коэффициент масонской удавки

Всё сливается в месиво — странный водоворот без эмоций и чувств — и я вдруг понимаю, что голос Пятницы ещё никогда так точно и тонко не напоминал мне тебя. Стойкую, сильную, смелую, способную смотреть мне прямо в глаза и не плакать. Не кричать: «это ты виноват!» в тот самый момент, когда я впервые с тобой соглашаюсь. Когда вспоминаю, как сотни раз давал тебе слово вернуться, называл твои переживания женской дуростью и просил до последнего верить в меня. «Состояние с отметкой критическое». Это и есть моё «до последнего», и мы оба знаем, что это конец. Что не будет ни сна, ни отдыха, что завтра ты проснёшься одна и заплачешь, глядя Морган в глаза. Что возьмёшь себя в руки после очередного «мамочка, хватит», но так и не сможешь сказать, почему вообще плакала и как скоро папа вернётся домой. Знаешь, Пеппер, я за тебя и себя совсем не боюсь. Я боюсь за нашу Морган. Месяц назад я решил ей показать «Короля льва», а она зарыдала навзрыд после смерти Муфасы и отказалась досматривать. Пролепетала что-то о том, что Симба тоже ребёнок, а дети не могут жить без отца. Мне пришлось очень долго её успокаивать и обещать, что я никогда никуда от неё уйду. Что ж… Кажется, я обманывал действительно всех женщин в своей жизни, и это не круто, как я когда-то считал. — Мы всё преодолеем… — Да…