Брать чужое - скверно

Сложно сказать, считает ли Уилл этот дом своей крепостью. Здесь есть собаки... Есть даже оружие. Уильям часто забывает запереть двери на ночь – роскошь, непозволительная для агента ФБР. Но когда он приходит домой ближе к ночи, с трудом находя в себе силы выпустить собак во двор, а после - затащить всех обратно и покормить, тут уж ему становится наплевать и на открытые двери, и на опасности, теоретически подстерегающие в ночи. Как хорош был тот период, когда от Уилла не требовалось ничего, кроме преподавания в Академии. А теперь лишь постоянные сомнения в себе, кошмары и неуверенность. Преследующее его "Видишь..." и умирающие глаза убитого им человека. Окровавленные оленьи рога и девушка, наколотая на них, как бесполезный кусок мяса. Полуосознанная, полунавязанная ему мысль об ответственности за Эбигейл. Дом не может быть крепостью, если хозяин не чувствует себя в нем безопасно. Или - как минимум - удобно. Уилл, наверное, вообще забывал бы вернуться сюда, если бы не нужно было где-то спать и если бы в доме не было восьми голодных псов. Есть в этом доме что-то... постороннее. Или наоборот – только его личное, такое глубокое, на что неприятно смотреть лишний раз, что-то, что прячешь в дальнем углу, старательно забывая. Дом не подходит для Уилла Грэма. Для Уилла, чинящего моторки, точно знающего, что у него на ужин и, что не маловажно, когда у него этот ужин будет, - возможно. Для мистера Грэма – почти что респектабельного преподавателя Академии, возвращающегося с работы к семи часам и по вечерам пишущего очередной доклад или научную работу, ужинающего в недорогом кафе на углу улицы, – возможно. Для Уильяма Грэма, специального агента ФБР, мучимого кошмарами, проводящего слишком много времени в тире или в морге и не заработавшего язву только благодаря стараниям доктора Лектера, – возможно этот дом подошел бы тоже. Но только не для всех троих сразу. Уиллу хотелось бы быть одним из этих мужчин – желательно первым или вторым. Третьим быть приходится, и приятного в этом мало. В итоге – Уиллу здесь неуютно. Собаки теплые, и они рады ему, а он рад видеть их. Хоть кто-то рад его приходу. Уилл старается отталкивать от себя такие мысли, потому что это ведь не до конца правда. Например, Джек всегда ему рад при случае. Но Джеку постоянно что-то нужно от Уилла, Джек бы и рад заглянуть просто так, но вынужден, тщательно скрывая стыд, опускать глаза, впаривая - иначе и не скажешь - дело об очередном психопате-убийце. Алана ему тоже рада, она постоянно подчеркивает, что Уилл ей не интересен как пациент, но это неправда, и это неприятно. Уиллу нравится, когда она читает вслух, когда морщит нос, улыбаясь, или когда с изяществом потягивает пиво. Но все это не меняет того факта, что Уиллу неуютно, неудобно рядом с ней. Он иногда обвиняет себя в этом, но сделать с собой ничего не может. И еще рад Лектер. Рад не как пациенту – рад как старому другу, и это Уильяму импонирует. С Лектером комфортно, он не мешает думать, может натолкнуть на идею, помочь привести в порядок уставший разум и, вроде бы, ничего не требует взамен. Иногда ему кажется, что его психиатр нуждается в Уилле не меньше, чем он сам нуждается в Лектере. Это было бы странно, наверное. Завтра сеанс с утра. Хотя не сеанс, нет. Встреча. Уиллу не нравится ассоциировать себя с предметом профессионального интереса Лектера. Именно встреча. Они же просто разговаривают. Уилл перед сном старается не думать об очередном маньяке, вздумавшем порезвиться на просторах Штатов. Старается не вспоминать об изуродованных телах и отчетах с мест преступления, не задумываться о бесконечно малом количестве улик. Он кутается в тонкое одеяло, пытаясь согреться, и старается не думать о том, что лица всех убитых – словно портретные копии, нарисованные неумелым художником, – узнаваемы, но не слишком похожи на оригинал. А оригинал – это он, Уилл Грэм. Спецагент ФБР. Уильяму резко подурнело, когда он увидел третью по счету жертву. Двух других можно было, хоть и с натяжкой, но все еще определить как случайность. Тем не менее, когда все три мертвых лица равнодушно пялились в потолок морга, Уилл на какое-то время потерял способность объяснять свои мысли скоплению людей, и даже лично Джеку. Да и объяснять было нечего – все связные мысли улетучились, вытесненные неприятным открытием. Грэм хотел уйти домой, запереться и подумать, но Джек чуть ли не шантажом вынудил его зайти перед этим к Лектеру. Уилл просидел в кабинете психиатра дольше обычного, говорил еще меньше, чем всегда, все думал о "золотом билете". И о себе. И о трех мертвых мужчинах в морге. Ганнибал, как обычно, все это время расслабленно созерцал его из-под полуопущенных ресниц, тактично не реагируя на тот откровенный бред, который Уилл нес, открывая рот. Перед сном нужно думать о приятном, так все говорят. Лучше, конечно, думать о чем-то приятном вместо сна - стоит по-настоящему погрузиться в объятия Морфея, как он - подлый бог - посылает Уиллу самые отборные из своих кошмаров. Мысли сбиваются в нестройную разноголосую массу и разбегаются испуганными крысами, стоит только протянуть руку, чтоб ухватиться за одну из них. Что-нибудь приятное. Желательно – успокаивающее. Грэм переворачивается на другой бок, думая о Вилли Вонке, шоколаде и "золотом билете". Шоколад бы сейчас не помешал. Совсем немного гормона счастья в крови еще никому не навредило. Но шоколада в доме нет, а Уилл вообще равнодушен к сладкому. Есть шоколадный ликер, лет пять назад подаренный кем-то, не блещущим ни умом, ни фантазией. Уильям не хочет к ликеру даже прикасаться – он не помнит уже того человека, не помнит повода, по которому злосчастная бутылка с золотистой этикеткой поселилась в его буфете, но она ему глубоко неприятна. Только выкинуть, почему-то, рука не поднимается. Думай о приятном, Уилл. Впереди ночь, наполненная кошмарами, похожими на реальность, и день, наполненный реальностью, похожей на кошмары. Думай о приятном, Уильям. Вспомни, выдумай. Должно же быть что-то приятное. Хоть что-нибудь, что поможет тебе заснуть без кошмаров. Уилл снова думает о Лектере, усмехаясь в полудреме.