После

Госпиталь в пригороде Лондона почти полностью уцелел каким-то неведомым чудом. В целости была и реанимационная палата с полным набором аппаратуры, которая могла помочь Шепард выкарабкаться. Протокол клиники запрещал находиться в реанимации кому бы то ни было, кроме врачей, но никто из персонала не рискнул больше спорить с Гаррусом, когда тот не выдержал и наставил на пытавшихся выпроводить его людей пистолет. Никто из команды Нормандии даже не стал его уговаривать, все молча наблюдали за скандалом из коридора. Максимум, на который турианец согласился – это ходить в кабинет медсестры на этом же этаже госпиталя на перевязки. Вега где-то раздобыл ему раскладушку, так что Гаррус не отлучался из палаты Шепард даже на сон. Два дня Шепард держали в искусственной коме, стараясь за это время залечить самые опасные для жизни повреждения. Это время тянулось для Гарруса мучительно медленно. Список травм Джейн, с которыми предстояло работать, ужасал. Дополнительную диагностику предстояло провести после приведения Шепард в сознание. Когда она очнулась, под завязку накаченная сильными обезболивающими, Гаррус, конечно же, первым делом сообщил ей, что она справилась. Он словно сам почувствовал всё облегчение, которое в этот момент испытала она. Она начала бессвязно говорить что-то о нём и себе, но он велел ей отдыхать. Первые две недели она почти всё время спала. Как она потом говорила, ей почти ничего не снилось. Впрочем, она и не помнила ничего из этих дней, да и помнить было нечего – большую часть времени, когда она бодрствовала, она лежала и смотрела в потолок. Она почти не говорила и не двигалась, и соглашалась есть только тогда, когда видела, что ест и Гаррус. Врачи не спешили давать окончательные прогнозы, потому что не могли до конца разобраться в возможностях её имплантов. Не хватало опыта и у Чаквас. К счастью, к концу первой недели в госпиталь прибыла Миранда, с которой удалось выйти на контакт Лиаре. В итоге прогнозы оказались вполне утешительными. Самой большой проблемой было то, что девяносто процентов нервных соединений имплантов с организмом Шепард разрушились, вероятно, в результате воздействия Луча. Первый раз церберовская команда Миранды искусственно наращивала эти соединения в рамках проекта «Лазарь». Теперь Шепард нужно было восстановиться самой в ходе длительной реабилитации, тренируя всё, начиная с координации и чувства равновесия. Но главное, что всё было поправимо. При должном старании единственные побочные эффекты, которые должны были остаться у неё после полного выздоровления – это редкие мигрени и небольшая ноющая боль в шрамах от особенно глубоких ран. Миранда пообещала, что благодаря имплантам на лице у Шепард не останется ни следа от ожогов. Затем дозу обезболивающих уменьшили. Шепард стала больше бодрствовать и чётче понимать происходящее. На неё постепенно накатило осознание произошедших событий. Наконец она смогла дать волю своим эмоциям, которые откладывала в долгий ящик на протяжении всей войны. Гаррус помог ей пройти через скорбь, отчаяние и принятие потерь. Он убеждал её, кажется, вполне успешно, что в текущем состоянии гетов и СУЗИ нет её вины. Тем более что ещё была надежда. Над выводом СУЗИ из затянувшегося состояния глубокой перезагрузки работала Саманта Трейнор и Гретта Никельсон, одна из бывших церберовцев, специалист по искусственному интеллекту, которую с помощью своих связей нашла Миранда. Удачей было то, что Никельсон была на Земле и выжила при вторжении. Хорошая новость была как минимум в том, что базы данных СУЗИ, расположенные на Нормандии, остались, похоже, невредимы. Левиафаны, вопреки серьёзным опасениям Шепард (да и многих других), просто убрались куда-то в тёмный космос, на прощание заявив, что предпочитают пойти с современными расами разными путями. Джейн надеялась, что они больше не появятся в пределах Млечного пути. Не обходилось и без глупых ссор. Они с Гаррусом не привыкли круглые сутки находиться рядом практически без дела. Большую часть времени Шепард изнывала от скуки, плохо слушавшихся её рук и набивших оскомину процедур, и от этого часто становилась раздражительной. Тем не менее, ссоры всегда заканчивались хорошо и спокойно. Не было ещё такой проблемы, которую они не могли бы решить вместе. Спустя два месяца смысла оставаться в госпитале больше не было. Раны затянулись, оставив после себя несколько шрамов на животе. Теперь оставалось вернуть былую физическую форму. После упорных тренировок Джейн заново научилась пользоваться руками не хуже, чем раньше. В остальном предстояло ещё многого достичь. К выходу Шепард из больницы был закончен короткий ремонт Нормандии – её некогда было приводить в порядок полностью, но все основные системы корабля были теперь в рабочем состоянии. Некоторые мелочи, вроде потёртой краски и вмятин на внешней обшивке можно было оставить на потом – рабочих рук везде сейчас не хватало. Никто не был против того, что Шепард будет жить в своей старой капитанской каюте. В быстром боевом фрегате сейчас не было особой нужды. Группе инженеров, работавших ранее над Горном, только-только удалось реактивировать ретранслятор «Харон», но пока не на полную мощность. Воспользоваться им могли небольшие суда, и приоритет отдавался отправке инопланетян по домам, а также инженерам, которые должны были как можно быстрее восстановить остальные основные ретрансляторы. Первые шаги в реабилитации Шепард начала ещё в госпитале, и потому к аэрокару она смогла выйти на своих ногах, опираясь на Гарруса. Правда, только он заметил, каких усилий ей это стоило. Помимо неё и Гарруса на Нормандии, стоявшей на приколе в одном из доков Лондона, остался временно жить Джокер, который просто не знал, куда ему податься, Трейнор и Никельсон, корпевшие над восстановлением СУЗИ, а также Лиара и Явик. Остальные из команды перебрались в казармы, потому что так проще было участвовать в восстановительных работах в городе. Они иногда навещали Нормандию по вечерам. Лиара, конечно же, осталась на корабле, так как из её каюты проще всего было продолжать отслеживать работу её постепенно восстанавливающейся сети. Явик замкнулся в себе. Иногда он приходил к Шепард в каюту и молча сидел, пока она не начинала расспрашивать его на какую-нибудь тему. Наконец, в один из дней он выдал просьбу, которую давно вынашивал – о поиске других протеанских капсул, в которых могли остаться его живые сородичи. Шепард дала ему обещание, что когда она вернется в строй, обязательно поможет ему. После этого разговора Явик стал чуть спокойнее. По крайней мере, Шепард так казалось. Гаррус в конце концов отозвался на призыв примарха Виктуса и включился в турианские дела. Поэтому первую половину дня он проводил либо в командном центре Нормандии, устанавливая оттуда связь с примархом и остатками турианской Иерархии, либо во временном земном турианском лагере, где контролировал организацию отправки сородичей на Палавен. Время от времени он связывался с отцом и сестрой. О его связи с Шепард знала только Солана, и на вопросы отца о возвращении на родную планету Гаррус пока отвечал уклончиво, ссылаясь на неотложные дела на Земле. Во второй половине дня Гаррус неизменно возвращался на Нормандию, помогал Шепард подняться с постели и вёл её в трюм, где к её переезду из госпиталя специально для неё установили тренажёры для реабилитации. Тренировки были изнурительными, но Гаррусу всё равно приходилось следить за тем, чтобы Шепард не загоняла себя сверх меры. В первую ночь на Нормандии Шепард долго не могла заснуть. Она боялась возвращения кошмаров, тягучих и утомительных. Каждый раз, когда она просыпалась в госпитале, она видела белый потолок палаты и успокаивалась, вспоминая, где она и что осталось позади. Лежа в кровати на Нормандии и глядя на щиты, неизменно закрывающие обзорные иллюминаторы, она мысленно вернулась во времена войны и с трудом отделалась от ощущения, что борьба со Жнецами ещё не закончилась. Наконец, утомленная переездом из госпиталя и убаюканная мерным дыханием спящего рядом Гарруса, она заснула. Наутро Шепард поняла, что спала совершенно спокойно, видя во сне какую-то приятную ерунду.