И все-таки она существует...

      Последние десять минут я внимательно слушаю указания одного из редакторов. Еще немного и меня выпустят в прямой эфир.       Скоро. Почти сразу после выступления Китнисс.       Волнуюсь ли я? Безумно, отец.       Китнисс уже стоит на сцене. Редактор что-то продолжает говорить, но я практически не воспринимаю ее слов и, лишь иногда, киваю в ответ. Все мое внимание сейчас приковано к девушке, что нерешительно теребит пряди волос, и взглядом блуждает по зрительному залу.       — Каждый раз она хочет увидеть тебя среди зрителей, — сказал мне Гейл когда мы смотрели ее прошлые выступления, — каждый раз надеется, но не находит.       Никаких претензий. Никаких обид. Сухая констатация факта. Очередной повод для меня сказать самому себе: «Какой же ты идиот Мелларк!»       Камера пробегает по рядам зала. В первых полно знакомых лиц: знаменитости большей и меньшей величины, приглашенные гости. Из наших успеваю заметить Гейла, Цинну, Эффи и Хеймитча, Джоанну и ее нового парня.       Да, отец, удивительна бывает жизнь. Еще пару месяцев назад она страдала из-за отношений с Марвелом, а сейчас сидит рука об руку с Грегом, одним из бывших конкурсантов, с совершенно довольным видом. Кстати теперь Грег тоже часть нашей команды. Говорят он оказался неплохим басистом, но сам я его еще в деле не видел.       Сегодня последний конкурсный концерт, после которого участникам не придется возвращаться в свои квартиры, где они находились под прицелом множества камер. Их ежедневная жизнь больше не будет транслироваться на всю страну. Наконец-то они станут свободны.       Конечно впереди еще гала-концерт, но там не будет новых песен. Не будет заданий и соревнований как таковых. Там выступят лучшие участники и приглашенные гости. Уже сейчас идет голосование за победителя. В финале, как впрочем и последние полтора месяца, все будет зависеть от зрителей в зале и смс-голосования.       Успеваю заметить как моргают софиты и Китнисс замирает по центру сцены, на экране позади нее плещутся волны, с боку её обдувает ветром — заработали вентиляторы.       Её платье с длинными рукавами, глубокого синего оттенка, цвета морской пучины, расшитое блёстками, или бисером, игра света создаёт эффект ряби. Словно ветер тревожит водную гладь. Сколько дождливых дней я за тобою шла, странной мечтой сладкой мечтой все эти дни жила       — Потрясающая, — восхищенно выдыхаю я. Только твоё лицо видела я в толпе, каждую ночь кутаясь в плед думала о тебе.       Не смотря на простой крой, ее образы каждый раз поражают. Мысленно аплодирую Цинне, он просто гений. Мир без тебя был просто слезой на алых щеках зари. Я за тебя буду всю жизнь Бога благодарить       Камера приближается. Китнисс протягивает руку и я касаюсь экрана. Знаю теперь только тебе песни писала я. Стань моим вдохом, стань моей верой, навеки твоя.       Моя, Китнисс… Мне ужасно стыдно. Не могу отделаться от чувства вины. Видеть твои глаза, рядом с тобою быть. Лишь для тебя утро встречать, только тебя любить.       Не могу представить, что уже через несколько минут увижу её. С ветром тебя найду, стану морской волной, жарким огнём, мягкой травой, лишь бы мне быть с тобой.       Китнисс, слегка касается щеки ладонью, скользит рукой под волосы и, приподнимая их, медленно проводит по всей длине. Она откидывает волосы за спину, они струятся, словно поток, открывая шею и кулон.       Кулон Прим…       Я замираю, словно меня оглушило, слыша только шум собственной крови в ушах. Будто вмиг оказался глубоко под водой, и мир застыл, а я смотрел и ждал, какого-то действия.       Этот кулон последний подарок от Прим, и Китнисс ни разу за эти годы не одела его на шею. Не могла, по ее собственному признанию.       — Он меня словно душит, — говорила она тогда.       Как давно она его носит?       Я вижу как Китнисс осторожно и медленно подносит подвеску к губам, оставляет легкий поцелуй, а потом щелкает застежкой. Кулон падает обратно ей на грудь, а она снова касается губами ладони. И прежде чем Китнисс сжимает руку и прижимает ее к сердцу, камера успевает поймать в кадр черную жемчужину. Мир без тебя был просто слезой на алых щеках зари. Я за тебя буду всю жизнь Бога благодарить       Музыка продолжает играть, я смотрю на Китнисс стоящую на сцене, но звуки становятся тише…       Жемчужина…       Я нашел ее во время каникул, когда гостил у бабушки Финника. Вернее не ее, в раковине их было три. Мэгз тогда сказала, что мне невероятно повезло — натуральный черный жемчуг редкость в их краях.       По возвращении я подарил их Эффи, но она взяла только одну, в ювелирной мастерской ей потом сделали прекрасное кольцо. Остальные же она велела оставить для жены и дочки. Тогда я только фыркнул в ответ на это предложение.       Жемчужина в кулоне Китнисс одна из тех. Мой маленький подарок. То о чём не знает ни один человек, только я и она. Знаю теперь только тебе песни писала я. Стань моим вдохом, стань моей верой, навеки твоя…       Я закрываю глаза и мыслями уношусь в то хмурое сентябрьское утро которое мы встретили вместе.       Проводив Эффи и Китнисс я поднялся к себе и заметил брошенный в прихожей рюкзак, с которым ходил к озеру. Я так и не разобрал его вечером.       Внутри, кроме моих вещей, оказался этот самый кулон, который был на руке Китнисс в предыдущий день. Я держал его в ладони до того момента, как девушка упала в озеро, затем видимо машинально закинул в свой рюкзак. Ну а потом мы вообще собирались в спешке.       Честно признаться я сам не понимаю, что сподвигло меня положить ей в кулон жемчужину. Иначе чем наваждением это не назовешь. Да, отец, видимо я сошел с ума.       В тот день когда мы с Китнисс встретились у озера, когда я успокаивал её, я думал об отношениях. Впервые в жизни.       Что я знал об этой девушке в тот момент — ничего, как и она обо мне. А я обнимал ее и думал о общем будущем. О нашем доме, походах по магазинам, выступлениях. Думал о рыжем коте и белой собаке. О ссорах и примирениях, о совместных завтраках и вечерах у камина. О детях… Ну точно свихнулся!       Время поджимало. Речи о том чтобы сделать крюк до мастерской Цинны не шло, я уже опаздывал, поэтому просто надеялся встретить Китнисс в академии, ну или передать ей кулон через Эффи.       Я держал его на ладони, рассматривал фото светловолосой девчонки в нем и тут меня осенило.       Быстро собрался и поехал знакомым маршрутом. Тут недалеко, в нескольких сотнях метров от моего дома, есть небольшой цветочный магазин. Цветы для Эффи я покупаю исключительно там. И точно знал — там найду, что мне нужно.       Тонкие и нежные ромашки словно ждали меня. Я договорился с хозяйкой, оформил доставку, пока я подписывал открытку, она упаковала кулон в нежного цвета коробку, дополнив какими-то конфетами, а через несколько часов прислала отчет о доставке. С тех пор я еще несколько раз заказывал доставку ромашек через их магазин…</i>       — Пит, Пит! Готовность минута! — Истеричный крик врывается в мою голову. — Все хорошо, Пит? — редактор выглядит взволнованно.       Тру глаза, расправляю плечи и сажусь ровно.       — Да все хорошо. Я готов. — говорю уверенно, хотя внутри все клокочет и состояние близится к панике.       — Отлично! Тридцать секунд…       Я вижу на экране Китнисс и Цезаря Фликермана. Они сидят в зоне где после каждого выступления участника он берет у них небольшое интервью. Не успеваю вникнуть в суть разговора из динамика раздается:       — Пит, десять секунд…       — О дорогая Китнисс, конечно-конечно, — сочувственно говорит ведущий, — Я и сам знаю какого это, — он делает жест будто смахивает слезу и тут же встрепенувшись подскакивает в кресле и восклицает:       — Мне докладывают, что наш специальный гость находиться с нами на связи и вот прямо сейчас готов появиться в студии!       А я ловлю себя на мысли, что ничерта не готов.       — Для меня его личность тоже сюрприз, — беззастенчиво врёт Цезарь, — давайте посмотрим кто же это! — кричит он в зал и разворачивается к экрану.       — Три, два, один… Ты в эфире Пит!       Я вижу каким восторгом светиться лицо Фликермана когда он кричит приветствие, слышу как взрывается аплодисментами зал, но громче этого всего утонувший в шуме вскрик Китнисс. Её руки взлетают вверх, половина лица скрывается в ладонях. И ярче любых софитов сейчас светятся ее глаза с застывшими в них слезами.