Неспелая рожь

Над железнодорожным переездом расстилался туман. Июнь сорок второго года выдался прохладным, сильные порывы ветра раскачивали верхушки редких берёз, а небо уже который день было серым и хмурым. Иногда оно плакало, и редкие капли дождя орошали холодную землю. Переезд лежал рядом с ржаным полем, хрупкие и слабые колосья, ещё не успевшие созреть, тянулись к бледному солнцу, закрытым пеленой туч, но ветер склонял их книзу, ломал тонкие стебли и ещё больше напоминал об отсутствии хозяина. Рядом с полосатым шлагбаумом, уже потускневшим от времени и дождя, стояла ветхая сторожевая будка, пустовавшая уже много месяцев, а может, даже лет. Крыша проваливалась в нескольких местах, шаткая дверь еле держалась на петлях, противно скрипя при каждом лёгком порыве ветра, стёкла в двух окнах были выбиты, а изнутри тянуло сыростью и одиночеством. — Вот, старшина, твой отряд для задания: боец Лисов, боец Шварц, боец Овсянников, боец Романов, боец Кудыкин, боец Новиков. Сутки продержитесь? — поправив фуражку, спросил капитан, человек бывалый, с трёхдневной щетиной, морщинами на лбу и грустным взглядом. Его рота стояла на переезде и ждала, когда капитан отдаст приказ. Молодые хлопцы зябли на промозглом ветру, прикрывали уши пилотками и переминались с ноги на ногу, пытаясь немного согреться. Кто прикуривал сигарету, кто клевал носом, кто смеялся над рассказами боевых товарищей. За спинами — винтовки, на когда-то новых сапогах — грязь от долгой ходьбы по бездорожью, в карманах — боеприпасы и кусок хлеба, который мать бережно завернула в льняную ткань, чтобы сын вспоминал родной дом и семью. — Вот этого не знаю, товарищ капитан, — ответил старшина, посмотрев на небольшой отряд, который капитан выделил ему для задания. — Продержались, если бы вы мне солдат дали, а не этих... — он сплюнул на землю, явно сдерживаясь, чтобы не разразиться бранью. — Какие есть, таких и дал, Федя. Тут все воробьи нестреляные. А стреляные мне и самому нужны, чтобы перед генералом не позориться. — Так хотя бы дюжину дали, а не шесть! Что я с ними буду делать? Штаны штопать? Бельё стирать? Это ж бабы настоящие, а не бойцы, — он опять сплюнул. — Тебе только сутки продержаться, старшина, потом в лес уходите. А людей болей дать не могу, приказ — подкрепление полку доставить. А тебе — немцев задержать. — Так они нас семерых в первой перестрелке всех положат! Было бы десять, сутки бы потянули. — Крепись, Федя, крепись. Приказ есть приказ — из кожи вон вылезти, но на сутки немца задержать. Фёдор молча отсалютовал и развернулся, направившись к своему отряду. Капитан посмотрел ему вслед и, выпустив струю белого дыма — курил трубку — отдал приказ роте об отправлении. — Свалились мне на голову, как помёт вороний, — недовольно пробурчал старшина, ещё раз осмотрев солдат, с которыми ему требовалось держать оборону. — Что прикажете, товарищ старшина? Федя стрельнул глазами в сторону спросившего. Им оказался живенький паренёк с огненно-рыжими волосами и россыпью веснушек на щеках. Кажется, боец Романов. Старшина усмехнулся в усы — солдат напомнил ему товарища по бою, с которым он воевал в финскую. — Тебя как звать-то? — Фёдором. — Тьфу-ты, тёзки, — старшина насупил брови. — Можете Файером. Старшина фыркнул — молодёжь. Напридумывали себе кликух, как собакам, поди тут разберись. Сам же он между солдатами звался Дедусом, а от чего ему такое прозвище придумали, он так и не понял. Возможно, был слишком строгим с бойцами, как сварливый дед. Хотя, на него никто не жаловался — капитан претензий не выставлял по поводу доносов. Возможно, от того, что был мудрым — позади лета боёв, опытом он не уступал библейским монахам, хотя был ему от роду всего сорок один год. — Файер-фраер, тоже мне, буду я ещё ко всем по прозвищам обращаться... Отставить разговоры! — прикрикнул он на солдат, которые уже переговаривались между собой. — Слушаем приказ: задержать фашистов на сутки, не допустить, чтобы через переезд прошли. — А как мы... — Отставить разговоры! — Но товарищ старшина, нас же шестеро... семеро. Фёдор наконец посмотрел на того, кто пытался с ним спорить. Ему сразу бросилось в глаза то, что этот боец был совсем юн, ещё мальчик. “Сколько ж ему лет-то?” — подумал он. — Боец Ноликов? — Новиков... — Представь себе, Ноликов, я тоже считать умею. И я тоже вижу, что нас семь. Вопросы? — Нету, — тихо ответил солдатик и потупил взгляд. “Точно бабы”, — подумалось старшине. “Ох и намучаюсь я с ними...” — - Равняйсь! Смирно! — рявкнул Фёдор, понимая, что с этими воробьями надо обращаться только жёсткими окриками. От неожиданно громкой команды солдаты подпрыгнули и вытянулись по струнке. — Слушаем команду! Берём лопатки и выкапываем окоп. Ячейки соединяем проходами. Стоять! — крикнул он на парней, которые, не дослушав команды, уже взялись за инвентарь. — Если будете прежде времени выполнять приказы, выгоню к чёрту, и объясняйтесь с генералом сами. — Так точно, товарищ старшина! — кивнули “провинившиеся”. — Значит так, боец Овсянников, копаешь здесь! — он указал носком ботинка место, потом, отойдя на двадцать шагов, остановился. — Боец Романов — здесь! — Так точно, товарищ старшина! — Боец Кудыкин — тут, боец Ноликов... — Я Новиков! — тихо сказал паренёк. — ...здесь, боец Шварц, — на секунду он остановился. — Немец что ли? — Русский, — буркнул боец, поправив очки. — Неважно, копаешь здесь, боец Лисов — тут! Он посмотрел на свой отряд, который стоял и смотрел на него двенадцатью глазами, и рявкнул: — Что таращитесь, как баран на новые ворота? Копаем!