Пожалуйста, убей меня.

“ Что значит умиротворение - спокойствие, безмятежность в мыслях и в чувствах. То состояние, когда всё ясно и понятно и нет нужды в опасениях. Для каждого умиротворение ассоциируется с тем или иным предметом, местом ” Мы всё равно не найдём для тебя место лучше… Чтобы Шарлотта не подумала, что Даниэль говорит так ради приличия он решил добавить что-нибудь к сказанному, что угодно : —- Я хорошо умею грести на вёслах. Какой-то момент Шарлотта смотрела на него с удивлением, затем она мягко улыбнулась. —- Ах, моё сокровище, нам не придётся грести самим – за нас это делает слуги. Они уже ждут нас на берегу. «Моё сокровище». Она уже называла его так пару раз и он чувствовал себя при этом как-то неловко. Даниэлю было уже почти семнадцать лет и, тем не менее, она обращалась с ним как с ребенком, со своим ребенком. Ведь отныне он - её сын. Он почувствовал, что сейчас чихнет, и втянул в себя воздух. Шарлотта торопливо достала носовой платок, который пришелся как нельзя кстати. «Ну вот - подумал он, - теперь она решит, что усыновила чахлого ребенка», При этом, он вовсе не был болен, не был даже простужен. Всему виной был запах, заставлявший его чихать - невыносимый запах книги. У Даниэля была аллергия на него. Наконец экипаж остановился. Даниэль подождал, пока Шарлотта выберется наружу, а затем последовал за ней. Его ноги опустились на мягкий песок, в лицо повеяло холодом с Восточно-Китайского моря. Уже через несколько минут он ощутил вкус соли на губах. Длинный причал уходил в море. У его края был крепко пришвартован корабль с приспущенными парусами. Навстречу им, шумно переступая через деревянные бревна, вышли трое мужчин и склонились перед Шарлоттой. Затем они почтительно склонились перед Чангюном. Это было настолько непривычно для него, что он чуть не прыснул со смеху. «Ничего, со временем привыкну» Развернув упряжку, кучер кивнул им на прощание, подстегнул лошадей и покатил через дюны. Немного погодя корабль отчалил от причала. Чангюн сидел рядом с Шарлоттой в защищенной от ветра каюте. Каждый шаг троих мужчин на палубе отдавал здесь громким гулом. Гюн попытался выглянуть из окна, но все они были настолько облеплены солью, что из них почти ничего не было видно. Шарлотта в умилении взглянула на него, как будто собираясь потрепать его за щечки. «Она думает, что мне радостно. Но так ли это?.. Вероятно, что так». Корабль вышел в море и направился к острову и стоящему на нем замку. — Здесь всего пятьсот метров, — сказала Шарлотта, — а кажется, что замок дальше, ты согласен со мной? Чангюн согласно кивнул. Раньше он как-то не думал об этом. Он знал только, что пятьсот метров это достаточно долгий путь, если его проплыть самому. Стало еще тише, чем прежде. Ему вдруг показалось, что Шарлотта обиделась. Она убрала в сумку книгу, чей запах немилосердно щекотал его ноздри. Постепенно он снова смог дышать свободно. Чувствуя на себе пристальный взгляд Шарлотты, Даниэль мысленно оглянулся назад. Он думал об экипаже, о деревне. О первой в его жизни поездке по железной дороге, причем, абсолютно самостоятельной. И о большом детском доме в деревне, который остался позади. Отныне ему не придется выносить духоту спальных залов, выслушивать тайны и подробности войн под насквозь пропотевшими покрывалами. Он будет скучать по брату Хуну. Только по нему и никому другому. Брат Санхун вселял в него надежду на будущее, не давал ему пасть духом. Теперь это будущее лежало перед ним, там снаружи, перед кормой корабля. Какой-то обломок крепости на Восточно-Китайском море. «замок намного уютнее, чем кажется» В первый раз ему стало по-настоящему грустно. Может это была тоска по дому? «Я уверен, мне понравится». Там впереди был его дом. Его новый дом. «Всего пятьсот метров». Так близко было его будущее. Так соблазнительно близко. * * * Брат Хун лично привёз его на вокзал. Это было из ряда вон выходящим событием — обычно это делает кто-то из прислуги. Они буквально бросали детей перед домом или рабочим местом их новых родителей, словно швыряли мешки с углем, затем забирали свои чаевые и исчезали с постными лицами. С Чангюном всё было по-другому. Он был самым старшим в приюте и, как полагал брат Санхуну, самым умным. Если бы его попросили представить тому доказательства, то ему пришлось бы нелегко. Не обширные знания и но и не неплохие математические способности Чангюна покорили его наставника, вовсе нет. Как ни странно, но брата Санхуна удивило другое, а именно цвет глаз Чангюна. С детства мальчик боялся своих глаз, над ним измывались кричали в лоб, что что-то с ним не так, большинство времени он сидел в комнате. Повзрослев он стал не обращать внимание, но копания в себе не прекратились! Не все уроки у него получались, всегда что-то не так что-то не сяк, и преподаватели только усогубляли отношения с ним. Но все же он настаивал на своём желании учиться, не в пример другим детям из сиротского приюта. Брат Хун, потрясенный до глубины души настойчивостью юноши, взял его к себе в ученики и даже стал носить ему книги, приглядывая за ним, пока Чангюн в промежутках между ещё и своими приступами чихотки изучал их. Детей-сирот рано распределяли по подработкам, где после быстрого обучения они уже работали наравне со взрослыми, но брат Санхун задался иной целью — сделать из Чангюна ученого. Конечно же, по финансовым причинам учёба в университете была исключена, поэтому единственным местом учебы Чангюна стала келья Санхуна. Ни один столярных дел мастер, ни один мясник не хотел возиться с таким неприспособленным для работы в лавке ребенком, и поэтому его из года в год оставляли в приюте, где он продолжал обучение и со временем превратился в «залежалый товар», как злобно окрестила его прислуга. А затем появилась Шарлотта Эйдриан в поисках нового приемного сына. «Он не должен быть слишком юным», — заявила она, тем самым, вызвав подозрения брата Санхуна. Однако все предположения о безнравственности данного желания она смогла опротестовать, представив обратные доказательства. По линии матери Шарлотта происходила из древнего дворянского рода, родила двух дочерей, два года назад приняла в своём доме еще одного мальчика. В приюте получили письменное подтверждение её слов из соответствующих инстанций. Брату Хуну даже удалось найти тот детский дом, в котором вырос другой мальчик. Вскоре он узнал от тамошней учительницы, что Минхёк был любителем писать письма, и что он положительно, если не восторженно, отзывался о своём новом доме. Брат Хун и Чангюн долго говорили об этом, пока не пришли к выводу, что это скорее всего та возможность, которой стоит воспользоваться. Наконец-то Чангюн получит всё, чего он, по мнению брата Сана, уже давно заслужил: семью и окружение, которые смогут поддерживать его и способствовать его духовному развитию. Брат Санхун был счастлив, Чангюн, в какой-то степени, тоже был счастлив. На свой лад. Ему, конечно же, не нравилась мысль о том, что он должен будет расстаться со своим по-отечески к нему относящимся преподавателем, и он, конечно же, спрашивал себя — какой могла бы быть его жизнь в настоящем замке. Не разочарует ли он семью Эйдриан, он, простой сирота, которого бросила мать еще новорожденным? Найдет ли он общий язык со своими новыми братьями и сестрами? Не окажутся ли они, несмотря на всю его ученость, намного образованнее его? Эти и подобные им сомнения занимали Чангюна, когда брат Хун вёз его к вокзалу по прошествии нескольких месяцев после первого визита Шарлотты. Еще раз напомнив Чангюна о правилах хорошего тона (в десятый или одиннадцатый раз за прошедшие дни), Санхун поцеловал его в обе щеки, сердечно обнял и пожелал счастливого пути. Затем Чангюн был предоставлен самому себе, правда, всего на несколько часов. Шарлотта Эйдриан обещала встретить его на деревенском вокзале, где, как она сообщала в письме, будет с нетерпением ждать его.