись и хлопали в ладоши, их глаза сияли золотом. Лгать было легко - даже слишком легко для некоторых. Когда всё, что вы делаете, это мечтаете, когда вы надеетесь, что никогда не будете надеяться снова, процесс плетения лежит в созвездии Резца, где он был зубилом гравёра, открывая свою вторую натуру. Сан начал верить, что с ним всё в порядке, что он не строчит линогравюры с собственным именем на могильном камне, который стоит сам по себе, окутанный туманом и унылым карканьем разбитых желаний. Он не был силён в чувствах, поэтому просто лгал. Так всегда было проще. Сан знает, что теперь он в лучших отношениях с надеждой − он почувствовал легкое головокружение от этого факта. Он так повзрослел за это лето. Настолько, что он почувствовал, как его взгляд на жизнь полностью изменился и закружился на карусели, наполнявшей его метафорические сны. - Я чувствовал тепло, которое чувствуют цветы, когда они распускаются сквозь снег под слабыми первыми лучами солнца. - Это что сейчас было?, - подняв бровь, спросил Чонхо. - Цитата, которая мне очень нравится. Было что-то прекрасное в том, как люди помогали друг другу; чистая, подлинная мотивация вещей. Это было тем, на что Сан был не против надеяться. Надежда человечества. Он полагал, что существуют вещи и похуже, на которые можно надеяться. Они становились взрослыми и узнавали, что "жизнь несправедлива", однако, проблема была в том, что они уже знали об этом. Они собирались стать лучше, чем были в прошлом, они собирались разорвать цикл, а не просто поцарапать поверхность тонкого стекла, которое несло их. Сегодня оно не разобьется. Небо, наконец, прояснилось.***
- Как у твоей мамы дела?, - поинтересовался Хонджун, переключая каналы на своём дерьмовом телевизоре. Его встретили только помехи и искаженные голоса − Джун выругался и выбросил пульт за диван. Ёсан нахмурился и проворчал: - Ты ведь знаешь, что тебе придется его поднять, и я не собираюсь делать это за тебя. - Естественно, - закатил глаза Хонджун. - Подними. - Не… - Я сказал, под-ни-ми. Хонджун застонал, явно для придания драматичности и театральности, и подался вперед. Ёсан и Сан встретились глазами − Ёсан подмигнул ему. - Так, - продолжил Ёсан, - ты ходил к маме? - Да, и я был немного удивлён, - кивнул Сан. - В смысле?, - спросил Хонджун, перекатываясь обратно на диван с пультом в руке. Он передал его самодовольному Ёсану, который удовлетворённо похлопал его по бедру. Сан задавался вопросом, как Хонджун и Ёсан умудрились ещё сильнее привязаться друг к другу; он не знал, что это вообще возможно. Они с Уёном выглядели также со стороны? На секунду Сану хватило совести покраснеть. - В том смысле, - ответил Сан Хонджуну, - что она всё та же, но уровень маниакальности снизился. Это очень интересно. Хотя она не была настроена на разговоры. Сану было неловко даже говорить об этом − он чувствовал себя так, будто ищет сочувствия. - Сан, - резко проговорил Ёсан, чувствуя, что Сан закрывается от них, - ты можешь рассказать нам обо всём, если ты готов; но ты также можешь поделиться этим с нами, потому что мы заботимся о тебе. Я знаю тебя, Сани. Сан медленно собирался с мыслями, сделав глубокий вдох. Он работал над этим. - Ладно, я буду честным. Мягкая улыбка расползлась по лицу Хонджуна, его оленьи глаза выглядели просто ангельскими. Или, может быть, это просто Сан постоянно выставлял его в лучшем свете. - Я не думаю, что она когда-нибудь захочет поговорить со мной о прошлом, потому что она всё ещё живет им. Она никогда не хотела обсуждать это раньше, и я знаю, что мы никогда не сможем окончательно разобраться с этим. Всё, чего я хочу, когда я рядом с ней − это спокойствия. На мгновение Ёсан показался заинтригованным, и он откинулся назад. - Сан, думаю, ты прав. Абсолютно прав, если честно. Я думаю, что тебе всегда было так тяжело, потому что ты знал, что вы никогда не найдёте ответы на свои вопросы − во всяком случае, точно не с её помощью. Это реальный мир − и он может быть подлым и неумолимым. - Блять, ну как же это несправедливо, - вздохнул Джун. - Ребят, мы всегда об этом знали, - ответил Сан. Все трое на мгновение замолчали. Да, они знали, что мир несправедлив с тех пор, как они были детьми, с тех пор, как жизнь преподала им этот урок, хоть они и были слишком молоды для этого. Это само по себе было несправедливо. Но кто сказал, что жизнь справедлива? - Думаю, жизнь будет справедлива, если я научусь её контролировать, - наконец осознав это, ответил Сан, - я могу сделать её справедливой, потому что я сделал свой выбор – покинуть её, что тоже является справедливым. Также справедливо то, что я сохранил её в своей жизни. Это мой выбор, а её выбор остаётся за ней. Я все ещё могу навещать её и продолжать любить, не прощая. Это моё решение. Ёсан слабо улыбнулся ему, тяжесть мира лежала на его плечах с тех пор, как он был ребёнком. - Да, ты тоже прав. Ты всегда оказываешься прав, да? - Забавно, но я могу сказать то же самое о вас двоих. Сан знал, что жизнь несправедлива, и что он должен быть реалистом. Раньше он думал, что реалистичность означает, что надежда навсегда потеряна, и две этих вещи не могут сосуществовать. Но они могли − они действительно могли. Он не знал, как пришёл к такому выводу. Может быть, ему помогли в этом его друзья, − прекрасные, замечательные друзья. Группа его людей, которые слушали и заботились о нём, люди, которые были предназначены для него. Возможно, причиной был также его парень. Его парень, который знал его лучше всех; парень, который ни разу не сказал Сану, что он не может чего-то достичь. Во всяком случае, Уён заставил Сана понять, кто он такой. Личность, которая пряталась в его лёгких, ожидая своего момента, наконец расцвела вместе с цветами. Как будто Уён расцвёл вместе с ним всеми цветами радуги, явив миру всю свою красоту и внутренний блеск. Он был самой яркой радугой. Сан представлял себе, как свет точно попадает в Уёна, и прозрачность его стеклянной кожи преломляется, создавая радугу, сияющую на стене. Сан помнил, что в детстве у него была одна красивая вещь, которой он гордился. Он знал, что это глупо, но не мог не гордиться этим. Мама Сана купила дверь после того, как сломала её, находясь в пьяном оцепенении, и на этой двери было витражное окно, которое находилось так высоко, что его пальцы едва могли коснуться твёрдых деревянных краёв. Он помнил, как просыпался рано утром, чтобы увидеть радугу, которая просвечивала сквозь стекло, и его пальцы танцевали во множестве цветов, которые сверкали в первые часы долгого дня. Иногда Сан представлял себе, что на него падает свет, когда он играет в радуге, и он мог слышать слабые крики людей, которые подбадривали его − потому что никто другой не стал бы. Любовь, которую он сотворил сам, пребывая в пустоте. Но Уён сотворил свою собственную радугу, и Сан снова танцевал, купаясь в любви и поддержке. Однако, на этот раз, любовь была создана для него. Может быть, это его собственное «я» помогло ему достичь понимания. Его удивительное «я», которое он полюбил, несмотря на все шрамы, синяки и ненависть, которая кипела в нём каждое утро и ночь, когда он смотрел на себя в зеркало. Люди очень похожи на стеклянных кукол; стеклянные куклы красивы, созданы человеческими хрупкими руками, но их легко сломать, уронив с высоты. Высоты, которая может показаться нормальной для некоторых, но для стеклянной куклы, которая смотрит вниз на полку и на холодную и неумолимую землю перед ней − расстояние становится ошеломляющим. Люди крошечные, хрупкие и часто прозрачные, когда стоят в правильном свете рядом с правильным человеком, тоже стеклянной куклой. Только находясь рядом они оба оживают. Любовь к себе − это то, над чем нужно работать всю жизнь, но Сан знал, что, хоть он и стеклянная кукла, он всё равно сможет собрать себя воедино. Он мог склеить стекло клеем, состоящим из липких сахариновых поцелуев, которыми одаривал его Уён, из смеха друзей, которые вместе держали его сердце, и клеем из собственных рук, оберегающих его тело. Его собственные руки, которые могли создавать прекрасные композиции из цветов, воплощать в жизнь узоры и принты, его собственные руки, которые когда-то танцевали в радуге двери в его гостиной. Дверь создала не тени, она создала мальчика за ней; была слышна тишина занавеса, скользящего по сцене. Стеклянная статуэтка, которая вращалась и кружилась в пространстве и времени, её нежный смех подпитывался множеством цветов, которые подмигивали ей из высокого окна. Радуга преломлялась, невесомо оседая на его коже.***
Сан и Уён лениво развалились на кровати, их ноги были переплетены так, что Сан даже не знал, с чего начать, если ему захочется встать. Иногда Сан забывал, где его начало и конец, когда он был в объятиях Уёна – не то, чтобы он жаловался. Мягкие руки Уёна убирали волосы со лба Сана, и он напевал что-то знакомое, почти интуитивное. - Через неделю начинается учёба. - Ага, - пропел Сан, прикрыв глаза, пока Уён убаюкивал его, - я собираюсь учиться на флориста, - сонно пробормотал Сан. Брови Уёна взлетели вверх, а рука замедлила свои движения в волосах Сана. - Сан, это замечательно! Сан улыбнулся и глубже уткнулся носом в плечо Уёна. - Да, я считаю, что это правильное решение. И, даже, если нет, то у меня ещё вся жизнь впереди. Уён согласно загудел, и этот гул был слышен Сану в его груди, – словно он был котом. - Очень оптимистично с твоей стороны, смею заметить. Фыркнув, Сан ударил Уёна правой рукой по груди. - Ой, заткнись. Я итак знаю. Может, я просто вырос и бла-бла… - Бла. - Точно, - ответил Сан, перекатываясь на спину, его шея покоилась на сгибе сильной руки Уёна. Он не мог удержаться от того, чтобы слегка сжать мышцы на его руке – раз уж у него была вся жизнь впереди, ему нужно было сделать как можно больше таких сжатий. - Мне нравится идея жизни одним днём. Это очень реалистично и оптимистично, да ведь?, - спросил Уён, снова переводя взгляд на Сана, сердце которого тут же дрогнуло. В глазах Уёна снова был этот взгляд – напряжённость смешалась с шоком и ещё чем-то, возможно, любовью. - Жизнь – дерьмо, и ты когда-нибудь умрёшь. Но, если ты не проживёшь эту жизнь по максимуму, то это была просто пустая трата времени, - размышлял Сан, тыча Уёна в щёку. Рядом с Уёном Сан чувствовал себя бесконечным. Были времена, когда он так боялся полюбить Уёна, боялся решиться на такой шаг. Он знал, что это звучит так, словно у него проблемы с уязвимостью, но он этого не стыдился. Ведь ничего постыдного в том, чтобы бояться быть обманутым? Сан не мог не вспомнить о том, когда он впервые встретил Уёна. Сан не верил во всю эту чушь про любовь с первого взгляда — потому что он уже видел Уёна раньше. Уён тоже уже видел Сана. Ничего подобного раньше не случалось. Он чувствовал себя школьницей, анализирующей каждое движение своего краша, но он знал, когда его центр тяжести отключился. Сан осознал, что наклон оказался слишком велик, и запомнил момент, когда все остановилось. Сан понимал, как мечтательно это звучит, и как бредово он себя ощущает, но чувство любви опьяняло, и он был готов тонуть в нём каждый день. Ему было всё равно, абсолютно всё равно. Если Сан и был в чем-то уверен, так это в том, как чертовски сильно он любит Чон Уёна. Он также был уверен в том, насколько сильно его любит этот чёртов Чон Уён. Сан так повзрослел. Раньше он сравнивал себя с птицей, не способной летать, он чувствовал, будто теряет гравитацию. Даже когда вы растёте, ваши родители всё равно могут подрезать вам крылья, они всё ещё могут связать ваши руки и держать вас, как свою птицу в клетке. Твой прекрасный певучий голос мог щебетать так громко, как тебе хотелось, но не тогда, когда родители ограничивали тебя. В этом случае гравитация будет применяться и к тебе. Но крошечной птички, которой когда-то был Сан, больше нет. Он скрепил свои стеклянные крылья клеем любви, которая его окружала, он научился заботиться о себе с помощью других. Он не видел в этом ничего постыдного. Теперь Сан видел себя летящим высоко в небе вместе со своими друзьями, которые были воздушными шарами, которые плавали в воздухе голубого неба. Их динамика напомнила ему связку воздушных шаров, которые перепутались в статике и резиновых скрипах. Они плыли в голубое небо, их яркие цвета резко контрастировали с пастельным небом, которое подчеркивало их красоту. Это вызывало смешанные чувства у людей, наблюдающих за тем, как они скользят и летают — все завидовали этой группе друзей. Группа, на которую вы бы смотрели и хотели бы просто понять, как они так хорошо подходят друг другу — это какое-то чудо. Гравитация не позволяла ему парить, но она не смогла помешать ему создать крылья, чтобы взлететь вместе с другими. Когда-нибудь он совершит своё первый полёт, его крылья раскроются, и он воспарит. Он бы поднимался всё выше и выше, пока не решил, что хочет коснуться земли. Он не собирался позволять гравитации принимать это решение за него, он собирался приземлиться в совершенной форме, и его голос, заключенный ранее в клетку, был бы свободен. Сан провёл рукой по высоким скулам лица Уёна, считая веснушки на его лице. Шесть. Сан любил сравнивать Уёна с гражданскими сумерками. Как сумерки, в которых они сейчас находились, как количество веснушек, которые Сан мог пересчитать по плоскостям и Солнечной системе лица Уёна. Это было то время, когда Солнце было точно на шесть градусов ниже горизонта, и тогда Сан шесть раз почувствовал, что может влюбиться в Уёна. Шесть. Шесть. Шесть. Гражданские сумерки были его любимой частью дня, потому что он наблюдал, как солнце мягко поднимается в небо из сладкой ваты, а его пальцы погружаются в ватный разум Уёна. Пальцы прекрасно слипались, глаза Уёна сверкали множеством самых ярких звезд и Венеры. Это было немного похоже на трепет, который ощущаешь, побывав на концерте любимой группы: увеличение темпа медленных поцелуев по влажной, покрасневшей груди, и замедленное наблюдение за тем, как они плавно переходят в навигационные сумерки. Он готов стать раскалённым шаром и даже разрывом во времени, если это потребуется. Сан – спокойный, внимательный и немного странный, он часто мечтал о чём угодно, но только не о поиске точных решений, и именно Уён возвращал его на землю своей грациозной улыбкой, сдержанным смехом и вздохами, похожими на связку воздушных шаров. Сан не мог точно сказать, в какой момент Уён стал для него шампанской сверхновой, которая оказала слишком много давления на его пойманное в ловушку сердце, однако он действительно не возражал против коллапса внутри своего стеклянного сердца. Уён и Сан вместе плыли по небу, и свет сиял сквозь их прозрачные тела, словно небесный опыт и горящий горизонт. - Жизнь и правда дерьмо, а люди хрупкие, словно стекло. Но, я думаю, что ты справишься, Сан. - Почему? - Потому что я рядом, - воскликнул Уён, и в его голосе послышался смех. Сан тоже не смог сдержать улыбки и притянул своего парня ближе к себе. Боже, он был так влюблён. Он не знал, что жизнь может быть такой хорошей. Блять, а ведь Сан заслуживал всего это. Он правда-правда-правда заслужил это. Уён был прав − люди крошечные, хрупкие и часто прозрачные, когда стоят в правильном свете рядом с правильным человеком. Сан и Уён были хрупкими, балансирующими на грани юности и взрослости, их тела все ещё были яркими и красивыми, и солнце светило им в спину. В Уёне и Сане было много трещин, которые распространились по всей поверхности их чистых тел, но вместе они были сильны и нерушимы. В жизни их обоих дергали, сбрасывали с высоких полок, не гарантируя безопасную посадку, и потеря центра тяжести была так же заметна, как шрамы на их впалой коже. Однако. Однако, если присмотреться к полке поближе, то можно увидеть воздушные шары высоко над посадочной площадкой и слабое свечение радуги, гарантирующее безопасную посадку, − ведь радуги означают обещания. Вместе Уён и Сан приземлятся красиво, звон колокольчиков и клавиш пианино будут праздновать их прибытие в безопасное место. Празднование недолговечности стеклянной куклы.