Жить дальше

В Тихой Гавани все было тихо. Жизнь надо было начинать с нуля и ставить на рельсы. Толпа подростков и несколько взрослых, кому удалось добраться сюда и выжить – больше никого. Жить они не умели. Выживать - да. Вот в этом поднаторели и довели до совершенства в своих лабиринтах, пустынях, драках и городах. Томас чувствовал это кожей, глядя на пьяные от свободы лица. Он не был дураком и хорошо понимал, что у такого восторга будет предел. Пока надо было выживать - они объединялись и рвали вперёд, преодолевали, спасали, верили, побеждали. И вот - все позади. Казалось бы - налаживай быт, живи и радуйся. Наконец-то далеко от ненавистного ПОРОКа, безумия Вспышки, толп заражённых и обреченных на смерть. В самые первые дни и недели, когда по Серому Исполину, как они назвали мемориал в честь погибших друзей, до искр звенели зубила, пока со стонами и хрустом валился лес, а вечерами на приморском песке сидели у костров пели и играли, пьянило чувство победы. Одной. Общей на всех. Строили планы, знакомились, смеялись и старались поддержать друг друга. Во всех горела надежда на новое, чистое, неизведанное счастье настоящей жизни. Да, они потеряли многих. Друзей и подруг, братьев, сестер, родителей. У них никого не осталось, кроме них самих, но у них было будущее. У всех, кроме Томаса. Он вздохнул, уставившись на серые волны, бившие в каменистый уступ. Жизнь брала свое, заставляя каждого здесь приспосабливаться. Кроме него. Томасу казалось, что вокруг него все замерло. Девчонки и парни вечерами неловко кокетничали друг с другом, бросая взгляды кто украдкой, а кто и совершенно откровенные, убегали в лес, где, Томас знал наверняка, неумело целовались и жарко сжимали друг друга в самых первых в своей жизни объятиях. У них все еще было впереди, вся-вся жизнь. Им только предстояло узнавать друг друга, учиться жить вместе… любить… Больная заноза привычно заворочалась в груди, вынуждая на секунду зажмуриться и сжать зубы. Его любовь сгорела в пепел, и он никогда не покажет ей, как здорово встает солнце над океаном, и где именно мог бы быть их дом… - Помоги давай! - на колени плюхнулся увесистый моток веревки, а грубый окрик вышиб из головы, как кувалдой, все мысли. - Хорош зад просиживать. Томас скривился, поднимая голову. Минхо. Кто же ещё способен так куртуазно и трепетно попросить о помощи, совершенно беспардонно вламываясь в его уединение? Поднявшись с камня, где он надеялся поглазеть на море в своей личной тоске, Томас вздохнул и постарался улыбнуться, закинув верёвку на плечо. - В чем тебе на этот раз так срочно потребовалась моя помощь? - Не так чтобы мне, и не твоя конкретно, - Минхо дёрнул плечом, мотнув головой в сторону тропы, поднимавшейся вверх от моря. - Второй общий дом строим. Задолбали девки визжать каждый раз, как пацаны заходят, как будто гривер к ним лезет. Я предложил отселить их. И баню надо бы сделать. Томас хмыкнул и пошёл следом за другом. - Уж тебя-то это мало должно бы касаться, - не удержавшись, съязвил он. - Ты же себе личный дом устроил. Так что тебя эти визги вроде не беспокоят. Минхо метнул на него высокомерный взгляд, в два прыжка преодолев высокий уступ на тропе, и свесился вниз, предлагая руку. - Галли задолбал жаловаться, - фыркнул он. - Да ещё, знаешь ли, не выспавшийся повар - это пиздец, скажу я тебе. Не хочу отравиться как-нибудь. И я бы вообще посоветовал всем поменьше по кустам обжиматься и побольше о насущном думать – крышу так и не достелили же. - Я и не… - А тебе страдать поменьше, - Минхо втащил его на тропу и пошел дальше. – Потом угрызаться станешь, когда все сделаем и наладим, и жратвы будет впрок. Винс сказал, что тут еще и снег может быть. Томас решил не продолжать диалог. У Минхо на все ответ будет. И всегда этот ответ будет столь груб, что желание беседовать с ним испаряется, само собой. «Нет бы хоть постараться немного наладить с другими контакт. Такое ощущение, что характер у него стал еще паршивее». Добравшись до расчищенного пятака, где трое парней вколачивали в землю здоровенные столбы, Томас отложил веревку и попытался понять, в чем именно столь необходима тут его помощь, что надо было непременно его сдернуть и притащить сюда. - О, Том! – по плечу грохнула ручища Галли. – Спасибо, что пришел, давай вот это дерево перетащим в сторону. Его обтесать надо бы – на стропила потом пустим. Томас кивнул, автоматически передав веревку, на которой Галли тут же ловко закрутил скользящую петлю. Краем глаза он заметил нескольких девчонок, которые помогали перетаскивать ветки и плели из них основу для стен. Одна из них улыбнулась и помахала ему рукой, перехватив взгляд. Томас не помнил ее имени и не хотел даже пробовать вспоминать. Пусть другие разводят тут романы и шашни – его Тереза осталась теперь только в памяти, да именем, выбитым на камне. «Им всем проще, - с какой-то злой тоской подумал он. – Они не любили. Или не помнят этого совершенно. Никто из них не потерял кусок своего сердца и не знает, что это такое». Глаза, как и всегда, при воспоминаниях о Терезе заволокло серым, и он зло дернул веревку, затягивая ее на стволе и заставляя себя не думать. - Полегче, пупок надорвешь, - прямо поверх его рук легли чужие. - Ствол лучше втроем тащить. Томас снова скривился, мотнув головой. Фирменная вежливость, приправленная сарказмом, в последнее время стала его подбешивать. По ходу Минхо задался целью вывести его из себя. - Я сам, - огрызнулся Томас, понимая в душе нелепость этого заявления, но не имея сил принять эту пренебрежительную подачку со стороны друга. - Угу, - тот кивнул, даже не обернувшись, и намотал веревку на руку. – Давай, Салага, дергай. Том рванул веревку, больно ссадив ладони грубо скрученным канатом, и зажмурился. Дерево поползло по песку к намеченной для столба лунке. Остаток дня Томас провел вместе со строителями, помогая возводить остов будущего дома. С одним коротким перерывом на обед они до самого заката заколачивали столбы и таскали деревья потоньше для стен. Работа не требовала от него умственного напряжения, и поэтому он был полностью предоставлен себе хотя бы внутри собственной головы. Им всем было непросто. Девчонки привыкли командовать, парни тоже не сдавали позиций, готовые слушать только своего бывшего вожака, поэтому минуты не проходило, чтобы не возникла очередная склока. Томас был уверен, что встань он во главе хотя бы пацанов – стало бы легче. Его уважали и очень ценили, прислушивались, но вот только он не мог найти в себе никаких моральных сил, чтобы встряхнуться. Внутри что-то словно сломалось с гибелью Терезы, полностью опустошив его и высушив. Да, понимал, что надо бы, но сил не было вообще. Хотелось просто забиться в какой-нибудь угол и, свернувшись там клубком, пережидать этот чудовищный пожар внутри, нараставший день ото дня. - Убрал свои корявки! – девчонка ловко вскарабкалась на столб, пнув ногой Галли, который хотел ее подсадить. – Или вырву вместе еще с чем-нибудь лишним! Я сама справлюсь, не рохля! - Лена, да я только… да пошла ты! - Галли задрал голову, привычно огрызаясь и получив порцию насмешек и брани в ответ. «Надо бы осадить их, а то сейчас вместо крыши она этой палкой его по башке огреет…» Томас стоял, уронив руки, и никак не мог заставить себя собраться, чтобы прекратить свару, в которую вот-вот подключатся все остальные. - Завалили оба хлебальники! До ночи остыньте, а там что хотите делайте уже! Крышу стелите! Лена, твою мать, сама же громче других орала, что парням надо жить отдельно! Галли, шевели задом, а то опять будешь слушать их визги утром! Минхо, как всегда, оказался в нужно месте. Томас повернулся, окинув его отсутствующим взглядом, и выпустил из рук бревно, которое нес. Да уж, на такое у него сил точно не было ни грамма. В голове снова заскулила совесть, жравшая Томаса поедом за то, что промолчал и позволил вот так оборвать свару. В который уже раз. Умение решать конфликты и раньше не было сильной стороной Минхо, скорее он мастерски их раскачивал, не желая сдерживать свой не в меру язвительный характер и будучи всегда готовым к драке. Но Томасу упорно казалось, что раньше, еще в Глейде, Минхо хотя бы старался. Хоть как-то жалко и крайне коряво, но пробовал быть вежливым, что ли… «Если с ним это слово хоть как-то можно поставить рядом. Чем дальше, тем хуже становится. Вот бы нашел себе девушку, а?» В груди тут же неприятно заныло, как и всегда, когда Томас видел сладко обнимавшиеся парочки. У них все еще будет – и поцелуи при луне, и вместе купание в море, может быть, даже дети… А у него будет только память, которая однажды сотрется и потускнеет. Сможет ли он спустя много лет помнить так же четко, как и сейчас, какой именно была у Терезы улыбка и как она наклоняла голову, бросая на него украдкой взгляд? Если бы только вот это было возможно забыть… Забыть и начать с начала. Томас решительно не понимал, почему Минхо не начал встречаться ни с одной из вертевшихся около него девчонок. Ведь у него-то таких воспоминаний не было. Его ничто не удерживало от того, чтобы найти себе пару, ну или хотя бы попробовать завязать отношения. Он нравился девочкам – это было видно. Они охотно выполняли его требования и даже не ругались, как вот сейчас на Галли, а вечерами у костра шушукались и шептались, кокетливо дергая плечиками и стреляя глазами в его сторону. Кое-кто даже пробовал подсаживаться к нему поближе, предлагать выпить вместе отвратительного пойла все того же умельца Галли или искупаться. Вон даже сейчас задира Лена сверкнула глазами, но отвернулась и начала укладывать доски вместо того, чтобы продолжить цапаться. Пить с девчонками Минхо отказывался, хотя опять же, Томас это отлично помнил, в Глейде он любил хлебнуть этой жгучей дряни и от души посмеяться со всеми над любым даже самым тупым бредом. Что же до купаться… Томас вздохнул немного завистливо и не сдержал улыбки, снова поднимая бревно. «Искупаться в море» - это было зайти по колено и под дружный хохот наплескаться в соленой холодной воде, обливая друг друга и валяя в прибое до того, что потом песок приходилось вытряхивать из трусов. Никто из них не помнил, что такое плавать, а, например, Галли воды просто откровенно боялся, отбиваясь от девчонок, желавших вечером затащить его в волны прилива. Сам Томас тоже не умел плавать, но дал себе твердое обещание, что непременно научится это делать в ближайший год. А вот Минхо плавать умел. Как он этому научился – один Бог знает, но его не пугали волны. Томас шире улыбнулся своим воспоминаниям. - Идем с нами! – Джоанна отбрасывает назад смоляную гриву распущенных кудрей и машет рукой. – Идем, Минхо! У нее лукавые шоколадные глаза и такая манящая улыбка, что Томас против воли улыбается ей в ответ, хотя смотрит она не на него и зовет не его с собой. «Давай, старик, поднимай свою задницу и сделай уже хоть что-то, пока она из кожи не выпрыгнула, привлекая твое внимание». Минхо равнодушно смотрит на девушку, догрызая кусок жареного на костре мяса. - Боишься? – Джоанна улыбается еще шире и идет прямо к нему. Мокрая майка облепила ее красивое тело, щедро позволяя изучать формы в свете костра, а оборванные штаны выставляют напоказ стройные ноги с глубоким шрамом выше левого колена. - Ты боишься, Минхо? – спрашивает она, чуть наклоняясь вперед. – Галли тоже… - Я не Галли, - Минхо дергает головой в сторону, уворачиваясь от ее руки, желавшей погладить по щеке. – С чего мне бояться соленой лужи? Не хочу. - Боишься, - Джоанна насмешливо выпрямляется. – Эй, девчонки, их вожак тоже боится воды… Минхо роняет ее на песок короткой подсечкой, вскакивает и бежит к океану. - Стой!!!! – Галли бросается за ним следом, нелепо размахивая руками. – Утопнешь, недоумок! Но у кромки воды он застывает как вкопанный. Его вопль тонет в шуме волн и громком визге Джоанны. Минхо бросается в волны, уходя с головой, и спустя пару мгновений выныривает обратно, чтобы легко поплыть прочь от берега.