И все-таки она существует...

      Настойчиво звонок бренькает еще несколько раз прежде чем мы с Эффи успеваем среагировать.       Я встаю и иду в прихожую. Открываю дверь, даже не посмотрев на экран домофона. Зря. Хоторн с видом разъяренного быка стоит на пороге, увидев меня как-то резко меняется в лице.       — Наконец-то, принцесса — выдыхает он и, прежде чем я успеваю среагировать, его кулак врезается в мою челюсть.       Кажется меня отшвыривает на добрых пару метров. Удар у Гейла всегда был тяжелый. В глазах плывет, во рту чувствую комок соленой слюны.       — Рапунцель, хренова! — шипит он, довольно резко хватает меня за грудки и впечатывает в стену, — какого хрена ты сбежал?!       — Гейл, что ты делаешь, отпусти его немедленно, — где-то на фоне кричит Эффи.       Хорошо, что у меня в квартире нет пожарного гидранта, но есть огнетушитель, приходит в голову внезапная мысль и я едва ли не смеюсь от ее абсурдности в данной ситуации. Мне только что врезал лучший друг, интересно он все еще считает меня таковым?       Гейл замахивается снова, но я блокирую его удар, врезал один раз и хватит. Мы смотрим друг на друга. Он больше не пытается ударить, но продолжает вдавливать меня в стену. Эффи пытается его успокоить, а я надеюсь, что Фея не вздумает применить огнетушитель, чтобы разнять нас.       — Что можно не так понять во фразе «я люблю тебя Гейл…» — шипит мне в лицо Хоторн — Что можно не так понять? Можно было дослушать и услышать, что после этих слов всегда идёт «НО ТОЛЬКО КАК БРАТА!»       Последние слова он практически выкрикивает, отталкивает меня и отходит к противоположной стене, несколько раз бьет по боксерскому манекену.       Я прикрываю глаза чувствуя себя еще большим глупцом, хотя казалось больше некуда.       Мы сидим друг напротив друга на полу в прихожей. Эффи суетиться вокруг нас то утирая кровь одному, то отчитывая другого, то причитая о том, что «мальчишки не меняются с годами», потом вручает мне пакет замороженных овощей, приложить к ушибленному месту, со словами обращенными к Гейлу:       — Ну что за выходка, у него вечером эфир, а это ничем не замажешь.       Хоторн только хмыкает.       — Какой эфир? — я поднимаю на нее взгляд.       — Прямой, — спокойно отвечает Эффи и поворачивает руку, чтобы посмотреть на время. — Чуть позже все расскажу и объясню, вы пока поговорите, только без драк, — строгий взгляд на Гейла, затем на меня, — хорошо?       Мы переглядываемся с Хоторном и по очереди киваем. Эффи еще раз окидывает нас строгим взглядом и удаляется.       С минуту мы смотрим друг на друга. И оба молчим.       — Прости, — говорю единственное, что кажется правильным.       — Да иди ты, — он поднимается и идет вглубь квартиры.       Я тоже поднимаюсь и иду следом, друга нахожу на диване перед телевизором.       — Знаешь что она мне говорила тогда? — спрашивает Гейл не отрываясь от настроек экрана, но ответа не ждет, потому как сразу продолжает:       — Не знаешь конечно. Мы же не можем выслушать как следует, мы же психуем как трехлетка и бежим прятаться.       — Откуда я мог знать что всё на самом деле так?       Друг усмехается.       — Можно было не психовать как истеричка и не сбегать.       — Можно было, но что уж теперь после сделанного.       — Садись, — Гейл кивает на диван. — Сейчас одно фан-видео посмотрим и надеюсь тебе проясниться что-то в башке.       — Фан-видео?       — Да Мелларк, пока ты пел по малым городам, изолировав себя от мира большой эстрады и любых средств связи, — с усмешкой говорит Гейл, — тут кипела революция. В фанатском секторе в том числе. В большинстве своем ваши фанаты объединились. Митинги собирают в вашу поддержку, ролики пилят. Вот смотри, это самое популярное.       Гейл щелкает пультом и разворачивает изображение на широкий экран. Появляется картинка.       Небольшая комната или скорее квартира студия, только мебелью разделенная на зоны, но камера в данный момент сфокусирована на девушке лежащей на кровати.       — Где она? — шёпотом спрашиваю у Гейла безошибочно узнав в этом сжатом комочке Китнисс.       — Их изолировали, каждого из полуфиналистов, они жили в отдельных квартирах под постоянным присмотром камер. Без связи и интернета. Условие было только одно к положенному сроку написать и исполнить песню.       Я слушаю друга, смотрю на Китнисс, а в груди все сжимается и переворачивается от боли.       — Она ведь справилась?       — Справилась, конечно, она ведь очень сильная.       Звучат первые аккорды и поверх изображения появляются прозрачные часы с бегущими стрелками, за окном то светлеет, то темнеет. Кадры мелькают, Китнисс почти все время лежит на кровати, или сидит на подоконнике.       — Она несколько дней так пролежала с твоим телефоном в обнимку.       — Откуда он у неё? — снова шёпотом.       — Ты так убегал, что он выпал у тебя из заднего кармана когда в машину садился. Она же тебя догнать пыталась, — говорит Гейл сжимая кулаки, — умчалась, даже обуться не подумала.       — Чёрт…       — Я успел увидеть только момент как она упала в лужу и потом сидела там с этим телефоном в руках. Твоей машины уже не было. Попытался затащить ее обратно, но когда это я мог уговорить Китнисс Эвердин? Она вырвалась и как была босиком умчалась. — Гейл поворачивается ко мне. — Тебя догонять, — говорит он глядя прямо в глаза. — Даже не представляю каким чудом она не заболела. А знаешь куда она прибежала по итогу?       Я только и могу что отрицательно покачать головой.       — Сюда.       К горлу подкатывает комок горечи, я едва могу его сглотнуть. Он падает на желудок тяжелым камнем. Секунду назад было нежно и тихо летали, шептали, любили, затихли и так без конца.       Хрипло звучат первые слова. Голос Китнисс слабый поначалу, но чем дальше, тем чётче звучат слова, тем сильнее и чарующей он становиться. Секунду назад было нежно и сладко. Ты спал, я тобой любовалась украдкой, касалась лица…       Смотрю на нее и у меня внутри все просто в комок сжимается от боли, что чувствуется сквозь время. Я падаю с неба сгоревшей кометой. Я лбом прижимаюсь к стеклу до рассвета. Твой смех на повторе в моём диктофоне, и важное что-то ты просто не понял. Зачем мне теперь красота? Я без тебя сирота.       Вдруг в один миг все меняется. Пропадает серая комната, вспыхивают софиты и мы переносимся на сцену. И запах сандала, и запах скандала. Пустое шоссе, пять минут до вокзала. Мы страны делили все поровну вместе, но в них без тебя мне не интересно. Зачем мне теперь красота? Я без тебя сирота.       Китнисс в черном облегающем платье в пол, верхняя часть его, прозрачная сетка, расшита серебряными камнями, как и рукава. Лёгкая накидка при каждом движении рук девушки следует за ней. Наверное если она раскинет их в стороны, то станет похожа на птицу.       Пташка моя. Секунду назад было столько впервые, захлопнули двери в нелепом порыве… Апрель не помог.       Мельком смотрю на Гейла. Он сидит опустив голову сжимает волосы руками.       — Не помог… — выдыхает он. Секунду назад оборвали все нити. Я больше не верю в любовь, извините — жестокий урок.       С новым аккордом Китнисс взмахивает руками и ее платье покрывается серебристым свечением. Я падаю с неба сгоревшей кометой. Я лбом прижимаюсь к стеклу до рассвета. Твой смех на повторе в моём диктофоне, и важное что-то ты просто не понял. Зачем мне теперь красота? Я без тебя сирота.       С каждой секундой кажется, что все больше серебряных блёсток вспыхивает на платье Китнисс. На ее первом выступление было что-то похожее, только тогда она пылала как уголёк в огне. Сейчас же это скорее напоминает мерцание звёздного неба. И запах сандала, и запах скандала. Пустое шоссе, пять минут до вокзала. Мы страны делили все поровну вместе, но в них без тебя мне не интересно.       Громкие аплодисменты и снова вспышка софитов. Зачем мне теперь красота?..       Нас возвращают в прежнюю комнату. Китнисс сидит на подоконнике и водит пальцем по стеклу на котором, под финальные аккорды песни, появляется мое лицо. Я… без тебя… сирота…       Сквозь паузы произносит девушка последние слова.       Я закрываю глаза надавливаю на них ладонями и откидываюсь на спинку дивана. Где-то внутри зарождается крик так и норовящий вырваться наружу. Словно изжога он поднимается к горлу разъедая и опаляя все на своем пути. Не могу придти в себя. Не могу поверить снова. Сердце заходиться, отдаваясь барабанной дробью в ушах.       Прости меня, Китнисс, прошу я мысленно и протяжно выдыхаю:       — Я такой болван…       — Хорошо что ты сам это признаешь, — смеётся Гейл и я получаю легкий тычок в плечо, — И за что только она тебя полюбила?       — Зачем ты разбрасываешься такими словами? — Я сажусь ровно и медленно тру ладони друг о друга. — Мы ведь с ней даже не говорили об этом.       — Зато всему миру уже рассказали. Я один дурак два и два сложить не мог.       Я только успеваю открыть рот, как Гейл взмахивает рукой:       — Подожди и послушай. В данный момент меня не волнует как и почему вы сошлись. Я хочу одного, чтобы она была счастлива. Если для этого ей нужно быть с тобой, а главное если это желание у вас обоюдно, то я последний человек кто будет стоять между вами. Только дай ей понять, что она тебе не безразлична. Дай ей понять, что она тебе нужна. Что ты готов за неё бороться!        — А как же ты? Почему так легко отступаешь?       Гейл опускает взгляд и разглядывает свои ладони.       — Не легко, Пит, — отвечает он спустя секунды тишины, — Ничерта не легко, но у меня было время подумать и понять, что любые мои попытки — бессмысленны. Она уже всё сказала и я должен принять её выбор.       Я вижу как тяжело ему дается это откровение. Ведь и сам отступал сначала, считая, что у них может все наладится.       — Это потому что ты сильно её обидел, верно? И я сейчас не про гибель Примроуз. Ведь есть что-то еще?       — Нет, Мелларк, — Гейл качает головой, — эту историю ты услышишь не от меня. Мирись с Китнисс и она все тебе расскажет. И да, если после всего, что узнаешь, ты захочешь врезать мне по роже — не стану сопротивляться.       Гейл оборачивается ко мне и протягивает сжатый кулак.       — Договорились?        Пытаюсь улыбнуться, но морщусь от боли в разбитой губе. Ударяю кулаком о кулак Гейла.       — Договорились.