When I'm Sixty-Four

      Конец мая в 57-м году выдался удивительно жарким для небольшого прибрежного городка Ливерпуля, впрочем, как и для всей Англии. В домах царила нестерпимая духота, и даже распахнутые настежь окна не могли заманить в здание самый слабый сквозняк. Обычно такая погода не вызывает большого желания заниматься любого рода деятельностью, однако в одном из небольших домов на Фортлин-Роуд послышался скрип уже несколько обветшалой лестницы, который, несомненно, означал совершение какой-то несвойственной для такой жары активности.       На ступенях, что были покрыты старым и местами поредевшим грязно-бежевым ковралином, вновь послышались приглушённые шаги, которые затихли где-то на середине пути. Жертвовать ценными сердцу вещами нелегко: именно они в трудные минуты напоминают о светлых моментах нашей жизни и помогают справляться с приходящими трудностями. Но эта семья имела необходимость жертвовать прошлым ради своего будущего. Особенно если дело касается распродажи. —Мия! — из кухни, где полным ходом шла готовка, которая сопровождалась запахом жаренного лука и маргарина, послышался женский голос. — Ты ещё не поднялась на чердак? —Нет, мам, — девушка, стоявшая на ступеньках, облокотилась обеими руками о перила, которые от того тоскливо пискнули. — А ты что-то хотела? —Будь добра, захвати старый радиоприёмник. Возможно он бы и пригодился кому-нибудь, но ты же знаешь — твой отец рассвирепеет, если узнает о том, что его вещь продали.  —Хорошо!       Мия прекрасно знала, где лежит этот старый, уже никому не нужный приёмник. Возможно, отец и вспоминает о нём, но только тогда, когда видит его в поле своего помутнённого алкоголем зрения. Вот он, как раз — старая небольшая металлическая коробочка, с местами потёртым потускневшим металлом. Мия бережно взяла его в руки. Этот приемник был очень дорог ее сердцу. Наверное, ни одна другая вещь, находившаяся в доме, не приносила девушке столь тёплых воспоминаний о детстве. Тогда, будучи ещё маленькой девочкой, она часто проводила своё свободное время вместе с этим аппаратом: устроившись вечером в своей комнате под большим одеялом она с упоением слушала радио. Больше всего ей нравились музыкальные вставки — они на целых пол часа прерывали программу скучных политических дебатов и радио-передач, в которых дикторы спрашивали какую-то ерунду у приглашённых гостей. Богатое воображение позволяло Мие оказываться по ту сторону радиоприемника — прямо в зале — и смотреть на настоящее выступление любимых исполнителей. Иногда, вооружаясь воображаемыми музыкальными инструментами, Эмили выступала будто рядом с ними на сцене, подражая движениям одного находчивого попрошайки из соседнего парка, который решил зарабатывать на пропитание своей немудрёной музыкой. Со временем Эмили стала подрастать, а приёмник — барахлить. Звучание стало совсем не тем, да и с поиском сигнала возникли проблемы. Но именно это небольшое устройство привило девушке любовь к музыке, которое впоследствии переросло в желание научиться играть на чем-либо по-настоящему. В этом ей, кстати, помогла добродушная старушка, жившая когда-то в доме напротив. Эмили часто за гроши выполняла мелкие поручения женщины, и та, желая отблагодарить девочку, приглашала ее к себе на чаепития. В одну из таких посиделок старушка заметила интерес Мии к своему старенькому фортепиано в гостиной, и потому, будучи уверенной в том, что она просто обязана хоть чем-то помочь маленькой бедняжке, предложила бесплатно проводить занятия музыкой. Наконец Эмили добралась до второго этажа и, толкнув маленькую дверцу носком темной туфли, оказалась в пыльном и немного душном от жары помещении. Чердак всегда воспринимался пятнадцатилетней девочкой как кладезь каких-то мировых ветхостей. Здесь хранилось всё: от старых журналов до проколотых колёс от велосипеда, которого, по правде говоря, Мия никогда не видела (наверное, его продали ещё до ее рождения). Но больше всего Эмили была интересна одна вещь, которую приходилось прятать за ящиками с инструментами и для пущей уверенности заправлять это все каким-то старым зелёным полотном. Бережно поставив радиоприёмник на одну из рассохшихся деревянных полок, девушка подошла к своему тайнику и осторожно отодвинула ткань в сторону. Гитара была на месте.       Об этом инструменте в доме семьи О’Нейл не было принято говорить. Кажется, у него было увлекательное прошлое и, к сожалению, безызвестное будущее. Мия нашла его на чердаке совершенно случайно, перебирая пару лет назад вещи для очередной распродажи. Гитара не выглядела новой, но казалась совершенно исправной и, конечно, сразу заинтересовала девочку. Тогда Эмили не решила терять время, вместе с инструментом ловко преодолела все препятствия в виде набитых разным хламом коробок, и через несколько мгновений очутилась внизу, застав мать за сборами на работу. Сегодня у неё была поздняя смена, не как обычно. Женщина, устало улыбнувшись, поцеловала дочь в щеку, не сразу приметив инструмент в ее руках.  — Мам, — Мия выставила гитару вперед, привлекая внимание матери, — гляди, что я нашла! Женщина повернулась и несколько секунд пристально всматривалась в инструмент. В ее взгляде не читалась ничего хорошего, и это тут же заставило Эмили насторожиться.  — Знаешь, — спокойно начала женщина, — думаю, что тебе лучше бы вернуть её на место и больше не трогать. Она отложила в сторону сумку и, глубоко вдохнув, серьезно посмотрела на Эмили. Девочка даже несколько растерялась от такой резкой перемены в настроении матери, но выстояла под этим пристальным взглядом. Все-таки, это просто старая никому не нужная гитара, которая, однако, смогла бы исполнить самую сокровенную мечту одной девочки с Фортлин-роуд. И эта девочка не собиралась просто так упускать свой шанс.  — Но ведь она там лежит совершенно без дела! Может, я её заберу к себе? Ты ведь знаешь, что я уже очень давно хочу научиться играть на гитаре.  — Это исключено. Милая, ты не понимаешь… Тебе вообще не стоило ее трогать. Мия бросила удручённый взгляд на инструмент. Она не могла так быстро расстаться со столь желанным предметом. Инструмент, о котором она мечтала с самого детства, прямо сейчас был в ее руках. Казалось бы, чего ждать — вот, прямо сейчас мама все-таки сменит гнев на милость, и Эмили тут же усядется в клетчатом старом кресле в гостиной, включит свой любимый радиоприемник, и начнет извлекать из этой захудалой гитарки пусть не самые приятные для ушей, но столь милые для сердца мелодии. Но мать по-прежнему со всей строгостью на лице, со скрытым сожалением в глазах продолжала смотреть на девочку.       — Эмили, унеси её обратно. Эта вещь не для тебя. Мия с детства прекрасно знала, что никаких вопросов у неё не должно возникать. Она должна всегда просто выполнять то, что ей скажут. Но… Но как, в конце концов, она могла просто так сдаться?  — Ну почему, мам?..– наконец-то решилась озвучить свой вопрос Мия, сжав гитару в руках чуть сильней. — Почему нет? Почему, раз мне нельзя её брать, она лежит на чердаке без дела? Почему мы тогда за столько лет не продали ее?  — Потому что это моя гитара, — послышался из прихожей мужской хриплый голос. Эмили показалось в этот момент, что у неё где-то между рёбер образовалась бездонная дыра. Отвратительное ощущение, больше гнетущее, чем пугающее, появлялось всегда, когда она слышала голос своего отца. Это не предвещало ничего хорошего. Никогда.  — Ник, — тут же вступилась женщина, беря сумку в руки, — мы с Эмили уже всё обсудили и, думаю, что она прямо сейчас вернёт гитару на место. Пожалуйста, дорогой, это совершенно незначительный вопрос, и мы уже сами его уладили. Знаешь, я приготовила бобы, ты ведь их так любишь… —Я сам решу, что для меня значительно, Маргарет! — грубо отрезал мужчина. Он указал пальцем на многострадальную гитару, когда Мия, вжав голову в плечи, обернулась. — Ты хотела её продать?  — Нет, это не так… — замотала головой девочка, но полностью оправдаться ей так и не дали.  — Нет, я всё слышал! Ты хотела её продать, маленькая дрянь? — каждое последующее слово звучало яростнее, чем предыдущее. Эмили тут же опустила голову, мысленно желая куда-нибудь провалиться, лишь бы не слышать нападок отца.  — Да ты хоть знаешь, что эта гитара значит для меня? Знаешь?! — голос отца сорвался на крик. — Да, конечно, не знаешь, сейчас у поколения другие ценности. Лишь бы растранжирить последние деньги родителей на какую-нибудь чушь! В голове Мии крутилось множество ответов на эти заявления. Но куда уж ей было спорить с человеком, у которого большой ценностью в жизни являлась бутылка самого дешёвого бренди?  — Если ты посмеешь продать её, то я тебе голову оторву, ты меня поняла?!  — Ник, — Эмили всегда знала, что мама не терпит грубости и любые проблемы старается решить мирным и дипломатичным путем. Когда-то давно и в их семье обходились без криков и ссор. Как жаль, что былые времена остались далеко в прошлом… Женщина строго окинула взглядом мужа и, поджав губы, отчеканила. — Перестань кричать на свою дочь.  — Папочка, я правда не собиралась продавать её, — Мия подняла голову и взглянула на отца, у которого от подступающей злости уже виднелись жилки на висках и шее. Совсем скоро он перестанет слушать маму, и дня, когда это произойдет, Эмили боялась этого больше всего. — Хотела только спросить, чья она. Я просто хотела немного поиграть на ней…  — Даже не думай, — последовал тут же закономерный ответ. — Если хочешь гитару, то заработай на неё собственные деньги. А эту — верни на чердак и даже не смей касаться её. Если я увижу, что на ней хоть одна струна порвана — я тебе руки оторву. Ты меня поняла?       Эмили прекрасно всё поняла в тот раз. Но с гитарой она не собиралась так просто расставаться. Чуть позже Мие все же удалось убедить мать втайне разрешить ей пользоваться гитарой. Хотя, «пользоваться» — слишком громко сказано: Эмили совершенно не умела играть на ней, и лишь тихо, на память, пыталась отыгрывать некоторые части песен, которые ей удалось запомнить. Главным условием, после которого они с Маргарет заключили тайный союз, являлось постоянное нахождение инструмента на чердаке — отец не должен был знать, что она не выпускает из рук его гитары. Поэтому девочке приходилось проводить время в запыленной плохо освещенной комнате. Конечно, Эмили прекрасно знала, что он не поднимается на чердак и не проверяет наличие гитары, но всё же она не могла ослушаться матери после её по-настоящему великодушного решения.       Закрыв гитару тканью и немного поморщившись от пыли, Мия спустилась вниз, покинув эту обитель старины.