Еретик и Лицемер

*** Да, сама церковь радовала глаз и даже немного радовала душу... Мордаунт одернул себя - еще не хватало начать любоваться статуями святых, а потом совсем погрузиться в идолопоклонство. Хотя построить красивую протестантскую церковь без всяких статуй возможно все-таки... Хорошо бы поговорить об этом с пастором, но когда еще Мордаунт его увидит... Размышляя об этом, путник медленно подъехал совсем близко к церквушке. Спешился, оглянулся на проходящих мимо местных жителей. У господ католиков так принято, что в церковь обычно ходят почти только одни женщины и девушки? И большинство женщин - молодые, красивые, нарядные. Они на церковную службу собрались или на танцы с местными кавалерами? Кажется, для посещения церкви девушки выбрали лучшие свои наряды. Половина - раскрасневшиеся, с блестящими глазами, кто-то старательно поправляет новенькую шляпку... Католички в церковь ходят для того, чтобы нарядами щеголять и красоту показывать??? Мордаунт слышал от некоторых проповедников что-то подобное про нравы женщин-католичек, но полагал, что хотя бы внешние приличия папистки немного соблюдают и хотя бы пытаются изобразить набожность. Но когда девушки спешат в церковь, перешептываясь и хихикая... не каждый день такое случается! На путника никто не обращает внимания. А самому заговорить с кем-то из этой публики - не так поймут. То, что он ищет ночлег, сразу прозвучит двусмысленно. Еще припишут ему сомнительные намерения, а потом скажут, что проезжий непочтительно ведет себя с местными женщинами... Мордаунт заметил наконец немолодую семейную пару, также направлявшуюся в сторону церкви. Лучше всего будет обратиться по этому адресу. Он не спеша направился навстречу благопристойным супругам - и невольно оказался в двух шагах от компании юных хорошеньких и очень веселых прихожанок. - А почему отец д,Эрбле так редко читает свои проповеди сам? - Неизвестно! - девушка бросила на подруг невероятно загадочный взор, означающий, что они приблизились к какой-то очень надежно скрытой и волнующей тайне. - Простите... вы, кажется, упомянули отца д,Эрбле? Я не хотел вмешиваться, но вы говорили достаточно громко... - Мордаунту казалось, что земля уходит у него из-под ног. Поэтому он никак не ответил на озорной взгляд очаровательных глазок, брошенный на него из-под нарядного чепчика. - Отец д,Эрбле отслужит мессу и прочтет одну из своих замечательных проповедей в нашей церкви сегодня. Вы хотите послушать? Уверяю вас, сударь, вы не пожалеете! Мордаунт поблагодарил как можно вежливее. Он бы с удовольствием посетил службу, но он здесь проездом, и он не знает, где можно оставить коня на некоторое время... - Вам поможет служка! - Здесь все друг друга знали, и служка, он же церковный сторож, он же исполнитель еще каких-то обязанностей, неведомых для кальвиниста, нашелся быстро. Мордаунт вручил ему несколько монет: - Это - на лучшее сено для коня, какое в ваших краях можно раздобыть. А это - тебе за труды! Сторож в свою очередь кликнул мальчишку-конюха, ему Мордаунт тоже дал какую-то мелочь. Его тут же заверили, что за время службы конь будет и накормлен, и вычищен самым наилучшим образом, и к концу службы конь будет ждать господина проезжего здесь же. Господин проезжий может молиться о спасении своей души и не беспокоиться о разных земных мелочах. Должно быть, отец девушки, с которой Мордаунт говорил, был уважаемой и значительной персоной в здешних краях. Мордаунт обернулся к церкви. Сейчас он его увидит! Убийца беззащитной женщины собирается елейным голосом читать проповедь о нравственности и произносить имя Божие! Других поучает, но скромно умалчивает о том, что сам творит в тайне от людей! Но не в тайне от Господа! Спокойно - одернул себя Мордаунт - дядюшка упоминал этого аббата, "одного из четверых", но следует убедиться совершенно точно, что аббат - один из убийц его матери. Надо, чтобы не оставалось ни малейших сомнений. Надо сказать пару слов самому аббату. Чтобы и у него не оставалось никаких сомнений, кто такой Мордаунт и по какой причине он вершит правосудие. Поглядеть на аббата, хорошенько его запомнить и послушать сладкие речи этого лжеца - никак не будет лишним. А может, аббат испугается настолько, что скажет Мордаунту имена остальных убийц! *** Мощная мелодия, голоса мальчиков, подобные бронзовым колокольчикам, великолепная акустика... Орган и органист видны хорошо, но невозможно поверить, что волны звуков изливаются из этих трубок, стройных и тоненьких, как лес маленьких колонн. Звуки растворены в воздухе, они - ниоткуда! Они просто - есть... Мордаунт поймал себя на неожиданной мысли - ему захотелось понять, КАК это сделано. Ведь не высшими силами, а людьми, обычными людьми! Но - как?! Это интересно - но придумано это явно для того, чтобы человек становился частью стада - вот ведь он сейчас как ни пытается, а молиться не может. И думать - то почти не может, разве что наблюдать. Многие вокруг явно в состоянии полного безмыслия - не понимают ни слова из того, что поётся, и едва только услышат обращённые к ним с кафедры понятные слова - поверят каждому словечку. Это надо же, музыка у них - вроде артподготовки перед штурмом мозгов... Но не все впали в это изменённое состояние сознания - есть и те, кому откровенно скучно. Зачем же пришли? То ли благочестие своё показать, то ли наряды, то ли просто общнуться - вот ведь ухитряются перешёптываться и хихикать... Бородатый мельник, видимо, давно наблюдал за любопытным гугенотом и, похоже, раздумывал, что можно сказать иноверцу, а что - нет. Наконец, шепнул: - Вы, сударь, верно, не бывали ещё у нас? - Простите...Задумался. Вы что-то сказали? - Ага, по-нашему разумеете. Говорю, наш аббат - всем аббатам аббат! Сейчас послушаем... И мельник прыснул в кулак. Мордаунт тревожно огляделся - никому их разговор не мешает? И убедился, что все вокруг заняты своими разговорами. И этого многоголосого хора не слышно лишь потому, что мелодия покрывает всё... - А чем ваш аббат такой особенный? - Да он, конечно, мастак красно говорить, но когда одно говорит, другое думает, третье делает... Все мы так, все не святые, но смешно же, когда у духовной особы ...из-под рясы торчком торчит... мушкетёр! Мордаунт, кажется, даже рот себе зажал, чтоб не расхохотаться. Воображение иногда шутит с ним скверные шутки. И сейчас ему наглядно представился усатый...мушкетёр, который, несмотря на все требования вести себя, как подобает, упорно выглядывает из-под рясы ещё неведомого ему аббата. - А почему именно мушкетёр? - Да он, слышно, по молодости в мушкетёрах служил. Ох, драчливый! И как же это нравится нашим красоткам... - Всем? Мельник понизил голос так, что ответ можно было угадать лишь по движению губ: - Всем. От птичницы до герцогини. Да-да, сударь, вы, по всему видно, дворянин... (Видно?! Хоть спроси, по чему это "по всему" видно...Горе - конспиратор...) - Так вот вы могли бы и к герцогам в гости - но - приревнует! Живым не опустит! Приревнует к чужой жене? И для всех это не просто нормально, а восхитительно? Любопытство Мордаунта распалилось до крайнего предела, когда один за другим смолкли детские голоса, растаяли звуки, их мощный водопад превратился в неспешный поток, ручеёк, и наконец, совсем иссяк. И вот, восторженный вздох вырвался из десятков грудей, пышненьких и вздыбленных - на кафедру поднялся ОН. САМ. Достопримечательность и гордость здешних мест, единственный и неповторимый аббат д*Эрбле. Он выглядел...подростком. Очень красивым подростком. И надо было приглядеться, чтобы увидеть под рясой тот прекрасно развитый плечевой пояс, который у фехтовальщиков вырабатывается годами. Но представить себе шпагу в этих маленьких пухлых ручках... Мордаунт перевёл взгляд на свои - гм-м-м... неужели не больше? Но у него-то пухлыми, наверное, никогда не были. Когда-а-а ещё ему говорили, что такие гибкие пальцы - это талант, который грешно зарывать в землю - так удобно ими обчищать чужие кошельки! А волосы...наверное, полдня завивал, донёс до церкви в сетке, и на пороге - снял! Волосок к волоску! Локоны! Чёрные! И ни одного седого! Стоп! Сколько лет должно быть убийце?! Уж конечно,за сорок? А этому...этому?! - Уважаемый...сколько ему лет? - шепнул Мордаунт, едва заметно кивнув в сторону кафедры. - А кто ж его спрашивал...Если присмотреться - чай, за тридцатник перевалил... Что почувствовал Мордаунт при этих словах? Досаду от бездарно потерянного вечера? Нет, скорее, тихую радость оттого, что это- не тот мерзавец, которого он искал. Теперь можно стать просто слушателем. Зрителем. Развлечься. ..... а как нам убедиться в реальности адских мук? Как поверить в то, что не зря нас пугают, словно неразумных детей? Да оглянемся вокруг себя - найдём ли мы такие муки, которыми люди не мучают друг друга! Своим слабым умом, своими слабыми силами люди творят такое, что нельзя пережить ни тем, на кого обращают они свой гнев, ни виновным, ни невинным! И сами! Сами мучители содрогаются в муках нередко при одном воспоминании! Но можем ли мы сказать, что ад для человека - его земная жизнь? Нет, тысячу раз нет! Ибо насколько разум Божий превышает разум человеческий, насколько силы ада превышают силы смертного, настолько и вечные муки должны превышать все временные муки нашей жизни! Особо чувствительные особы уже подносили платочки к глазам, не замечая, что бездонно - чёрные глаза аббата оставались не только сухими, но и холодными. Мёртвыми. Но вот оживились и они - сладко прищурились: Так как же нам с вами, дорогие мои, не мечтать о том, не стремиться туда, где покой и блаженство превышают всё, что мы можем вообразить своим слабым рассудком? Как не стремиться к блаженству, лишь слабое подобие которого мы можем вкусить на земле? Туда, где лев... Он запнулся, словно бы задохнувшись от волнения, и не совсем уместно ударил себя в грудь: - ...где лев мирно возляжет с Агнессой...простите...с агнцем... Последнее слово утонуло в хохоте - и громче всех хохотал какой - то дворянин на передней скамье. Аббат привычным жестом схватился за левый бок, но, не обнаружив там шпаги, погрозил дерзкому...распятием. Как нечистой силе. Проповедь была смята - красивый голос кокетливого аббата больше не заходился от ужаса и не захлёбывался от восторга. Просто тянулся медовой струйкой. И, наконец, иссяк, взяв последний аккорд: - Исповедоваться...кто готов...жду. И, обведя масляным взглядом зардевшихся красоток, широким жестом пригласил желающих в будочку. Исповедальню. Вот случай поговорить один на один! Если убийца и не он - может он знать...старшего родственника? Ну сколько может быть во Франции аббатов д*Эрбле, бывших военных? Вот первая девушка выпорхнула из таинственной будочки с зардевшимися щёчками, вот вторая - со смеющимися глазками... Ну что ж...пожалуй, стоит галантно пропустить их вперёд. Подождать. Войти в исповедальню последним.