Еретик и Лицемер

- Господин Мордаунт, ваша история глубоко меня тронула. Ещё раз спрашиваю, не могу ли я сделать для вас что - нибудь? Не надо было быть особо искушённым в политике, чтобы понять: "тронуть" Мазарини могли лишь свои собственные дела - и ничьи более. Похоже, он просто непрочь был обзавестись сторонником в лагере, ему ещё незнакомом. Лучше, дипломатичнее было бы промолчать. Тем более, что именно в эту секунду открылась дверь, верный Бернуин почти вбежал, и почти прокричал: - К Вам...королева...Генриэтта! Надлежало откланяться, но...второго такого шанса не будет! И Мордаунт, напрочь забыв о дипломатическом протоколе, выпалил: - Любые сведения о семействе де Бейль! Мазарини воззрился на посла с таким удивлением, словно успел забыть о его существовании! Вот ведь какую тревогу вызвал визит королевы... - Да-да, конечно... Господин Бернуин проводит Вас. Через галерею, пожалуйста - её величество не должна знать... *** Не посвящённый в историю Бернуин равнодушно позёвывал в кресле, наблюдая за "настоящим англичанином" лишь потому, что надо же устремлять взгляд хоть куда - нибудь. А можно было и заинтересоваться - куда девались "пуританская надменность и непреклонность"?! Так жадно слушает пропылённого пылью веков архивариуса! - Вот, молодой человек, род де Бейль, или точнее де Брейль - относительно недавний, с пятнадцатого века. Владели землями в Бургундии,одна из ветвей в прошлом веке обосновалась в Провансе...гугеноты... - Гугеноты?! Точно? - Надеюсь, что точно - ошибки в архиве маловероятны. Вот, здесь даже факт, который сочли достойным упоминания - Гуго де Бейль (повидимому, последний представитель этой ветви рода) в 1600 году женился на католичке Марион де Лянн. Их единственная дочь Анна пострижена в монахини в 1617 году, на пятнадцатом году от рождения... Дальше только название монастыря... - Как же это...дочь гугенота - и вдруг - монахиня? - А вот - родители умерли в один год - в 1615. Это была эпидемия оспы - видно, судьба. Могу предположить, что родственники таким образом дорвались до наследства. - Да. Объяснение единственно возможное. Так записать вам данные? Искать этих людей будете? - Да, да, запишите! Пусть думают, что сделали доброе дело. Но про себя Мордаунт решил - искать не будет. Понял, что у него не только со стороны отца, но и со стороны матери, увы, сплошные "дядюшки". Хотя...лучше всё - таки съездить. Не обязательно ведь называть себя. Столько лет прошло - два поколения сменилось. Кузены, кузины... Интересно! И к тому же - по пути. И ничто его больше не держит в этой адски вонючей "столице мира". И первый ночлег будет...вот, судя по карте - доберётся задолго до темноты - Нуази! А главное - впереди десять, целых десять свободных дней! *** Когда Бернуин вернулся к своему господину, Мазарини озабоченно спросил: - А что, этот стриженный молодой человек покинул Лувр? Незаметно? Бернуин, обыкновенно надутый важностью, едва скрывал улыбку: - Покинул, но...достаточно заметно. - Что же он сделал? - Полагая, что я остался в архиве и больше за ним не наблюдаю, он...скатился по перилам! Точно школьник, отпущенный на каникулы! Мазарини расхохотался: - А говорил: "Я старше Вас, монсеньор!" Ох уж мне эти пуритане - еретики - лицемеры! *** Мордаунт не успел и выехать из Парижа, как в очередной раз убедился, что Господь на его стороне. Вчера вечером обещал дядюшке найти всех остальных убийц, для чего ему понадобится живой дядюшка - а тот как будто решил их всех привести к племяннику ради спасения своей драгоценной шкуры! Конечно же, все дело в том, что Мордаунт первым заметил знакомую фигуру за полквартала впереди - но как тут не сравнить дядюшку с кроликом, который сам, как зачарованный, движется к удаву и готов прыгнуть ему в пасть! Мордаунт в эту минуту проходил мимо собора, построенного не меньше пяти сотен лет назад. Не совсем понимая, что делает, он шагнул в нишу между стеной собора и странной статуей, которую ему было некогда разглядывать. Дядюшка прошел в двух шагах от племянника. Рядом с ним шла немолодая дама, довольно бедно одетая для аристократки, но ее походка и осанка не оставляли сомнений в ее высоком происхождении. Дядюшка разговаривал с дамой с таким подобострастием, на какое еще вчера казался неспособным: - Ваше величество, аббат д,Эрбле один из тех четверых людей, о которых я говорил вам. Один из тех немногих, на кого ваше величество может положиться, не задумываясь. Мы найдем его, можете не сомневаться. - На это могут уйти месяцы, а сейчас нам нельзя терять ни дня. Нам нельзя терять ни минуты! Да и согласится ли аббат нам помочь? Если он давно принял сан, как вы говорите, не предпочтет ли он заниматься своими обязанностями? - До того, как принять духовное звание, он был искуснейшим фехтовальщиком, ваше величество. И я уверен, что нам не потребуются месяцы, чтобы его увидеть. Если я обращусь к нему и скажу... Дядюшка продолжал обнадеживать королеву Генриэтту - не приходилось сомневаться, кем была эта дама - но Мордаунт больше ничего не разобрал, как ни напрягал слух. Но и этого было достаточно. Бог отдавал убийц матери в его руки - сначала бетюнского палача, теперь дядюшку и аббата! Такова Божья воля - можно ли теперь в этом сомневаться?! Мордаунт чуть было не передумал ехать к родственникам. Но ему потребовалось всего полдня, чтобы выяснить, что ни в одном парижском соборе аббат д,Эрбле настоятелем не состоит. Не потребовалось даже беспокоить Мазарини. Хотя упомянуть о том, что он знаком с Мазарини, все же пришлось. Аббат никогда не получал прихода в столице. Никогда не служил мессу в Париже. Чтобы выяснить, в какой провинции следует искать аббата, потребуется много времени, но духовенство Парижа поддерживает достаточно тесные связи между собой, и если это имя совершенно незнакомо старичку келарю, то аббат д,Эрбле - провинциальный священнослужитель. А в Париже эту персону искать бесполезно. Ныне старичок бедствует, и деньги Мордаунта для него совсем не лишние, но сообщить больше он не может. А если припомнить слова дядюшки, то он тоже не знает точно, как разыскать аббата. А ведь дядюшка заметно перепуган и ищет за кого спрятаться - за юбки королевы Генриэтты, за ту четверку - за кого угодно, только выбор у него небольшой. Но забывать, что он, Мордаунт, - посол и доверенное лицо генерала Кромвеля, тоже не следовало. Итак, Мордаунт выехал из Парижа с задержкой на день, но все же выехал. Путь его лежал в Нуази. *** Оказывается, знать французский язык - ещё не означает знать французский народ... Совершенно невозможно объяснить самому себе, почему в Нуази-ле Сек нет постоялого двора! Гостиницы, или, на самый худой конец, питейного заведения. Упускают самую очевидную возможность - заработать на проезжих! И жителей - то как будто нет! Попрятались в добротные домики за высокими заборами. Конь, нанятый на почтовой станции, начал проявлять явные признаки нетерпения - пританцовывать и издавать звуки, мало похожие на ржание. Но очень похожие на человечье "дай жра-а-ать!" - Эх, приятель...не спросил, как тебя зовут...не пришлось бы тебе сегодня ночевать под ёлкой - а мне у тебя под брюхом! В самом деле, постучаться в монастырь, господствующий над всей округой, как великан над карликами - было бы смешно. Хотя, может, падкие на золото монахи и пустили бы иноверца? А может, и нет. Кто знает, что говорит по этому поводу здешний устав? А проситься в нарядный барский дом тем более невозможно. Роль, которую приходится играть, не позволяет войти туда, как равному. А начать кланяться, как подобает припозднившемуся простолюдину...да у капитана кирасир не хватит на это актёрского дарования! Догнав громыхающую бочку на колёсах, Мордаунт окликнул водовоза: - Приятель, село у вас не бедное - так может скажешь, почему постоялый двор-то не завести?! Водовоз глянул из - под обвислых полей шляпы, - кого это нелёгкая принесла? И безошибочно определил, что имеет дело с иностранцем: - Да потому, сударь, что не бедное. Никто не хочет заводить блошиный питомник из-за нескольких су в день. Все зарабатываем при монастыре да при господах... - Вот, что правда - то правда, блохи и "милая Франция" - неразделимы. Но подскажи по крайней мере, к кому здесь можно постучаться? Заночевать - и не нахватать блох за свои же деньги? Минуту назад водовоз был готов предложить путнику свой скромный кров - но при этих словах в нём взыграл патриотизм: - А...сами выбирайте хозяйку почище. Вон, в церковь потянулись. Посидите да посмотрите, кто на службе не чухается... С этими словами патриот хлестнул свою клячу - и тронулся, бормоча: - Чистюли окаянные...ангелами себя возомнили...ну а мы - люди, как люди...а какой же живой человек - да без прыгучих - кусачих? А путник обратил взор в сторону церкви, маленькой и нарядной, как сказочный "дворец-леденец".